Ленни, рано оставшись без матери, которую он так любил и к которой был так привязан, не знающий мир и людей, впитывал как губка все, что исходило от учителя. А тот, не жалея сил и времени, учил. Его наставления не были скучны и утомительны. Он всегда находил такие слова и примеры, был так убедителен и авторитетен, что Ленни безоговорочно принимал все на веру. И в этом процессе они оба терялись во времени, потому как все, на что они обращали свое внимание, было вечным и незыблемым.
– Мама говорила мне о существовании тонкого невидимого для людей мир, но я не верю в то, что нельзя увидеть. То есть, пока. Я чувствую иногда что-то. Я не вижу, не слышу, но… это как еле заметное прикосновение, которое ведет, защищает или подсказывает, что делать. – Ленни повел плечом и слегка повернул голову, не отрывая взгляда от учителя. Он явно чувствовал прикосновение своего ангела, положившего руку на его плечо и широко улыбающегося. – Я чувствую радость, как сейчас, или страх, который заставляет меня делать то, что мне не хочется, – он вспомнил Мюнхен, внутренне содрогнувшись, – а с мамой всегда было спокойно и уютно, – на его глаза навернулись слезы, – как будто возле был ангел, который крыльями защищал нас.
Учитель переглянулся со своим ангелом.
– Хорошо. Прежде, чем мы начнем, я покажу тебе кое-что.
Бессонную ночь они провели в пути, идя по освещенному луной лесу, и на следующий день они стояли посреди курортного городка.
Красивая небольшая площадь, мощенная мелким булыжником, с одной стороны открывалась на большое озеро, а со всех остальных окружена двухэтажными домиками до такой степени чистыми, что казалось их только-только покрасили. Темно-коричневые деревянные, балконы, ставни и двери эффектно контрастировали с белым фоном стен. Ухоженные клумбы, цветы, кусты и маленькие деревца в вазонах разнообразных размеров придавали ей вид общего жилого пространства под открытым небом. Она была наполнена спешащими людьми, занятыми своими мыслями и заботами, и людьми праздными, умирающими от скуки и безделья. Мамочки катали отпрысков на качелях-каруселях, няни с детьми кормили голубей. За столиками маленьких ресторанчиков сидели посетители, проголодавшиеся, ожидающие заказ, и наевшиеся, неспешно беседующие. Запахи кофе, обеденных блюд, цветов и разогретой солнцем воды витали над головами, гоняясь друг за другом, но не позволяли себе смешиваться, в отличие от звуков. Голоса людей, их смех, говор, ругань, стук посуды, перезвон колоколов в церкви каждые полчаса, воркотня птиц, шуршащие песком волны озера сливались в одно шумовое поле, которое не мешало и не раздражало, вливаясь в уши безмятежным летним гомоном.
Послеполуденное солнце заливало светом и теплом приозерный городок. Мирная, обычная для лета атмосфера места, столь привлекательного для жителей пыльных, задымленных, шумных и суетливых больших городов, умиротворенно влекла в полудрему.
Ленни и учитель присели на скамейку рядом с весело журчащим фонтаном.
– Ты должен научиться видеть то, что невидимо для обычного глаза. Что ты сейчас видишь?
Ленни пожал плечами несколько раз, широко улыбнулся:
– Ну, наверное, то же, что и ты. Площадь, фонтан, люди, озеро…
Он приготовился перечислять дальше. Ангел Ленни, улыбаясь, закрыл ему глаза сзади двумя руками. Мальчик замер от ощущений на лице, положил свои ладошки на руки ангела.
– А что ты видишь теперь? – Прозвучал вопрос. Ангел и Ленни одинаковым движением убрали руки. Зеленые глаза распахнулись. Пульсирующее дрожание воздуха прекратилось. Как будто бы ничего и не изменилось, только все стало чуть ярче и отчетливей. Появились новые звуки, неясные, тягучие, от которых засосало в солнечном сплетении, и серые, прозрачно-дымчатые силуэты, слегка напоминающие людей. Они бесцельно бродили между публикой, беспрепятственно проходя через материальные предметы. Их было множество везде и всюду, но особенно много возле пьющих, скучающих и разочарованных в жизни людей. И никого из них не было около невинно смеющихся детей.
