— Ну и где твои друзья?

Дарклинг складывает руки на стойке. Проще смотреть на его пальцы, на костяшки, но Алина продолжает смотреть в глаза, пока в ушах заложено и шумит.

— В безопасности, — отвечает, не раздумывая. Губы облизывает и тянет в улыбку, почти беспечную: — Я так хочу тебя убить.

Угроза простая и лёгкая, щекочущая язык, но пропитанная всё тем же отчаянием — не высказанным желанием.

Алина не хочет быть одна, не хочет этой пустоты внутри, что у неё с рождения ощущение одной только раздробленности. Даже если бы у неё была семья, она бы всё равно была сиротой — отделённой завесой своего дара.

«И ты мне не нужен, будь ты проклят, убирайся, исчезай, потому что ты мне необходим, как чёртов воздух, как яд, как наркотик. Хочу убить тебя, поцеловать тебя, выдрать твои глаза, забрать себе каждый вдох за то, что ты лишил меня покоя мыслью. Мыслью о том, что у меня может быть дом.

Ты мне нуженнуженнужен. Сгинь и пропади»

У Алины — пустота в груди и графе «семья», кардиган с ползущими толстыми нитками, паршивый кофе из автомата и осколки чувств, своей искренностью ранящие ещё сильнее.

Её семьёй должен быть Мал. Давид, Женя, даже раздражающая, но такая смелая Зоя, Толя, Тамара, пропавший среди сотен городских горгулий Николай — десяток имён, что должны были стать для неё всем.

У Алины за спиной приют да гнетущее одиночество — разрастающаяся пропасть. Она себя не чудом считает, как скандируют паломники, верующие в благодать, а монстром, что страшнее Каньона.

Страшнее, чем тот, что напротив неё сидит и мысль за мыслью её читает, древний, как все эти возведённые, отреставрированные стены. Древнее, чем проложенная земля, утрамбованная для идеально ровных трасс.

Алина думает, что её родителям, наверное, повезло, не растить её.

Дарклинг не двигается, не сыплет речами о великом будущем. Он выжидает, потому что

Алина

сама

позвала его.

Она утыкается взглядом в свой стакан, в черноту, в которой отражаются её глаза.

— Я не помню лиц своих родителей. Я их не знаю.

— Понимаю.

— Да неужели? — Алина взвивается, смотрит исподлобья. — У тебя есть мать.

Дарклинг тонко и остро усмехается — выражение раскраивает его черты, но не уродует, лишь подчёркивает вылепленное природой, будто в насмешку.

— В самом деле? — он возвращает шпильку ленно, едва откидываясь на спинку стула.

Алина знает, что на них пялятся, и понижает голос. Прячет собственный взгляд за веками, осознавая вложенный смысл в вопрос.

Он такой же.

Багра отвернулась от него, отвернулся и мир.

Он такой же.

— Я бы хотела закончить всё здесь, — говорит Алина. — Но не могу. Твои тени повяжут меня раньше. Или в меня выстрелят с какой-нибудь соседней высотки? Или, дай угадаю, одна из каменных горгулий, что старше меня, оживёт и отгрызёт мне голову?

Она говорит и говорит, внутренне осознавая, что сделала шаг ещё в телефонной будке, но теперь боится посмотреть за спину.

— Я не собираюсь убивать тебя, Алина.

В произношении её имени — далёкие вечера в королевской резиденции под его покровительством, лживое чувство приобретённого дома. Алина хочет, чтобы оно было настоящим.

Алина знает, что это возможно только рядом с Дарклингом.

— Я собирался забрать всё то, что тебе дорого, — добавляет он буднично, словно решив пойти и взять себе кофе.

— Моих друзей.

— Да.

— Больше у меня ничего нет, — Алина цепляет пальцами нитки от кардигана. Она могла бы попытаться использовать разрез. Один взмах рукой.

Но костью в горле встаёт не вероятный проигрыш, а осознание собственного нежелания.

По телу проходится электрический разряд, от запястья до макушки, когда Дарклинг берёт её за руку и прижимается губами к пальцам.

Сердце падает куда-то в желудок.

— У тебя есть я.

— Предлагаешь мне себя? — с губ Алины рвётся нервный смешок.

— Всё, что есть.

И весь мир, и всё, что захочешь, если тебя саму этот голод не поглотит, не оставив и косточек.

Алина ощущает тепло его дыхание на самых кончиках.

— У меня есть выбор?

Вдалеке остаётся ветхое здание, старая библиотека и те, кто могли бы стать приютом её одиночеству. Алина могла бы найти своё пристанище, чтобы после всё равно оказаться в точке невозврата.

«Подобное притягивает подобное»

Слишком похожие, острые осколки. Отвергнутые. Сироты в любом из миров.

Дарклинг опускает веки, усмехаясь. Чуть крепче сжимает её пальцы.

— Разумеется, нет.