Следует отметить, что авторы данной работы тоже прибегали к привлечению свидетельств экспертов, давали комментарии событиям, очевидцами и участниками которых, в силу обстоятельств и времени, оказались сами. Но при этом важно подчеркнуть следующее: надо понимать, что увлечение только одним, столь новомодным направлением чревато угрозой нарушения искомой объективности. Зачастую воспоминания людей, особенно касающиеся знаковых событий, имеют откровенно субъективную окраску, порой являясь окрашенными в самые полярные цвета. Поэтому, конечно, отдавая должное роли и значению суждений современников определенных событий, сбрасывать со счетов субъективный фактор мудрено. Казалось бы, мы зачастую наблюдаем одно и то же историческое явление или событие, а интерпретируем и оцениваем его порой диаметрально противоположным образом.

Следует напомнить: человек так устроен, что за малым исключением он следует за массой. Официальная история пишется властью. В независимой Молдове достаточно долго изучалась история румын. Авторы не комментируют, хорошо это или нет. Речь о другом – власть (кстати, она не всегда находится только в парламенте или в президентском дворце) хотела или допустила это явление. Значит, это было ей удобно и нужно. При этом далеко не все историки и политологи были и остаются согласными с подобной ситуацией, но так устроено общество. Оно помнит и знает то, что учило в школе, а споры историков и интеллигенции во все времена оставались и остаются уделом избранных, тех, кому не безразличен путь к истине, к объективизации фактов. Бывает, так удачно складываются звезды, что некоторым историкам удается достучаться до масс. Тогда происходит коррекция ряда событий прошлого, пересмотр ценностей и т. п. Признаться, не будучи идеалистами, авторы также рассчитывают пролить свет на отдельные события прошлого и проиллюстрировать давнюю историческую связь между Россией и Молдовой, которая в различных проявлениях резонирует сегодня не только посредством исторической памяти и богатого культурного наследия, но и современной культуры повседневности, того общего поля политических, социально-экономических и культурных траекторий, которые выстраивают между собой два государства.

В создании комплексного представления актуальных процессов современности сыграли роль мнения экспертов из разных сфер деятельности, интервью с которыми представлены в книге. Им и рецензентам хотелось бы высказать особые слова благодарности.

Данное исследование представляет собой этнополитические очерки современности. Оно находится на стыке наук: истории, политологии, этнологии. Потому, например, у классических историков вполне закономерно могут возникать вопросы к стилю подачи материала, к сноскам, когда вместо привычных архивных дел называются обращения к интернет-ресурсам или к экспертным интервью. Подобный подход объясняется еще и тем, что многие документы современности находятся в ограниченном доступе.

Отдельные слова признательности за высказанные замечания и поправки авторы адресуют коллегам отдела современной истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы Института славяноведения РАН, где обсуждалась рукопись, в ходе подготовки ее к печати.

Авторы рассчитывают на то, что книга послужит стимулом для дискуссии, способствующей расширению представлений о процессах взаимодействия между двумя странами – Россией и Молдовой.

В этом контексте хотелось бы рассмотреть два проекта в ходе формирования политики на землях Дунайских княжеств в XIX–XX вв.

Предбалканье в XIX в., при теряющей силу Османской империи, выступило местом перетягивания канатов ведущих европейских держав – Англии и Франции, с одной стороны, и России – с другой. Квинтэссенция этого противостояния – Крымская кампания России и образование Румынского государства в 1859 г., создание которого изначально ориентировало его элиту на Францию и Германию и игру против России, которая, кстати, тоже участвовала в создании этого проекта. Румыния призвана была выступить в качестве «подушки безопасности» европейских государств в их действиях против России при воплощении ее балканских амбиций. Свою игру вела и Австрия.

В ходе формирования румынской государственности 1859–1881 гг[1]. закладываются идеи румынского национализма на основе панлатинизма (с его претензией на европейскость, причем с поиском давних корней), противостоящего панславизму.

По мнению Флорина Поенару, Румыния и румынская идея изначально были проевропейскими и антироссийскими, что предопределило три основных стержня румынской идеи:

«1) Румынское национальное государство сформировалось в интересах и на пользу бояр (не путать с боярами средневековой Руси), владеющих землей, власть которых в той или иной форме продлилась до конца Первой мировой войны. Эта власть углубила сельский характер государства, затормозив индустриальное развитие, и привела к гегемонии консервативной культуры с местными, сельскими, реакционными корнями.

2) Появление государства основывалось на идее принадлежности к латинскому миру, а значит, гражданство основывалось на крови, языке и территории – принадлежности к народу. Как следствие, в новом национальном государстве не оказалось места для тех, кто выделялся из этой массы – для евреев и освобожденных цыган. Их, как и многих других, как, в частности, татар в Добрудже, исключили из рядов граждан, а следовательно, и из экономической, социальной и политической жизни нового государства.

3) При таком разделении на классы и таком понимании гражданства было неизбежно усугубление националистических настроений. Национализм стал основой нового государства, а также способом продвижения интересов элиты, выдававшей их за интересы страны. Он не только исключил другие народности из жизни государства, но и возвел антирусские и антиславянские настроения в ранг официальной политики»[2].

Явление унионизма двух Дунайских княжеств – Молдавии и Валахии – возникает еще в период Средневековья и проявляется с разной степенью успешности вплоть до оформления современного румынского государства во второй половине XIX в., когда данная идея становится идеалом национальной внешней политики страны.

Добавим, что Румыния в ходе оформления своей государственности еще в XIX в. выдвинула в качестве генеральной линии задачу собирания так называемых румынских земель. Официальная румынская историография, например, не признает самостоятельного молдавского этноса, считая молдаван частью румынского народа. Такое же отношение у румын к аромунам, истрорумынам. Подобных примеров, кстати, в современной этнополитике немало: турки считают азербайджанцев турками, официальная историография Болгарии рассматривает гагаузов как отуреченных болгар и т. д.

Думается, окончательно румынская идея не сработала в Бессарабии потому, что Румыния, оформившись во второй половине XIX в. в самостоятельное государство, была одновременно вовлеченной в строительство собственной буржуазной нации. Что касается Бессарабии, то она, оказавшись еще с начала XIX столетия в составе Российской империи, претерпела буржуазные реформы в иных условиях. Именно этим следует объяснять определенные «видовые» особенности двух родственных народов.

Родовая травма появления на свет двух буржуазных наций – румынской и молдавской (в составе Российской империи) – прошла по реке Прут, разделяющей единые до XIX в. земли Молдавского княжества. Запрутские молдаване вошли в состав румынской нации, бессарабские оказались вовлеченными в отдельный молдавский проект, в немалой степени обособлявшийся от румынского политикой российских, а позже советских властей.