«…так пускай наступает холодным рассветом на нас новый день»

Александр не был тем, кто стал бы заплетать ей косы. Путаясь пальцами, но добиваясь идеальности, ведь он не признавал полумер ни в совершаемых действиях, ни в чувствах; не стал бы лежать с ней во влажной траве, смотря на небо — бесконечно-голубое, захватывающее и выбивающее дух одним ударом. Совсем как выцветающая сталью чернота в его глазах.

Александр не стал бы переплетать с ней пальцы и прижиматься губами к выпирающим костяшкам.

Александр едва ли отозвался бы на ласковое, слишком личное «Саша», выдохнутое в шею со спины, как если бы Алина пролезла руками ему под одежду, под кожу — в саму суть её проклятой вечности.

Только бы замер, словно Алина поцеловала его шрамы, как припадают губами к святыням.

Он не стал бы. Не стал.

Но превратился в её главный грех, в страшнейную тайну — искомым в темноте силуэтом, жаждой и помешательством.

Алина улыбается детям, улыбается Малу, ощущая, как остатки света в ней меркнут осознанием потери чего-то важного, оторванного от сердца.

Александр не стал бы утирать её слёзы и не улыбался мягко первым появляющимся морщинкам.

Алина повторяет себе из раза в раз, безуспешно ища знакомый мрак в родных глазах и неосознанно выглядывая в каждом прохожем выученные черты.

Александр не стал бы её счастьем.

Она никогда не сможет признать иного,

ведь тогда пустота за рёбрами

иссушит

и выжрет,

оставит пустую оболочку, лишённую света; отвергнутую тьмой.

Изгнанную обеими мирами, лишённую части себя.

Александр не стал бы её спасением.

Только Алина не хотела спасаться.

========== ii. сон. ==========

Комментарий к ii. сон.

пост-канон.

канонная смерть Дарклинга.

Алина губу кусает, смотря, как тени ускользают из её комнаты, ползут рывками от окон, ближе к шкафу и кровати, прячась, не позволяя себя выжечь. Отступая перед силой рассвета: новый день сгоняет ночь за грань, лишает сил.

Алине бы поймать солнечный луч да поддаться этой меланхолии и тоске по теплу, которое разгоралось в собственных ладонях.

Но она скользит глазами по теням, находит в углах. Ей хочется думать, что они там прячутся, клубятся и зовут к себе.

Ей хочется думать, что каждый сон — это предзнаменование чего-то ужасающего; чего-то прекрасного.

В рассветной тишине, полной таинственной магии, неподвластной ни одному гришу, Алина смыкает дрожащие веки, под которыми печёт невысказанной скорбью; стекает из углов глаз разъедающей солью.

— Пожалуйста, — шепчет она, едва разлепляя подрагивающие губы. — Пожалуйста, приснись мне ещё раз.

========== iii. тревога. ==========

Комментарий к iii. тревога.

внимание: флафф.

Такое время она внутренне зовёт тёмным.

Небо в подобное утро немилосердно-серо набрякшими тучами, и свет кажется тусклым, безжизненным. И внутреннее солнце той, чьё предназначение сиять среди людей, скрывается в клетке межреберья.

По дворцу начинают разгуливать шепотки, словно клубы пыли в забытых углах, о дурном настроении королевы. Не догадываясь, что причина вовсе не в том, что перины были не мягкими, а чай поутру — недостаточно сладок. Многим хотелось бы думать, что за годы правления она стала вздорной, избалованной девчонкой.

Она кисло улыбается своему отражению до того, как в покоях покажутся служанки мелкими стайками, щебечущие и машущие крыльями своих платьев.

Алина знает, что привкус дня будет затхлым, почти гнилым.

Когда Дарклинг закрывается от неё, всё становится таким: серым. Отвратительным. Раздражающим.

Это случается редко. Реже, чем скандалы и бурные примирения. Реже, чем начинаемые ими войны.

Дарклинг замыкается, словно захлопывает перед её носом врата в их связи — крепкой и нерушимой. Но Алина наталкивается на ледяную стену отчуждения. Скорее задумчивого, нежели презрительного. В такие моменты его взгляд дробит ей кости неясной тревогой.

Бессмысленно пытаться что-то спросить, и она невольно ощетинивается раздражением на всех вокруг.

Не стоило бы попадать под горячую руку короля.

