— Это для души, — улыбнулся Дорохов, заходя в павильон, — теперь надо выбрать для пользы…

Он посмотрел по сторонам и понял какой вещицы не хватает в квартире его избранницы.

С букетом, с подарками, забытыми вещами и пактами с продуктами Дорохов вошел в подъезд, поднялся на лифте на седьмой этаж, открыл дверь ее квартиры своими ключами и осторожно вошел в прихожую. Осмотрелся…

Крохотная стандартная двушка с маленькой прихожей, крохотной кухонькой и такими же крохотными комнатками — куда ей до его новенькой стометровой трешки с двумя балконами и двумя туалетами на Мичуринском проспекте, но приглашать Инну жить с ним в его квартире, где еще недавно обреталась другая женщина, Дорохов не решился, если честно он даже не предложил ей жить вместе, как-то не подумал о том, что надо будет что-то решать: его вполне устраивало их совместное житье в его загородном доме. О том, что дом не полностью его, он тоже не подумал, и не подумал о том, что скоро приедут его бывшая жена с нынешнем мужем и ему, возможно, тоже придется уехать из этого, ставшего «их», дома.

Вздыхая и «примеряя» все для своей «габаритной» фигуры, Дорохов прошелся по квартире.

— Да-а-а, маловата квартирка… — покачал он головой.

Правда, диван в «гостиной» был большой и кресло его размера, а вот кровать в спальне рассчитана была на одного человека, хотя, если потеснее прижаться… От этих мыслей Дорохова бросило в жар, «спящий солдат» в его штанах проснулся, встал и запросился «в атаку… в тепленькое, тесненькое нутро сладкой девочки», и он поскорее перебрался на кухню, стал готовить ужин для двоих.

Однако его грандиозным планам по завоеванию и освоению нового плацдарма не суждено было завершиться…

— Ты чего на звонки не отвечаешь? — набросился на Дорохова Василий Иванович. — Все милуешься?

— Да нет… Я тут в Москве… — оправдывался бывший полковник перед бывшим начальством. — По делам.

— Это хорошо, что в Москве! Пулей ко мне! Завтра в верхах твое дело будут рассматривать… Так что у нас с тобой на все-про-все шестнадцать часов и два на сон.

— Уже завтра?

— Поторопись, Сергей, и материалы все привези — подумаем, как за тебя побороться и восстановить в должности…

Дорохов поспешил выполнять приказ, но на пороге кухни остановился — романтический ужин на двоих (со всеми вытекающими из него последствиями) отменяется… Служба!

Написав записку на салфетке, Дорохов выключил газ и спешно покинул завоеванный, но не освоенный плацдарм, то бишь квартиру.

Вернувшись с работы в начале десятого, Инна открыла дверь квартиры и ахнула: в прихожей на круглой табуреточке сидел большущий коричневый мишка с красным бантом на шее, а на столе на кухне красовался букет алых роз. Рядом с вазой стояла пепельница, а под пепельницей записка:

«Прости. Срочно вызвали. Завтра рассматривается мое дело. Ужинай без меня. Ночью не приеду. Люблю! Целую!»

Инна опустилась на стул и прижала к груди записку…

25

— Дяденька следователь, мне страшно, — заныл в трубке тоненький мальчишеский голосок, и Федин сразу же узнал Витюшу Ватутина — других детей в его расследованиях просто не было.

— Здравствуй, Виктор. Что у вас там случилось?

Федин специально назвал мальчика взрослым именем для придания тому уверенности — прием сработал: Витек «выразительно» шмыгнул носом последний раз и перестал ныть.

— У нас, дяденька следователь, мама пропала, — вполне разборчиво произнес мальчик, и Федин понял, какого труда ему стоило сдерживать рвущиеся наружу слезы беспомощности. — Позавчера утром ушла в магазин и до сих пор не вернулась.

— А до этого она всегда домой ночевать приходила?

— Всегда приходила… — голос мальчика совсем ослаб, — только пьяная совсем.

— Та-ак, а сестра твоя старшая где?

— К Борису Яковлевичу поехала: в нашу московскую квартиру на Никольскую — может, он знает что-нибудь о маме. Вот она и поехала…

«— С чего бы это посторонний мужчина должен что-то знать о его матери? — удивился про себя Федин, но спрашивать у мальчика ничего не стал».

