– Где он? Или она? В лесу? – Он на мгновение оставил ее, выглянул в темноту открытого окна, застыл, прислушиваясь и принюхиваясь, повернулся к своим людям, – а, впрочем, сейчас это не важно, – он плотоядно втянул запах молодой женщины, – я так думаю, кто бы там ни был, опасности он не представляет. Выведите ее наружу.

Ленни отполз в непроглядную темень чащи кустов и лежал, стараясь не производить ни звука. Он выждал, пока человек со знакомым профилем отойдет от окна, и бросился бежать вверх по холму, по наитию выбирая дорогу.

Но внезапная мысль об оставленной, беззащитной матери взорвалась в его мозгу, до этого наполненного только страхом, и заставила остановиться. Чувствуя относительную безопасность, не слыша звуков погони, он медленно повернулся к дому. Холм хоть и был невысокий, но настолько зарос деревьями и кустарником, что даже днем трудно было бы отыскать кого-либо в зарослях, не то, что в темноте.

Ленни стоял уже достаточно высоко над домами, чтобы отчетливо видеть, что происходит внизу. Он видел, как его мать вывели из дома, где они ночевали, как ее повели к небольшой площадке перед горящими строениями.

Здесь группа людей остановилась.

Офицер в штатском, неторопливо шедший немного позади, видно, скомандовал отойти им в сторону. Хотя все были пьяны, его послушались беспрекословно, быстро и четко выполнили приказ.

Сверху хорошо было видно этого молодого мужчину с волевым лицом. Прядь седых волос придавала бы его лицу благородство, если бы не нос хищника, тонкий с еле выступающей горбинкой, нависающий над маленьким ртом с тонкими губами. Кончики рта всегда неудовлетворенно опущенные, сейчас дрожали в довольной ухмылке. Глаза цвета голубой стали, отражая огонь, казались желтыми. Их взгляд был самоуверенным и пронзительным, как у человека, наделенного безграничной властью, однако, не обделенного чувством красоты.

В нем Ленни узнал Адольфа, с которым разговаривал совсем недавно в сквере, в ожидании мамы. Он не видел ни белого воина матери, ни двух черных ангелов нечаянного знакомого незнакомца, которые были намного выше подопечных и более мощного сложения, но напряжение между ними чувствовал хорошо даже со своего места.

Черные ангелы стояли, сложив руки на груди, широко расставив ноги, слегка опустив голову, и оценивающе исподлобья разглядывали соперника. Белый же ангел положил руки на плечи Евы, и готов был защищать ее даже ценой своей собственной гибели.

Адольф смотрел на женщину и видел не только красоту, но и ее решимость пожертвовать собой ради кого-то. Ради кого?

– Ты кто? – Спросил он по-немецки, и не дождавшись ответа:

– Кто был с тобой? – Спросил по-английски.

– Муж? – По-итальянски.

– Ребенок? – По-русски.

Он уже не ждал ответов. Он видел их по глазам, с удивлением осознавая, что она его понимает. Белое крыло заслонило ей лицо. Ева опустила глаза и больше их не поднимала.

– Смотри на меня, – резкий раздраженный голос издал приказ по-французски.

Задавая вопросы, он подходил все ближе и ближе, пока не оказался в шаге от нее. Черный ангел справа протянул руку к Еве. Белый хранитель оттолкнул ее, что воспринялось, как повод начать поединок. И они сцепились друг с другом врукопашную.

Адольф, скопировав движение своего ангела, поднес свою руку к лицу Евы. Почти не касаясь, поправил растрепавшиеся после сна волосы, в точности повторив жест уже своей амазонки, стоявшей у него за плечом слева, и которая по достоинству оценила человеческую красоту. Она зашла за спину женщины и провела рукой по заплетенным волосам. Но тут ей стало не до человека. Белый ангел споро нападал на ее собрата, легко отбивался, и она поспешила к более интересному для нее занятию.