Упаси святые попасть в немилость настроения королевы.

Дарклинг отсутствует подолгу и не приходит ночевать, с каждым часом пуская трещины по наледи её спокойствия.

Алина ищет свою вину: повод для обиды или злости, нечаянный промах. Изматывает себя догадками, начиная злиться в ответ, додумывать тысячу недомолвок, искать ту, что могла бы пробежать между ними кошкой — мысля, как истинная женщина.

До тех пор, пока однажды он не возвращается к ней глубоко ночью, когда Алина не может сомкнуть глаз и согреться под двумя тяжёлыми одеялами.

Горячие руки обнимают её со спины, а выдох обжигает шею и затылок. Алине бы изъязвиться, разлиться едкостью своей нервозности, но она замирает, словно зверёк, заслышавший треск веток.

— Оттаял? — спрашивает она одними губами, пока Дарклинг, заклинатель теней и её сердца, вдыхает глубоко её запах. Каждый раз этот жест разоружает её. — Чем же я тебя так прогневала?

Алина поворачивается в его руках, укладывает на спину, чтобы опереться руками о нагую грудь. Поджать пальцы, впиваясь ногтями.

Ухватившись за нити их связи, натянутыми меж сердцами, она чувствует его моральную усталость. Моргает оторопело.

Ждала другого.

— Ты не гневала.

— Тогда в чём дело?

— Мне сложно даются такие простые чувства, как страх, — отвечает Дарклинг в ночной тиши, замкнувшейся в шести стенах их комнат.

Алина задерживает дыхание.

— Мне проще отдалиться в такое мгновение, — он опускает веки. Невыносимо трогательно и красиво настолько, что Алина чувствует: земля и небо меняются местами. — Нежели смотреть на тебя и думать о том, что тебя могло не быть.

«Со мной»

Его пальцы касаются щеки, оглаживают кончиками. Ласка незамысловатая и простая, лишённая подтекста. Алина жмётся к его руке, как кошка, трётся о ладонь и целует основание.

Они никогда не говорят друг другу трёх простых слов.

Дарклинг признаётся ей в изломанности своих сложных чувств через призму других — слов и поступков.

И Алина отвечает.

— Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что твоё сердце мертво, — рука находит оставленный ею же шрам, накрывает рубец. — Но оно здесь.

Алина склоняется и целует его. Коротко, но миг замирает между ними мириадой вечностей.

— И я всегда буду здесь.

========== iv. истерика. ==========

Комментарий к iv. истерика.

пост: https://vk.com/wall-137467035_2285

пост-канон КШ, тотальное ау, не перевариваю я всемогущую Зою, хоть убейте.

оос, доля флаффа и предчувствие звездеца.

Николай ждёт истерики.

Ему бы хотелось взять Алину за руки, тонкие пальцы сжать в своих, но всякое движение почему-то становится тяжёлым, придавливающим к расписанной цветами плитке. Керамзин кажется каким-то сказочным осколком, где нет места войне, предательствам и крови. Последней на этой земле пролилось достаточно, и теперь Николаю с его страшными словами, что с губ рвутся, не место.

Алина заслужила спокойную жизнь.

А он собирается её отнять.

Николай замечает, как она нервно поправляет волосы, заправляя за ухо. Минуло так мало лет, а он не может вспомнить, какого они была цвета до того, как окрасились в рыжую ржавчину, пряча под этим налётом истинное благородство драгоценного металла.

— Что-то стряслось? — Алина едва хмурится. — На совместные обеды вы не так являетесь.

Точнее, вообще не являются. Укол ли это в сторону самого Николая? Он не знает. Едва ли, конечно.

— Да, — вместо Николая отвечает Зоя, похожая на штормовую бурю, что раскатывается в её синих глазах, под алебастровой, такой идеальной кожей. Она так прекрасна и так устрашающа в гневе, но даже этого оказалось мало. — И лучше бы всем отсюда выйти.

Она кивает на кучки детей и нервных преподавателей, что собрались вокруг. Не далеко и не рядом, но точно улавливая каждое их слово. Шепчутся, как птичьи стайки, переминаются с ноги на ногу. Не каждый день сам король Равки приезжает в детский приют. Николай щедр на улыбки и красивые жесты, но напряжение внутри такое, что, кажется, он весь трещинами пойдёт в следующую секунду.