— Тогда решим так, — обрадовался Дорохов, что она опять с ним согласилась, — сделаем ремонт в моей квартире, ты там все по-своему обустроишь, и мы переедем, а пока у тебя поживем. А когда ко мне переедем, у тебя ремонт забабахаем. Согласна?

— Согласна, Солнце мое ясное…

С ней было легко и просто, она все понимала и уступала, наверно потому, что очень хотела быть с ним вместе! И он хотел!

Дорохов снова сбросил одеяло на пол.

— Пойдем, моя ненаглядная, закрепим наш договор о переезде ко мне.

— Опять? — улыбаясь, удивилась Инна, — Ты же сказал, что «подустал», а сам на третий заход пошел.

— Я вот тоже думаю: и откуда у меня только силы берутся тебя трахать… ненасытная моя, сладкая девочка…

И они снова занялись любовью, и снова были вместе, и наслаждались близостью, и любили друг друга…

31

Похороны Валентины Николаевны Ватутиной взял на себя Дорохов.

Они с Инной несколько дней крутились, как заведенные, но все заказали, все оплатили, всех обзвонили.

За этой суетой и прошел Старый Новый Год — их первый совместный праздник, но в связи с трагическими событиями, в которые они «окунулись с головой», прошел он тихо с ноткой грустинки и без загадывания желаний (просто каждый про себя подумал об их совместном будущем и пожелал, чтобы оно было светлым и радостным)…

Хоронили Георгия Рудольфовича и Валентину Николаевну Ватутиных в один день на семейном кладбище.

Отпевать Валентину Николаевну в церкви при кладбище священник отказался, но Дорохова это не смутило: он заказал заочную заупокойную службу в другой церкви, не вдаваясь в подробности ее смерти. Свой поступок он объяснил Инне очень просто: никто не доказал ему, что Валентина Николаевна Ватутина сама покончила счеты с жизнью, а если так, то оставался малюсенький шанс на то, что ее все-таки убили, а раз убили — значит, она не самоубийца и заслуживает всех церковных обрядов наравне со всеми.

Людей на похоронах было немного — «друзья» у богатых людей убывают с уменьшением денег у их владельцев.

Не было роскошных траурных венков из живых цветов и еловых лап с траурными черными лентами и банальными надписями золотом от «огорченных» родственников и сослуживцев, не было охапок роз и гвоздик, приправленных траурными равнодушными речами и воспоминаниями, не было шикарного гроба с золотом и шелком, но люди, собравшиеся у могилы, искренне переживали безвременную смерть Ватутиных. Смерть делает жизнь невыносимой для любящих сердец — особенно страдали дети, прощаясь с родителями.

Что с ними теперь будет?

Этот вопрос мучил всех взрослых, собравшихся проводить Георгия Рудольфовича и Валентину Николаевну в последний путь.

Надежды Дорохова и Инны на родственников Ватутиных не оправдались. Федин по своим каналам быстро разыскал родственников с обеих сторон: и близких, и дальних. Но ни двоюродные и не пятиюродные родственники Ватутиных, узнав, что ни процветающей транспортной фирмы, ни недвижимости, ни денег у «богатых» наследников-сироток нет, после похорон быстро собрали свои пожитки и возвратились восвояси — среднестатистическая двушка в блочной девятиэтажке в придачу к двум несовершеннолетним избалованным детям никого из родственников не вдохновила на «подвиги». Дети остались «бесхозными» и надо было срочно решать, куда же их все-таки определять.

Если с Властелиной вопрос о ее самостоятельности можно было как-то решить: девушка через суд потребовала признать ее дееспособной, предоставив контракт с косметической фирмой (Инна уговорила руководство помочь девушке-сироте, взяв ее на работу на неполный рабочий день), то с Виктором дело обстояло много хуже — органы опеки и попечительства начали оформлять мальчика в детский дом.

Допустить такого «безобразия» Дорохов не мог и всеми правдами и неправдами затягивал оформление, оставляя мальчика у себя и Инны. Посоветовавшись с юристами, он решил усыновить Витю и взять на себя столь тяжкое бремя воспитания ребенка, но для осуществления задуманного ему срочно надо было жениться — по нашим российским законам усыновить ребенка можно только в полную семью.

