- Я врач, доктор, поэтому знаю наверняка. Хотя утреннее солнце не такое яркое, как в полдень, тем не менее, увлекаться не стоит.

  Ехидный тон доселе молчавшего собеседника дал понять, что его обладатель готов к диалогу:

  - Вы всегда даёте полезные советы незнакомым людям?

  Татьяна Алексеевна замялась:

  - Приходится.

  - К чему такая бескорыстная забота о совершенно посторонних, объясните мне, пожалуйста.

  - Знаете, я вообще-то хотела вас спросить, чистят ли здесь зимой дорожки, - женщина резко сменила тему.

  - Нет, к сожалению и вашему, и моему - дорожки в этом парке не чистят. Но я могу подсказать вам другое место для прогулок. Вы ведь недавно появились в нашем микрорайоне, всего лишь с месяц назад. Я прав?

  - Да, вы правы.

  Татьяна Алексеевна удивилась. Она-то думала, что пробегает мимо незамеченной, но, оказывается, за ней установили почти что слежку.

  Хотя глаза мужчины были по - прежнему прикрыты, в его голосе женщина уловила некую заинтересованность.

  - Ваш спортивный костюм и кроссовки по меркам обывателей стоят огромных денег. Такие даже заказать в нашем местечке невозможно. И ваш акцент. Вам, возможно, долгое время пришлось жить за границей.

  - Я жила и работала несколько лет в Израиле. Потом переехала в Германию. Я хирург, - последние слова Татьяна Алексеевна добавила, сама не зная зачем. Но незнакомец вызывал симпатию и желание пообщаться.

  - А теперь расскажите мне о себе. Кто вы по специальности? Философ? Преподаватель?

  Мужчина наконец-то открыл глаза цвета спелой сливы, обернулся к Татьяне Алексеевне и раскатисто рассмеялся:

  - Я художник.

  - Не может быть.

  - Почему?

  - Таких художников не бывает. Они всегда лохматые, растрёпанные, одеты в джинсы, вытянутые на коленях, даже не вытянутые, а порванные. В стоптанную обувь. У художников никогда нет денег, а ваша одежда отнюдь не из секонд-хенда и не китайский ширпотреб.

  -Так оно и есть, - мужчина вновь откинулся на спинку скамейки, - вы ведь врач...

  - Скорее, доктор.

  - У меня появилось страстное желание понять, поймёте ли вы меня. Вас, я, кажется, уже разгадал и больше не стану задавать вопросов.

  - Вы хотите, чтобы я побыла в роли вашего исповедника или психолога?

  - Ну, прямо-таки. Я хочу броситься в большую крайность. Видите ли, я долгое время практически ни с кем не общался и, по-видимому, стал очень нелюдим, но желания понять людей у меня никогда не иссякало.

  - Так должна понять вас я, либо вы всё-таки хотите понять других?

  - Я вас задерживаю? - мужчина проигнорировал вопрос, - Вам нужно на работу. А я в вашем представлении ленивый философ или скучающий художник, которому больше нечем заняться, кроме как сидеть на скамейке, думать и размышлять о чём-то неземном, который потом пойдёт домой, напишет очередной шедевр, который нельзя никому продать, потому что никто не поймёт его блистательной задумки.

  - Я не спешу. У меня вторая смена, с двух часов, - Татьяна Алексеевна почему-то вдруг застыдилась и зарделась. Мужчина с закрытыми глазами читал мысли, хотя, если разобраться, это не составляло труда. Все люди думают приблизительно одинаково.

  - Знаете, мои работы и впрямь плохо продаются. Я ценю их очень дорого. Они не каждому по карману. Однако речь пойдёт не обо мне, а об одном пареньке. Сейчас он уже взрослый человек.

  История первая

  Эрнест Цуккерман мог стать только пианистом, пианистом великим, прославившим свою фамилию приставками: мировая известность и звезда мирового уровня. Мальчик обладал безукоризненным слухом, и что самое главное, его не нужно было принуждать садиться за инструмент. В двух словах его можно охарактеризовать как талантливый и трудолюбивый.

  Окончив с отличием музыкальное училище, он без экзаменов был принят в консерваторию и блестяще закончил её по классу фортепиано, попутно овладев в совершенстве ещё парочкой инструментов.

  Эрнест объехал с гастролями полмира, услаждая слух любителей Моцарта, Бетховена. Баха, Вивальди, Гайдна, Шуберта. Выступал на сценах и подмостках знаменитых Европейских и заокеанских театров и концертных залов, срывал овации и громкие продолжительные аплодисменты. Ему рукоплескали знатоки никогда не стареющей неувядающей классической музыки и великие люди искусства.

  Он участвовал в конкурсах и побеждал. Он побеждал на протяжении многих лет. Ему не было равных и по виртуозности, и в душевности исполнения. Он жил музыкой и только ей. У него не было цели стать лучшим, его таким признавали другие, безоговорочно отдавая пальму первенства.

  Однажды во время престижного международного конкурса, проводившегося в одной из стран Восточной Европы, накануне заключительного отборочного тура финалистов в номере класса люкс шестизвёздочного отеля поздним вечером раздался телефонный звонок. Хриплым любезным голосом музыканту предложили встречу, даже не предложили, а назначили, посулив немыслимые гонорары за организуемые ими концерты. Причём встречу назначили незамедлительно, указав, что беседа будет недолгой, приватной и тет-а-тет, без посредников в виде импресарио, личного секретаря или любых других третьих лиц.

  На протестующие слова Эрнеста, попросившего отложить переговоры хотя бы на день, пообещали сейчас же прислать транспорт, описав тех, кто встретит его в холле гостиницы.