Литмир - Электронная Библиотека

На голову был наброшен капюшон, из-под него выбивались две пряди волос: одна доставала до переносицы, вторая, более длинная, спускалась по правой щеке, заканчиваясь у края тонких губ.

Я не мог пошевелиться, хотя прекрасно понимал, что должен закричать и выскочить вон из комнаты.

Нелепица! Я смотрю в зеркало и вижу женщину, а она видит меня. И надо что-то делать, но что? Что?!

Внезапно женщина подняла руку, как будто намеривалась выйти из зеркального мира и дотронуться до меня. Я отшатнулся. Женщина едва заметно вздрогнула, продолжая тянуть руку вперед. Я увидел, как рука прошла сквозь зеркальное полотно, и уже не по ту, а по эту сторону зеркала появились сначала тонкие пальцы, а затем ладонь целиком.

Закричал я громко, истошно – и сразу все вокруг погрузилось во мглу. Мне было холодно и легко, я куда-то летел и ничего не боялся. Я потерял сознание.

…В себя пришел, ощутив легкие, но настойчивые удары по щеке. Меня кто-то бил. Ладонью! Это она – женщина! Я открыл глаза и, закричав, попытался лягнуть ногой того, кто стоял рядом.

– Он сбесился, – услышал знакомый голос.

– Слава богу, жив! – надо мной склонилась перепуганная Лизка. – Слава, что с тобой случилось?

Ритка плакала, бледная Нина сидела в кресле, с ужасом глядя на меня, Женька – лягнул я именно его – стоял рядом и зачем-то начал махать у меня перед глазами ладонью с растопыренными пальцами.

– Сколько пальцев видишь?

– Пять.

– А сейчас?

– Два.

– А теперь?

– Отвали, – я попытался подняться. Голова кружилась, было жутко холодно и страшно.

Ребята выглядели не лучше: бледные, испуганные, дерганные.

– Слав, может, тебе врача вызвать? – это спросил Толян.

– Нет.

– А воды хочешь?

– Да.

Выпив стакан сока, я начал озираться по сторонам.

– Куда она делась?

– Кто?

– Женщина?

– Какая женщина?

– Из зеркала, – я обернулся, и едва взгляд скользнул по зеркалу, тело начал сотрясать озноб.

– Ты прикалываешься?

– Лизка, нет. Нет!

– Что произошло, ты можешь сказать?

– Я… Я видел женщину. В зеркале. Она долго на меня смотрела, потом потянула руку и я… Закричал, и сразу оказался в темноте.

Все переглянулись.

– Женщину, говоришь? – скептически спросил Диня. – А не от страха ли ты в обморок грохнулся?

– От страха, – не стал я изворачиваться. – Ты бы тоже рухнул.

– Никого он не видел. Остался один в комнате, сидел, таращился в зеркало, нагнал сам на себя страха и в отключку ушел.

– Придурок, я её видел.

– За придурка отвечать придется.

– Отвечу, – я поспешно встал с кровати, на которую меня перенесли, и чуть не упал. Ощущалась слабость, к тому же к горлу подступила тошнота.

– Да гонит он все, – услышал я голос Дини, когда Лизка с Толяном повели меня в ванную.

– Не гоню. Лиз, я видел её. Клянусь!

– Ладно-ладно, Слав, это уже не столь важно.

– Для меня важно. Пойми, я видел… видел…

– Слава, забудь о ней, – Толян протянул мне полотенце. – Тебе выспаться хорошенько надо, а утром мы поговорим.

– Только моим ничего не рассказывай, – попросила Лизка. – И своим родителям ни слова. Договорились?

Я кивнул. Меня душили обида и беспомощность. И страх, который никак не хотел отпускать.

Глава вторая

Паническая атака

Прошло две недели…

У Таньки Петрищевой был не только голос нудный – она сама была нудной, скучной и неинтересной. Отличница, любимица всех учителей, всегда первая, всегда вся такая положительная – белая и пушистая. Правда, друзей у Таньки нет: стремление быть впереди планеты всей, плохо скрываемый подхалимаж к учителям, прохладное и немного высокомерное отношение к одноклассникам не способствовало развитию дружбы.