Ангел опять закрыл Ленни глаза, тот интуитивно повторил движение.
– Что ты видишь теперь? – Они оба одновременно убрали руки от лица мальчика.
Картина стала еще четче и контрастней. И звуки зазвучали заунывной мелодией. Люди двигались также быстро, но их речь и смех с трудом прорывались сквозь нее. Теперь серые прозрачные дымки перестали быть серыми и прозрачными, они стали плотными, почти осязаемыми людьми. У них отчетливо проявились характеры и наклонности, хотя не было признаков пола. Вот эгоист с высокомерно поднятым подбородком и презрительной ухмылкой. Вот несчастный многострадалец, съежившийся, втянувший голову в плечи в ожидании очередной напасти. Вот извращенец, заглядывающий в вырезы на груди, под юбки и в щели общественного туалета. Вот мазохист, распластавшийся на земле и позволяющий всем топтать себя. Вот беспробудный пьяница, жадно следящий за движением рук с бокалом вина и провожающий алчным взглядом каждую не его пьянящую каплю. Но теперь бокалы были наполнены не искрящимися на солнце белым или красным вином, а гнилостным пойлом с клубком мерзких червей. Вот.
– А так?.. – Ангел по указанию учителя снова прикрыл глаза Ленни руками. Тот уже не поднес руки к лицу, а просто закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением.
Теперь на них двоих стали посматривать и пристально разглядывать некоторые люди, над которыми нависали черные пятна. Старик с саркастичным лицом, медленно потягивающий минеральную воду в дальнем ресторанчике, опустил высокий стакан, и, сузив глаза, с легкостью отыскал их взглядом. На них оглянулась полная дама с астматическим дыханием, выгуливающая на жестком поводке своего ротвейлера, который беспрекословно подчинялся ее властной руке. Подошла к окну и, перегнувшись через подоконник, стала изучать их девочка семи лет. Их лица стали медленно терять человеческие черты и начали проявляться демонические. Распатланные волосы не закрывали заостренные сверху уши, узловатые пальцы с длинными ногтями судорожно сжимались и разжимались. Рты, искаженные в злобной гримасе, обнажали острые людоедские зубы. Они были обнаружены, и им это не нравилось. Учитель улыбнулся ангелу Ленни, давая ему знак закрыть глаза мальчика.
– А что теперь?
А сейчас Ленни видел над головами людей бело-дымчатую дымку. А демоны, потеряв их из виду, успокоились.
Ангел быстро махнул крылом перед лицом Ленни. Белое струящееся марево перестало быть бесформенным, распалось на отдельные человекоподобные существа. Они стояли возле некоторых детей и женщины, сидящей в инвалидной коляске. За ее спиной в такт музыки двигались белые крылья.
Воздух наполнился приятной мелодией, от которой все внутри взорвалось от радости и захотелось плакать от счастья. Появилось неосознанное желание жить вечно в этой непреходящей радости. Ангел опять закрыл подопечному глаза, но убирая их, провел по лбу, остановился на темени, помассировал.
– Что видишь теперь? – Прозвучал голос, абсолютно не вписывающийся в мелодию. Вместо прекрасной яркой картины бесконечного счастья появилось лицо учителя с добрыми смеющимися глазами. А когда оно отодвинулось в сторону, то открылся вид той же площади, с теми же людьми, тем же солнцем, запахами и звуками.
– Что это было? – Долгое молчание наконец-то нарушилось откашливанием, судорожным глотком воды и вопросом. – Параллельные миры?
– Нет. Это наш мир и есть. Только надо уметь видеть одновременно. Кстати, ты еще не все видел. Далеко не все. Ну, например, это ты точно до сих пор не видел. Обернись.
Ленни быстро оглянулся. За его спиной стоял белый ангел. Он с легкой улыбкой на лице поклонился мальчику.
– Это мой? – Ленни ошеломленно переводил взгляд с учителя на ангела и обратно, не ответив на приветствие своего хранителя. – Он белый, – и восторженно захлопал в ладоши.
– Да, он твой, и он ангел света, поздоровайся с ним, – Ленни на радостях собрался броситься обниматься, но учитель остановил его, положив руку на плечо и сильно прижав к спинке скамейки.
