— Только развлечься. Что-нибудь из разряда горячего секса на столе, когда я заезжаю к нему домой за какими-то документами, а он оказывается там. И на следующий день мы ведём себя как обычно. Да и кто бы от такого отказался? — отвечает Женя, вытягивая её из опасной зыбкой почвы подобных размышлений своей откровенностью. Алина старается не думать ни о каком столе — лишь о том, что Женя бывает у него дома. У Жени есть ключи от его квартиры.

Подумав, она добавляет:

— Но в отношениях я такой багаж не вытяну, упаси святые. Да никто не вытянет, если честно. Не родилась ещё та, которая сможет потягаться с его благоверной Равкой. Или по закону жанра она ему встретится, а затем выйдет замуж за какого-нибудь скучного растяпу, который будет приносить домой зарплату, пить с друзьями по выходным и иногда выходить с ней и детьми в парк. Никаких штормов, истерик и давления. Ведь умные девочки остаются с хорошими мальчиками, не так ли?

Алина закатывает глаза под её фырканье. То ли соглашаясь, то ли оспаривая — в любом случае Женя остаётся довольна.

Но при ещё беглом взгляде на смартфон она вдруг как-то сникает. Щёлкает кнопкой блокировки и поворачивает экраном вниз.

— Лучше бы кто-то другой глаза раскрыл, — ворчливо замечает Женя, в меру обиженно и в меру зло. И виновато смотрит на Алину: — Но тебе и без меня тут хватает пьяных страстей, верно? И так всю голову тебе заморочила, как эти пьянчуги в костюмах.

— Зачастую они ищут у меня утешения.

Женя качает головой:

— Оно нам всем не помешает.

Уходя, она оставляет чаевые и благодарит за кофе.

***

Это почти похоже на нормальную жизнь. Приправленную долей одержимости, ненависти и необходимости видеть объект всех этих огромных, растущих в ней чувств каждый день.

Алина ощущает, как её начинает ломать, если Александр не появляется в поле зрения слишком долго. Если не выходит проследить за ним от офиса до парковки в другом квартале, где он оставляет свою машину. Ей кажутся странными эти прогулки, полные сигаретного дыма, развевающегося за ним шлейфом, словно серый плащ. Люди неосознанно расходятся перед ним, обходят.

Пару раз он останавливается и оглядывается, как если бы взгляд Алины упорно прижигал ему затылок. Она оказывается достаточно предусмотрительной, чтобы ходить по другой стороне улицы и не светить лицом, зарывшись носом в нелепо огромный шарф.

Карман пальто оттягивает тяжестью каждый такой вечер, а пальцы то и дело лезут в него, проверяют: на месте ли годы заключения в одном простом предмете. Отлитом металлом, заряженным свинцом. Нелегально купленный в не самом благополучном районе Ос-Альты пистолет ощущается преступлением; постыдной и необходимой тайной.

У Алины разрешения нет.

А стрелять она и подавно не умеет, но хватило роликов в интернете, чтобы более или менее разобраться. Пару выходных она проводит в тире, каким-то чудом выиграв плюшевого зайца, которого выкидывает в первую попавшуюся мусорку. Этого вполне достаточно, чтобы выхватить оружие в один из таких вечеров и выстрелить.

Но этого для самой Алины мало.

«Смотри на меня»

Проклятые, проклятые слова.

***

Всё меняется в один день, когда по новостям крутят лишь один сюжет, каждый час обрастающий всё новыми подробностями. На каждом федеральном канале одни только репортажи о смерти Багры Морозовой.

О матери Александра известно совсем мало, но внезапная гибель взрывается информационным конфетти: и все эти предположения то достоверны, то бредовы, а порой отвратительны.

— Поговаривают, что это самоубийство, — делится Женя тихо-тихо, забирая кофе. И то и дело встревоженно оглядывается в сторону стола у окна. Александр курит прямо в помещении, не отвлекаясь от своих многочисленных бумаг. Его телефон вибрирует неустанно до тех пор, пока он его не отключает. Иван сидит напротив, натянутый, как струна, словно в ожидании взрыва. И последний был бы вполне закономерен, ведь снаружи сторожат папарацци, словно стервятники на ветках. Внутрь зайти никто из них не решается. На их же благо.