Но Адольфу это нравилось. Он обошел мать сзади, расплел косу, разложил пряди на спине, отдал должное и их красоте. Мать резким движением перебросила волосы вперед, обнажив маленький участок шеи, к которому тотчас же потянулась холеная рука. Он провел тонким указательным пальцем с обкусанным ногтем по гладкой коже шеи, отчего Ева вздрогнула от отвращения, а Адольф едва выдохнул ей в маленькое ушко вкрадчивым, обольщающим голосом:

– Я вот думаю, хочу ли я тебя настолько, чтобы не отдать тем вонючим трусам и посмотреть, кто придет тебя защищать? – Он говорил это уже на иврите, медленно склоняясь к ней для поцелуя в шею, успел вдохнуть запах ее кожи и волос. Запах свежести невинности, как пахнут только девственницы. Но она резко повернулась и оттолкнула его, удивленного своим открытием. Адольф схватил ее, пытаясь притянуть к себе, но встретил сопротивление по-детски отчаянное и безрезультатное.

– Пожалуй, я хочу тебя, – пробормотал он на немецком. Молчаливое противоборство жертвы возбудило его, ее запах манил.

Хранитель Евы после упорного сопротивления двум искусным воякам был повергнут. Черный ангел навис над ним, приставив острие меча к горлу, как бы размышляя, что делать. Параллельно с ними Адольф в борьбе повалил мать на землю. Она лежала на спине, упираясь ему руками в грудь, тяжело дышала и бесстрашно смотрела ему прямо в глаза.

– Но не здесь, – он быстро встал, порывистыми движениями поправил костюм. – Отведите ее в дом.

Два человека молча отделились от группы людей, стоявшей неподалеку, не смея ни хихикнуть, ни отпустить пошлые шуточки, подошли к распростертой на земле, растрепанной матери и грубо, рывком подняли ее. Белый ангел извернулся, оттолкнул черного и бросился к подопечной, пытаясь закрыть ее собой, но его удержали за крылья. Амазонка взвилась над ним и с улыбкой превосходства резким и сильным движением отрубила их. Ангел, упал ничком и пополз в сторону горящего дома. В это время Ева внезапно с неожиданной силой вырвалась из рук тащивших ее молодчиков и исчезла в импровизированном погребальном костре.

«Мать, береги его», – были ее последние слова. Белый ангел протянул к ней руки и застыл на одном месте, становясь все более прозрачным, пока не исчез совсем.

– Мамааа!!!

Все повернули головы на голос отчаяния, долетевший с холма.

– Понятно, с ней был ребенок, – пробормотал Адольф, – хотел бы я посмотреть на плод невинности.

Адольф имел много женщин, он видел много смертей, но эта женщина и эта смерть его впечатлили. Он пробормотал про себя:

– Я буду искать ребенка? Зачем я буду искать ребенка? Я отвечу на этот вопрос только тогда, когда найду его.

Черный воин уже стоял у него за спиной, сложив на груди руки. Амазонка, вставила меч в ножны, откинула назад растрепавшиеся в битве волосы и встала в ту же позу. Адольф повторил их жест. Так они и стояли, глядя на огонь. А тот удовлетворенно потрескивал и постанывал, фейерверком выбрасывая в ночной воздух яркие искры.

Горе и отчаяние Ленни были до того велики, что он ни о чем не мог думать, только тяжело дышал и твердил одно и то же слово, пульсирующее у него в голове: «Мама». Когда он настолько успокоился, чтобы идти, на ум сама собой пришла молитва, выученная только ради матери. И он начал автоматически ее проговаривать: «ОМ ТВАМЕВА САКШАТШРИ МАХАЛАКШМИ МАХАСАРАСВАТИ МАХАКАЛИ ТРИГУНАТМИКА КУНДАЛИНИ САКШАТШРИ САХАСРАРА СВАМИНИ МОКША ПРАДАИНИ САКШАТШРИ НИРМАЛА ДЕВИ НАМО НАМАГА».

Десять, сто, тысяча раз, быстро, без остановки, не думая.

Хотя весь день было пасмурно, и тучи ни разу не позволили ни самому солнцу, ни даже лучику, поприветствовать землю, сейчас как будто специально для него одного открыли другое светило.

Полная луна осветила ему то, что трудно было бы назвать дорогой, но что вело его в верном направлении. И звезды воспользовались возможностью показаться земле во всем своем блеске.

А одна из них, особенно большая и яркая, сорвалась с места и начала быстро приближаться к Земле, становясь все больше и ярче. Когда она соединилась с Землей, никто ничего не почувствовал, не последовало ни взрыва, ни землетрясения, ни цунами, но маленький городок в самом центре Индии, место куда она упала, озарилось светом, подобным радужному северному сиянию, не свойственному южным широтам.