— Дяденька следователь, — вновь раздался в трубке слезливый мальчишеский голосок, — скажите, пожалуйста, как мне Сергея Александровича найти? Он мне прошлый раз сказал: «если что случится, парень — звони» и номер своего мобильного дал, только Власка его номер выбросила, сказала, что нам чужой дядька не нужен. А я думаю, что Сергей Александрович мне совсем не чужой: мы с ним и с Инной Палной в Макдоналдс ходили, и на праздничные развлечения тоже и даже приз выиграли за бег в мешках… А еще кораблики строили — целый флот. Вот я и подумал, какой же он мне чужой, раз мы с ним подружились.

— Сейчас, Витя, я найду его телефон… — Федин поискал в записной книжке телефон Дорохова и продиктовал его мальчику — он всегда дублировал свои записи: мало ли что случится с телефоном, а лишаться нужных номеров довольно неприятно. — Хочешь, я сам позвоню Сергею Александровичу и обо всем расскажу?

— Не, я сам, — довольно бодро ответил мальчик, быстро учась самостоятельности.

— Ну, смотри, сам — так сам. Только пообещай мне позвонить, Виктор, как только что-нибудь станет известно о твоей маме.

— Ладно, дяденька следователь, позвоню.

Пожалев, что за эти несколько дней он так и не поговорил с вдовой Ватутина, Федин положил трубку, но сосредоточиться на работе уже не смог: предчувствие беды ледяной рукой сжимало его сердце — ох, не к добру эта Валентина Николаевна бросила детей одних! Не к добру!

Достав из ящика стола свой блокнот с записями, он полистал странички.

— Борис Яковлевич у нас кто? Ага, нашел… Борис Яковлевич Либман — юрисконсульт транспортной фирмы Ватутина. Зачем Валентина Николаевна могла поехать к юристу, да еще на свою бывшую квартиру? И почему Властелина решила искать мать именно у Бориса Яковлевича? И главное, какое отношение юрисконсульт фирмы имеет к семье хозяина?

Эти вопросы не давали Федину покоя.

Он вспомнил свою недавнюю встречу с Либманом — типом весьма ушлым и скользким, хотя Федин сразу же отметил его холеное обаяние и вежливую небрежность — дамы должны любить такого мужчину.

После вежливых расшаркиваний Борис Яковлевич во всех красках обрисовал ему картину случившегося в семье Ватутиных, ссылаясь при этом на других людей, имена и телефоны которых Федин тщательно записывал в свой блокнот. Ничего в словах и действиях юриста не насторожило Федина, ничего, кроме его реакции на генетическую экспертизу останков мужчины, сгоревшего в машине Ватутина.

— Зачем нужна эта экспертиза? — искренне удивился Борис Яковлевич — профессиональная сдержанность на этот раз его подвела. — Разве без нее не все ясно?

Сидящий напротив Федин явственно ощутил испуг, волнами исходивший от преуспевающего юриста. Что за странные вопросы он задал — ему ли не знать, для чего нужна генетическая экспертиза.

— Надо быть уверенным на сто процентов, что Георгий Рудольфович Ватутин именно тот сгоревший в машине человек.

— Ну да, ну да, — забубнил Борис Яковлевич, стараясь придать лицу безмятежное выражение, — только подвергать детей такой процедуре, по-моему, бесчеловечно.

— Не согласен — ничему болезненному подвергать детей не надо: для экспертизы достаточно волоска или немного слюны ребенка.

— И вы уже взяли… образцы тканей сгоревшего в машине человека?

— Нет, не успели… — Федин соврал, желая посмотреть на реакцию Бориса Яковлевича, в одну минуту попавшего из добропорядочного свидетеля в главные подозреваемые по делу. — Надо поехать в морг при местной больнице, да времени не хватает. Может, составите мне компанию?

— Я??? — Борис Яковлевич, как ужаленный, подскочил в кресле, бледнея прямо на глазах. — Простите великодушно, но занят. Очень занят.

Наглое и циничное вранье Федина в этот же день дало неожиданный результат: вечером ему позвонил служитель морга и сообщил, что тело сгоревшего в машине человека в этот же день кремировали.

— Кто же это разрешил? Помнится, мы с вами договаривались, что вы тело побережете.