Танька была сама по себе, типичная ботанка с завышенной самооценкой и желанием во что бы то ни стало и любыми способами угождать тем, кому хотела понравиться. В школе, если не брать в расчет учителей, она никому не нравилась, поэтому, угождала Танька только учителям, с безумным рвением и усердием выполняя их многочисленные просьбы.

– Короче, – сказала Петрищева нудным голосом, – через неделю у нас контрольная по алгебре, постарайся выздороветь. Ты понял меня?

Я посмотрел на Таньку и подумал, что лет через шестьдесят из неё получится отличная злющая старуха. Я даже прикинул, как она будет смотреться немного располневшей, с седыми волосами, крючковатым носом и кривоватыми губами. Жесть!

– Ты понял, что я тебе сказала? – повторила Петрищева. – Чтоб через неделю выздоровел!

Или прикидывается или действительно не понимает, что ангина за два-три дня не пройдет, и терапевт ясно сказал, в школу я отправлюсь недели через две. Не раньше.

Но для Таньки это пустой звук, что ей моя ангина, если через неделю у нас контра по алгебре. А я плевать хотел и на контрольную, и на алгебру и на Таньку Петрищеву в придачу. Кем она вообще себя возомнила, или считает, если староста, то имеет право вваливаться после школы к одноклассникам и трепать им нервы? Кто её сюда звал, кто просил тащить домашнее задание – можно подумать я буду его делать – ха!

– Петрищева, вали отсюда. У тебя дома собака с ума сошла от одиночества, её выгуливать пора. Принесла задание и топай.

– Я тебя предупредила – контрольную пишем на следующей неделе.

– Повтори ещё пять раз, а лучше на обоях красным маркером напиши. Здесь же все идиоты, с одного раза никто ничего не понимает.

Танька чихнула.

– Во! Видишь, значит, я прав. Давай, ещё разок про контру скажи. Когда, говоришь, она у нас? Через месяц?

Чих повторился.

– Будь здорова, Петрищева. Не боишься, что заражу тебя прямо перед контрольной?

– Меня ангина не возьмет, я закаленная, и в отличие от некоторых не болею каждый год. У меня иммунная система сильная.

– Иди со своей сильной иммунной системой к себе домой, я спать хочу.

Танька встала со стула и чихнула так, что у неё заслезились глаза. Потом она проверила, правильно ли я переписал домашнее задание, снова повернулась ко мне, но я не дал ей раскрыть рта.

– Отваливай!

В коридоре эта малолетняя фашистка сказала моей маме о контрольной по алгебре, что-то там прогундела об ответственности, опять чихнула и, попрощавшись, хлопнула входной дверью.

– Неужели свалила? – крикнул я, не веря своему счастью.

– Слав, – мама зашла в комнату, придвинув стул, на котором сидела Петрищева к компьютерному столу. – Что за выражения, откуда ты их нахватался. Не свалила, а ушла. Спасибо скажи Танюшке – заботится о тебе, домашнее задание приносит. Другая бы по телефону позвонила, а Таня лично заходит. Ответственная она.

– Она навязчивая подхалимка! – парировал я. – По-твоему, она по доброте душевной ко мне заявилась? Ага, жди. Шестерит Танька, а домашку принесла, чтобы классухе угодить.

– Кому? – не поняла мама.

– Классухе нашей.

Минут пять пришлось слушать лекцию на темы: «Говорим и пишем правильно» и «Избавляемся от словесного мусора». В итоге, чтобы поскорее остаться в комнате одному, я сослался на усталость и отвернулся к стенке.

– Поспи, во сне организм лучше с болезнью борется.

– Ага, – наиграно зевнул я. – Посплю. Хочу иметь сильную иммунную систему, как у Петрищевой.

Как все-таки много несправедливости, рассуждал я, лежа с закрытыми глазами. Я болею ангиной, хожу с перевязанным горлом, пью лекарства, то есть, получается, я уже несчастный человек. Тогда зачем меня пытаются сделать ещё несчастнее, принося ежедневно домашнее задание? Я на больничном. Имею полное право ничего не делать!

…Проболел я ещё ровно две недели. Контрольная по алгебре, как и коварная ангина, осталась в прошлом, чему я был несказанно рад и даже начал скучать по школе. Завтра понедельник, первым уроком у нас по всем законам подлости алгебра, но меня вряд ли вызовут – как-никак я после болезни, математичка должна быть снисходительна.

3
{"b":"725810","o":1}