Очутившись дома, таракан задремал, внутри тревожно звучала мысль, позвонили в дверь.

– За вами пришли, милорд, совет ждет.

Опять усталость синим свинцом упала на глаза, и, одевшись, детектив вышел за стражем. Возможно, его ждали пару лет в клетке лаборатории, где он будет подопытным кроликом, но рано еще было делать выводы.

– Вы хотите сжечь меня, как Джордано Бруно, за то, что я хотел спасти наш народ от гибели? – спросил детектив на совете, но его никто тогда не послушал. Камера закрылась, и тюремная капсула с детективом направилась в сторону необитаемой планете Т9, бывшей когда-то родиной их инопланетных предков… Так было со всеми диссидентами и предателями рода тараканов.

Убив преступника и завладев только что открывшейся капсулой, детектив переключил транспортное средство и направил его на планету-спутник и оттуда, имея необходимые связи, прибыл в столицу уже с группой единомышленников. В прошлом революционер, детектив полон был решимости отомстить совету. Им двигало фанатичное желание помочь своему роду, спасти его, эта миссия, которой он бредил, не давала покоя еще и из-за части измененного гена Дон Кихота. Затеяв мятеж на планете, он был готов к смерти, но мысли о Джульетте останавливали его. Наконец он ступил на землю своего отца, далеко за городом, над замком, шел дождь, а серный туман стелился повсюду, убивая последние следы жизни на каменных ступенях… Здесь он намерен был спрятаться на некоторое время и переждать.

– А, сын мой… зачем ты пришел? Ты теперь другой совсем… – спросил его старый граф-отец, последний из рода великих ученых.

– Я хотел бы покориться, но не могу. Нам грозит вымирание.

– Его наши создатели сами запрограммировали в наших генах своим железным свинцом… Ты же это знаешь, я один из первых, кто открыл это… Смерть суждена нам яркая и безмятежная, – засмеялся отец, зная характер сына и то, что его раздражает.

– Тебе легко говорить, ты на краю, но я хочу остаться здесь, со своим родом.

– Тогда зачем ты вколол в себя семя человека? Ты сам понимаешь, что наделал?..

– Я хочу спасти свой род.

– Весь род? Может, это все проделки человеческого генома в твоем теле? Может, этот ген говорит твоим ртом за тебя? Этот ген мятежного духа человечества.

– Нет, как раз ген иллюзий Дон Кихота поможет избежать нам самоубийства, только он один, отец. Еще вчера я думал иначе, но… любовь спасет нас… Тараканам надо сделать инъекцию человеколюбия себе, пока еще не поздно…

– Что плохого в самопожертвовании, которое заложили наши создатели в нас? Ты теперь по-другому говоришь, сын мой, но стой…

– Да, то, что они бросили нас, создав кривой код, этот код саморазрушения должен был освободить нас от планеты для чего-то более важного, но код просто сломан, они бросили нас, понимаешь, отец, здесь… И я намерен изменить этот код ДНК, потому что право имею… Я не хочу идти на крест самопожертвования только лишь потому, что мой код ДНК исполняет безумную смертельную пляску из притчи создателя… Этот колокол мне не по душе…

– Но это метафизический бунт, сын мой!

– Ни слова больше! Оставь!

Прусак выходил из замка отца в тяжелом настроении, на лицо падали капли серной кислоты, но они не приносили большей боли, чем та, что была внутри от потери. Отцеубийство не было его коньком, и серые тучи будто загораживали его от верховного отца тяжелой серой массой… По каменной дороге, отражаясь, шел дивный туманный дождь, покрытый неоновым светом снаружи и изнутри… Его не должны были обнаружить… Ни при каких обстоятельствах.

Детектив закурил, вспомнив снова фрагмент из жизни брата. Как-то раз актер в спектакле отражался в магическом зеркале, которое он забрал у краба в лаборатории, но у зеркала по-прежнему было крабье лицо после череды его линек… Иногда образ краба менялся на образ короля Лира. У зеркала тоже была линька, как у таракана, зеркало тоже было актером, и оно меняло свой облик то на лицо короля Лира, то на Джокера… Детектив тогда вспомнил, что брат не мог долго прийти в себя после этих актерских родов…

Безумие как адаптация, одним словом, вот что всегда было присуще его брату, как и человечеству в образе короля Лира… Детектив вспоминал, как последний раз захлопнул за собой дверь, оставив его страдать…

Тем временем поступили из лаборатории очередные анализы древних биоматериалов человека – они были неутешительные, и на неделе было созвано собрание, где главные ученые должны были выступить с итоговым докладом по игре в бисер…

Совет как ни в чем не бывало начал свою работу, когда группа военных революционеров во главе с детективом ворвалась в Главный зал ассамблеи через пару месяцев после конспирации.

Его команда революционеров захватила членов совета, многих предав мгновенной смерти. Выживших поместили в лаборатории по всей планете…

Последние приготовления фанатиков – и инъекция видоизмененной ДНК была введена членам совета, которых оставили в живых.

Шли месяцы экспериментов…

Мысли, из которых состояло все существо членов совета, вдруг словно бы обернулись в другие черты и приняли другой оборот и характер, многие прусаки почувствовали присутствие чего-то великого и возвышенного – идей патриотизма, планов по спасению мира. Агрессивная разновидность гена идеализма была впрыснута им в слишком большой дозе… Вскоре миром тараканов начали править фанатики-идеалисты…

Однажды утром, спустя годы после очередной декады правления, детектив проснулся в тюрьме. За ночь случился военный переворот, и как опальный революционер он был свергнут и посажен в тюрьму вместе с бывшими членами совета. Ибо, как учил Г. Грасс, история должна двигаться только шагом улитки. Былые дни славы закончились, и остаток дней детектив был приговорен провести за решеткой. Серые тучи заплывали в камеру, стуча холодным дождиком по железным прутьям. Волшебная музыка звучала из неонового разумного тумана, жизнь шла своим чередом, а тараканы продолжали совершать массовые самоубийства повсюду на планете…

Последний раз тело прусака было погружено в машину бытия – ничего не предвещало беды, смерть в машине была бы простой и быстрой и даже сулила некоторые ответы на вопросы. Даже порезанный палец говорил о том, что бытие приносит ущерб.

– Я всю жизнь играю роль какого-то героя, но его образ от меня давно был скрыт, – сказал себе детектив и почти смирился с чехардой событий своей жизни. – Возможно, я и раскаиваюсь, что, как и Раскольников, позволил себе права иметь то, на что я и не имел права, и то, что я и не мог иметь право хотеть…

Из колонии детектив был доставлен на планету Т7, где должно было состояться прилюдно его истязание на арене. Огромный видоизмененный в машине бытия краб по имени Гегель был выпущен в полдень – и уже ходил в это время по арене, нащупывая клешнями останки врагов…

Серые облака сгустились над ареной – должен был пролиться дождь, но не теперь.

– Где ты, где, – проговаривал про себя слепой краб, – я чувствую твою сущность, помыслы…

Детектива выпустили в 12:30 из клетки на арену, и он здорово ударился об одну из клешней краба, бестолково раскиданных по этой арене…

– Почему ты не разговариваешь со мной, – вопрошал слепой Гегель, – я не чувствую твои мысли, может, ты глуп?

И тут мысль детектива проскользнула, и краб почувствовал ее, он увидел вслед за ней и самого таракана – слева, за своей красной клешней. Резко развернувшись, он ударил таракана, а левая клешня прижала, а потом и обхватила трепыхающееся тело детектива, скрутив все его конечности…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».