Марина Мирославовна шла впереди и разговаривала с кем-то. Я тоже мог идти рядом с ней, принять участие в разговоре, задать какой-нибудь вопрос, но решил сохранять дистанцию. Я ни на секунду не упускал ее из виду, ловил каждое ее движение, я был рядом, я чувствовал ее, охранял ее. Взглядом я впивался в каждую снежинку, которая касалась ее волос, таяла и превращалась в маленькую блестящую капельку. Для меня это приглашение в Дом Братства было все равно, что приглашение к Марине Мирославовне домой. Я шел за ней и думал, как замечательно вот так идти, идти в неведомое, следовать за умной, красивой женщиной, быть в ее власти, верить ей. Мимо с озабоченным выражением на лицах пробегали люди и не замечали ничего необычного. Для них все было, как всегда. В конце рабочей недели они возвращались с работы, желали скорее добраться до своего дома, укрыться в нем от снега, холода и по-пятничному щедро поужинать. Для меня же теперь не существовало ни холода, ни голода. Я жадно вдыхал морозный воздух.

Мы спустились в метро. Народ отряхивал с себя снег. Возле кассы образовалась очередь. Марина Мирославовна, стоя у турникета, что-то искала в портфеле. К счастью, в кои-то веки у меня оказалось целых два жетона, и я тут же протянул ей один. Она нашла, что это весьма кстати, поблагодарила и поспешила бросить его в автомат. На эскалаторе я спустился на пару ступенек и оказался прямо перед ней. Ее собеседники остались позади. Мы с ней были одни. Ее пальто было расстегнуто. Я стоял к ней лицом и еле дышал.

– Когда приедем, ты мне напомнишь про жетон, ладно? А то я могу замотаться и забыть.

– Что вы, не нужно, – только и сказал я, а сам подумал, что отдал бы ей все существующие жетоны, только чтобы вот так стоять с ней рядом.

– Спасибо, что выручил!

– Рад быть вам полезным!

– А тебя кто к нам привел? Не помню всех имен и фамилий… Такая красивая русая девушка, Аня, кажется?..

– Аня, да! Мы вместе учимся в университете!

– Хорошая девушка. А сейчас прошу прощения, – и Марина Мирославовна поспешила к группе людей, которые уже стояли внизу у платформы. Ожидая остальных, мы пропустили два поезда и сели в третий. Я зашел в один с Мариной Мирославовной вагон, в соседние двери, и стал так, чтобы видеть ее. Марина Мирославовна села, а группа слушателей обступила ее со всех сторон, скрыв от моих глаз.

Марина Мирославовна открыла калитку и, пропуская всех вперед, просила проходить в дом, где нас должны были встречать. Я впервые ступил на порог Братства. Все это время не переставал идти снег, на кустах и деревьях образовались снежные шапки. От этого дом со светящимися в нем окнами, посреди заснеженного сада, казался теплым и уютным. Дорожка к дому была тщательно расчищена. Нас действительно встречали. В прихожей, приветливо улыбаясь, стояли две девушки. По обе стороны, вдоль стен, имелось множество вешалок, и все они были заняты. Это означало, что наша группа не первая и далеко не единственная, в доме было полно народу. Чтобы потом легче было отыскать, я повесил свою куртку на чье-то пальто с самого края, у двери. Тех, кто уже разделся, девушки приглашали пройти в зал – в просторную, хорошо освещенную комнату. Когда я вошел, в ней уже осваивались несколько человек из нашей группы, они ходили и осматривали все вокруг. Осмотрелся и я. Сразу же у входа, в углу, находилось черное пианино. На нем лежали аккуратно сложенные в стопку журналы и компакт-диски, на краю стоял небольшой магнитофон, подсвечники и ваза для цветов. В торце комнаты, между пианино и окном, красовалась нарядная елка. За елкой возвышались две белые колонны в древнегреческом стиле с завитками-волютами. Между ними я заметил небольшое углубление в стене, в котором разместилась скульптура, похоже, из гипса, имитирующая антик. Народ все прибывал. Люди начали расставлять стулья и рассаживаться. Из коридора донесся голос нашего преподавателя, и я поспешил к двери. Марина Мирославовна как раз поднималась по деревянной винтовой лестнице, которая вела на второй этаж. Меня она не заметила. Перед входом в зал на стене висело расписание, которое я принялся изучать. Все графы в нем по дням недели, включая выходные, были заполнены. Дальше по коридору, за залом, были и другие помещения, но я решил вернуться в гардеробную. Там, когда раздевался, я заметил длинный стеллаж с книгами вдоль всей стены. Возле него, напротив входной двери, стояло кресло и стол, на столе был компьютер, телефон-факс и журнал для записей. Я стал рассматривать названия книг. На свое место вернулся дежурный и сказал, что все эти книги продаются и любую из них при желании можно приобрести. Я поблагодарил за информацию и продолжил осмотр. За мини-приемной я обнаружил что-то вроде комнаты отдыха. Выбирая книгу для покупки, можно было присесть за журнальный столик и просматривать литературу сколько душе угодно. Экзотические растения в огромных горшках, расставленных по углам, являлись частью интерьера. Я вернулся к книгам и пробежал глазами по корешкам. Почти каждая книга привлекала внимание. Чего там только не было! И «Магия и тайна Тибета», и «Книга мертвых», и Марк Аврелий, и Далай-Лама, и «Буддизм. История и современность», и «Сто Великих людей мира»… Я рассматривал бы книги и дальше, но всех снова приглашали в зал. У них он назывался лекционным залом. В мое отсутствие здесь появился стол, уже были расставлены чайные приборы и красовались всевозможные пирожные, кексы, булочки и кренделя. Я искал глазами Марину Мирославовну. Ее нигде не было. Возле пианино я заметил девушку, чем-то напоминавшую Марину Мирославовну. Я еще не определил, чем именно она ее напоминала, может, стилем одежды, прической, жестами или сдержанностью в поведении, но было ясно, что она в Доме частый гость. Девушка зажгла свечи и ароматическую палочку, включила приятную музыку, а на елке замигали разноцветные огоньки. Как только она потушила свет, два помощника Марины Мирославовны, которых я постоянно видел на нашем вводном курсе, внесли в зал подносы с наполненными красным и белым вином бокалами. Вслед за ними вошла сама Марина Мирославовна и попросила минутку внимания. В зале воцарилась тишина. За это время она успела переодеться. Как только я увидел ее в темно-синем платье в свете свечей и елочных гирлянд с бокалом вина в руках, я сошел с ума от ее красоты. Она была восхитительна. Я набрал в легкие воздух, замер и не решался выдохнуть.