— Я думала, ты была на вскрытии, — Алина хмурится, то и дело царапаясь взглядом о набедренную кобуру Ивана. И заставляет себя не смотреть. Носит ли оружие сам Александр? Его крайне трудно представить с пистолетом. Какой-нибудь нож подошёл бы ему больше.

Чтоб тебя.

Женя качает головой. Сокрушённо, непонимающе.

— Он никого не пустил.

И за этот день больше не говорит ни слова. Телевизор в баре тоже не включают. Впрочем, всеобщей истерии хватает и в социальных сетях, чтобы к концу дня в глазах рябило, а в горле плескалась тошнота.

Убил ли он её? Или это сделал кто-то другой? Или она действительно покончила с собой, но каков был мотив?

Голова разбухает от вопросов, от галдежа и вспышек фотокамер снаружи каждый раз, когда кто-то покидает бар.

Тошно.

***

Вечером Алина идёт привычным маршрутом, считая чужие шаги в такт собственным. Александр каким-то образом отрывается от назойливых журналистов, маячащих у здания правительства. Они теряют его, как только Александр скрывается в одной из подворотен. Темнота поглощает его, чтобы выплюнуть на оживлённый проспект через три дома. Алина умудряется его нагнать. У неё, в общем-то, неплохо всё получается.

Мысль почему-то зло веселит.

Счёт сбивается, когда Александр резко сворачивает в сторону парка: пустого, накрытого колпаком вечерних сумерек. Среди тропинок и леса насаженных деревьев город кажется далёким: различимо лишь эхо воя сирен, чужих клаксонов, визжащих шин. Где-то там остаются яркие вывески, налепленные всюду билборды, объявления о распродажах, повторяемые порочным кругом записи под заунывную музыку торговых центров.

Всё остаётся там, снаружи.

У Алины нелепо грохочет сердце осознанием: как было бы легко сделать всё в этом парке!

Один выстрел.

И, наконец, исчезнет камень в груди, рассыпется крошкой. Возможно, этой ночью она бы возвращалась в свой пустой дом такой же полой и, наконец, свободной.

Алина выбирает соседнюю аллею, стараясь не потерять из виду фигуру в чёрном и всё же в какой-то момент упускает. Внутри зарождается паника, давит грудной жабой. Почему-то кажется, что Александр вот-вот окажется у неё за спиной — и пиши-пропало. Пальцы крепче сжимают рукоять пистолета в кармане.

Аллеи петляют, сливаются в одну и выводят её к озеру, когда Алина верит, что окончательно его упустила.

Но удача, смешно, благоволит ей. Маленькой мстительнице, маленькой преследовательнице.

Почему-то внутренний голос не похож на её собственный. Он звучит иначе и слишком схоже с другим. Властным, полным ясности и силы; тех интонаций, которые она успела выучить за эти месяцы.

К чёрту.

Алина облегчённо выдыхает: Александр стоит на опоясывающим небольшой пруд мостике, устроив руки на деревянных перилах. Она задерживает дыхание и боится пошевелится. Стоит ему повернуть голову, как он заметит её, замершую среди деревьев. Лишний шаг наверняка выдаст какой-нибудь хрустнувшей веткой.

Издалека различим лишь огонёк сигареты, а свет горящего фонаря делает его силуэт чернее чёрного, но легко догадаться, что Александр смотрит на стылую воду. Воображение рисует Алине аспидные глаза и сжатые губы, попеременно размыкающиеся, чтобы обхватить ими фильтр.

Думает ли он о матери? Что она сказала ему в последний раз? Раздирает ли боль потери его изнутри?

Или, глядя на чёрную воду, он просчитывает очередное убийство, которое обеспечит ему быструю победу на выборах? Шантаж, запугивание или что там есть в арсенале у главы преступного синдиката?

Дарклинг. Это имя произносят шёпотом или не произносят вовсе.

Алина сдирает корки с нижней губы зубами, вперившись взглядом в неподвижную фигуру.

Сердце постепенно успокаивается, отсчитывая удары мерно, ровно. И сбивается, когда Александр вдруг опускает голову на сложенные руки. Устало роняет. Легко представить, как пальцы, укрытые перчатками, впиваются в локоть, пока в другой руке по-прежнему тлеет сигарета.