Получив вердикт органов опеки и попечительства, Дорохов долго сидел в машине, думая о своей жизни и на разные лады представляя себе свое будущее — жить одному ему больше не хотелось. Он прекрасно понимал, что ему будет очень трудно создавать настоящую семью — в его случае его семья будет состоять из трех совершенно разных, чужих по крови людей, но Дорохов верил, что у него все получится — у них все получится! Уж он постарается, приложит все силы и не подведет!

О том, что для создания «настоящей семьи» потребуются усилия не только с его стороны, но и со стороны других членов этой самой семьи, Дорохов как-то не подумал. Не подумал он и о том, что в основе любой семьи должна присутствовать любовь — о любви он вообще старался не думать.

Решив для себя трудный вопрос с усыновлением, Дорохов поехал к себе домой, по дороге выстраивая в голове макет идеальной семьи, к которому ему стоит стремиться. Дома он облачился в парадный китель — форма безотказно действует на женщин — и поспешил к Инне на работу.

Когда Дорохов при полном параде с огромным букетом красных роз ввалился к ней в кабинет, Инна разговаривала по телефону. Увидев Дорохова с цветами и во всей военной красе, она похлопала глазами, извинилась перед собеседником и, положив трубку, замерла в ожидании дальнейших событий.

Боясь передумать и робея, как мальчишка, Дорохов с порога выпалил:

— Выходи за меня замуж!

Инна открыла рот, закрыла его, потом снова открыла — такого стремительного поворота событий она не ожидала и не была готова к жизненным кульбитам такого рода.

Да, она хотела жить вместе с Дороховым, но выходить за него замуж, да еще так скоропалительно не стремилась!

— Это из-за мальчика? — подозрительно спросила она, вставая из-за стола и подходя к Дорохову.

— Не только, — мотнул стриженой головой опешивший «жених», не ожидавший начавшихся выяснений. — Витька мне только показал, чего я лишился в своей жизни. Я хочу, чтобы у нас с тобой была настоящая семья.

Инна внимательно смотрела в глаза Дорохову и молчала.

Молниеносный «блицкриг» провалился…

Согласно идеальному плану Дорохова, «невеста» должна была тут же с радостным возгласом броситься ему на шею, и после долгого платонического поцелуя они прямиком устремятся в ЗАГС, а потом в органы опеки и попечительства, оформлять документы на усыновление Вити Ватутина, но на деле все оказалось гораздо сложнее: «невеста» на шею не бросалась, от радости не кричала, галопом в ЗАГС не бежала и, кажется, была не согласна усыновлять чужого ребенка. Его «идеальный план» разваливался прямо на глазах, и Дорохов не знал, что с этим крушением делать: то ли спасать свой «идеальный план» и искать другую «идеальную невесту», соответствующую его представлениям, то ли покорно ждать полного развала придуманного им «идеального плана» и начать составлять новый «идеальный план», только уже вместе с выбранной «невестой». Искать другую «идеальную невесту» Дорохов не хотел — Инна была первой женщиной после его развода, с которой он сам, первый, заговорил о браке, поэтому он успокоился и не стал препятствовать крушению своего придуманного «идеального плана» — придет время, и они вместе составят новый.

А Инна никак не могла поверить в предложение Дорохова — уж очень скоро он решился на этот брак: без просьб с ее стороны, без упреков и скандалов, без уговоров и ультиматумов — вот просто взял и предложил ей выйти за него замуж.

С чего бы это?

Неужели любовь?

Но о любви Дороховым не было сказано ни одного слова!

Значит, причина его предложения в другом!

И она, кажется, догадывается, кто явился тем «ускорителем» в вопросе о браке!

Прежде чем ответить на предложение, Инна хотела быть уверена, что именно она нужна Дорохову для создания семьи, а не любая другая женщина, согласившаяся на роль мачехи. Она хотела быть для него настоящей женой, сначала женой, а уж потом матерью их детям или мачехой усыновленному ребенку — это уж, как получится, поэтому стала выяснять и задавать вопросы, на которые надеялась получить правдивые ответы.