Как только народ разобрал вино, Марина Мирославовна начала свою речь.

– Дорогие друзья, я очень рада приветствовать всех вас здесь, в Доме. Эта встреча планировалась в любом случае, просто чуть позже, и даже хорошо, что она состоялась в такое замечательное, предпраздничное время!

После гула одобрения, который пронесся по залу, Марина Мирославовна продолжила:

– Все вы прослушали ознакомительный курс лекций. Это самое начало, и кому интересно, тот может идти дальше и продолжить обучение в нашей школе. Вы, наверное, уже успели заметить, что в стенах этого здания помимо лекций проводятся и культурные мероприятия. Не буду сейчас вдаваться в подробности, ведь мы собрались, чтобы отпраздновать окончание курса и наступающий Новый год. Так давайте это и сделаем. Наверное, у вас имеются вопросы, вы все их сможете мне задать, но чуть позже. А сейчас давайте выпьем за новую точку отсчета в нашем развитии. Новый год – это праздник, когда можно подвести итоги и наметить новые горизонты с новыми целями и новыми мечтами. С наступающим Новым годом, дамы и господа!

Раздался звон бокалов. Все помощники Марины Мирославовны оказались тут как тут возле нее и пили вино, глядя на своего учителя. Я тоже пил, глядя на Марину Мирославовну, пил не отрываясь, до дна.

После Нового года и рождественских праздников помимо лекций в своей группе в Доме я повторно посещал курс Марины Мирославовны. Аня отказалась слушать одно и то же в третий раз. Для меня это был второй раз, и я ходил без нее. Лекции в Доме со своей группой я слушал только потому, что это предусматривалось правилами Братства, к тому же я получал возможность находиться там, где бывала Марина Мирославовна в свободные от лекций на вводном курсе дни. А это являлось для меня самым важным. Лекции в Доме меня разочаровали. По сравнению с Мариной Мирославовной молодой лектор выглядела профаном. Ею оказалась та самая девушка, которая зажигала свечи в предновогодний вечер. Мы с ней были приблизительно одного возраста. Звали ее Юлией. Мне все-таки не показалось, она действительно походила на Марину Мирославовну. Она так же одевалась, так же двигалась, ее интонация и жесты были точной копией! Из чего я мог сделать только один вывод – Юлия много и тесно с ней общается. Я испытывал к ней симпатию уже только поэтому. Но в остальном… Она очень старалась и тщательно готовилась к каждому занятию, это было видно. Материал излагала вроде бы складно и последовательно. Но я все равно оставался глух к ее словам. Это было совсем не то. В Юле было желание и усердие, но до Марины Мирославовны она еще не доросла. На каждой своей лекции эта женщина демонстрировала страсть и интеллект. Когда она говорила, ее глаза горели, она точно знала, о чем говорит. Ее речи были пронизаны уверенностью и энергией. Я не пропустил ни одной ее лекции раньше и не пропускал сейчас. Я снова вел конспект. Темы были все те же, но каждый раз я открывал для себя что-то новое. Особенно внимательно я следил за любыми отступлениями от темы и обращал внимание на ее слова «мне нравится» и «я люблю». И как только Марина Мирославовна называла произведения и авторов, которые нравятся лично ей, на следующий же день я несся в книжный магазин. Безусловно, я мог бы воспользоваться и библиотекой, но не хотел. Я не раздумывая покупал все книги, о которых упоминала Марина Мирославовна. Из всего приобретенного некоторых авторов приходилось откладывать на потом, так как они были слишком сложны для меня. В основном это были философы. Но я периодически держал эти книги в руках, листал, и, возвращая их обратно на полку, испытывал воодушевление, а также надежду вернуться к ним в ближайшее время. Мне хотелось прочесть все, что прочла она. Из художественной литературы моим бесспорным фаворитом стал Герман Гессе. Теперь на вопрос о любимом писателе, не мешкая ни секунды, я называл его имя. «Игру в бисер» и «Паломничество в страну Востока» я буквально проглотил. С тех пор слова «братство» и «орден» меня нисколько не смущали. Этот писатель настолько мне нравился, что я был счастлив прочесть его следующую книгу и искренне расстраивался, когда оказывался на последней странице его очередного романа. На «Демиана» у меня ушло всего полночи. А уже на следующий день с самого утра я держал в руках «Нарцисс и Гольдмунт». На очереди были «Сидхартха» и «Гертруда», обе книги уже красовались на самом видном месте в книжном шкафу.