- Выпей, запыхался весь. Глубокий экскурс в ситуацию проводить не нужно?
- Пока ехал, понял. Единственный вопрос – когда?
- Через четыре-пять часов. Тебе достался район около центра, примерно семь кварталов плюс площадь – внутри и по периметру, как раз на пути следования кортежа. Вроде бы и немного, но есть сведения, что будут провокации, и здесь как раз будет больше всего народа. Несколько человек предложили на площади поставить виселицу, - чисто символически, конечно, - и мы эту идею одобрили. В ставку насчет этого ничего не посылали, но и там идею одобрят в любом случае. Разумеется, и виселицу тоже нужно всеми силами оберегать, пока ее не облюбовали и не разобрали до начала представления.
- Гражданские уже подсуетились и делают плакаты, - заметил Ритемус.
- Это хорошо. Пока тебя не было, я передал Равелусу через твоего ординарца начать подготовку, так что сильно не суетись. Ты сделал то, что хотел?
- Да, - он расстроено поморщился и отвел взгляд в сторону, - Они… они в порядке. Все осталось по-прежнему, и мне по-прежнему почему-то стыдно перед ними. А кладбище… Как же оно разрослось, Альдерус! Я думал, что после Фалькенарской люди больше не будут хоронить стольких мертвых. Я говорил со сторожем – оно выросло в четыре раза. В четыре раза за пять лет, представь! – и, спохватившись, встал и протянул руку, чтобы попрощаться. Альдерус медленно встал, пожал ее и произнес:
- Осторожнее там – возможны провокации с обеих сторон. Если хочешь, опять воспользуйся моей машиной – быстрее будет.
- Нет, спасибо. Мы с Ауматом на лошадях быстрее через толкучку доберемся.
- Вряд ли безопаснее… - покачал головой легионис, и Ритемус кивнул и вышел. У дверей его встретил Аумат.
- Добрый день, господин адъютант.
- Здравствуй. Как Равелус управляется с моей оравой?
- Достойно. Происшествий пока не было, - привычно ответил он ритуальной фразой и отвязал коня. Ритемус вскочил на спину скакуну, и оба продолжили путь верхом, пробиваясь через не иссякающие человеческие потоки. У многих домов и почти на каждом перекрестке люди развешивали между репродукторами, фонарями и балконами транспаранты и плакаты, и на стенах малевали обидные рифмованные, но не выходящие за рамки приличий надписи и шаржевые рожи короля. Ритемусу вспомнился тот рисунок, который он видел в столице, пробираясь по затихшим после боев улицам столицы к племеннику Матринии, и невольно улыбнулся. Глас народа – глас Божий, как говорится. Переходящие грани рисунки все-таки нашлись – на одном оголенный полностью король с золотой цепью на шее стоял анфас и держал в одной руке куриную ногу, а в другой – слиток золота, а на втором в мантии, подобранной и открывающую все что, ниже пояса, он корчился от боли, которую причинял ему штык, вонзившийся в причинное место. Оба рисунка были, впрочем, незаметны, потому что находились оба в узких переулках и внимание привлекали из-за блестящей на полуденном солнце свежей краске. Через пару кварталов Ритемус заглянул в очередной переулок и обнаружил, что и новую власть тоже не все согласны принять – там раздобревшего вдвое по сравнению с действительностью короля в наручниках вел такой же краснолицый солдат в темно-зеленой форме республиканской армии. Под рисунком была надпись, но конь шел слишком быстро, и Ритемус успел уловить лишь суть: что с королем, что без него – все едино будет.
Скоро они приехали на место первого патруля.
- Никаких происшествий во время несения службы не происходило, господин адъютант! – предстал перед ним Анетир, заместитель командующего одной из рот, из ниоткуда, прежде чем он успел заметить кого-либо из своих подчиненных.
- Молодцы, - процедил он сквозь зубы и нагнулся, – Анетир, слушай и своему командиру передай: следите за слухами. Никого не задерживайте без повода, но, если услышите разговоры, что кто-то намеревается совершить покушение, передайте мне. Я буду еще не раз объезжать посты, поэтому еще загляну.
- Так точно! – ответствовал тот, и, развернувшись, побежал к группе солдат, прятавшихся под навесом у стены от жары.
Обход постов прошел быстро, пожалуй, даже слишком быстро. Буквально за полчаса набежали густые тучи, и поднялась невыносимая духота, вынудившая всех броситься по домам в преддверии ливня, не заставившего себя долго ждать. Мириады капель звонко хлопали о брусчатку, а Ритемус и Аумат сидели на свободной скамье под широким навесом у цветочной лавки в окружении ваз и корзин с цветами, которые неоднократно подвергались угрозе поедания со стороны парнокопытных, и были бы съедены без вмешательства двух военных.
В воздухе витал густой запах прибитой пыли. Оба сидели человека и с облегчением наслаждались долгожданной прохладой, ибо в последний раз дождь шел почти месяц назад, когда они едва освоились с летом средней полосы.
- Может, обратно в Лимунар уехать? – шутливо предложил Ритемус, а Аумат в ответ лишь хихикнул. Улыбка ненадолго задержалась на лице офицера – он почему-то вспомнил о горевших вчера посевах, и подумал о том, что их усилия могут стать напрасными, если дождь будет слишком долгим и зальет пострадавшие злаки, добив их насмерть. Одной победой долго не прокормишься.
Среди мыслей вновь всплыл образ настоятеля. Не слишком ли он был резок, сказав ему, что больше не вернется на кладбище? Откуда были эти суеверные мысли? Откуда была та боязнь и стыд? Ему перед ними не должно быть стыдно, у них совершенно другие заботы, вернее, их совсем нет… Разумеется, он вернется, хотя бы для того, чтобы следить за надгробиями. А те эмоции были лишь продуктом внезапного разряжения обстановки, к которому он оказался совершенно не готов… Ах, вздор, все вздор. Главное, чтобы сказанные слова не оказались пророческими…
- Господа, не хотите ли чаю? – заботливо спросила пожилая женщина, выглядывая из–за двери. Ритемус медленно пришел в себя и повернул голову к ней. Наверное, все его эмоции отразились на лице, потому что улыбка хозяйки лавки уступила место выражению тревожности.
- Да, если вас не затруднит, - попытался он натянуть улыбку. Продавщица исчезла, а Аумат заметил:
- Кажется, дождь заканчивается.
Действительно, капли падали все реже и все громче плюхались в лужи. По водосточным трубам, гремя жестью, потоками неслась вода, и ветер, прогнав всякое напоминание о лете, морозил руки и залезал под мундир. На противоположной стороне улицы люди делали робкие шаги из крытой беседки ресторана на открытое пространство, и только патрульные иногда проходили мимо, быстрым шагом проходя от укрытия к укрытию.
Аумат передернулся и всхлипнул от холода, но посмотрев на отмеченное печатью встревоженности лицо, Ритемус заметил, что не только погода его беспокоит:
- Что-то случилось?
- Семья… - не то прокряхтел, не то просипел он. – Хотел бы я знать, живы они или нет. А это зависит напрямую от того, что известно им обо мне. Боюсь подумать, что с ними сейчас происходит. Наверняка им пришла повестка о моей смерти или пропаже без вести… - он тяжело вздохнул и на какое-то время умолк. – Все же это лучше, чем если они узнают о моем пленении, или о том, что я перешел к вам.
- Откуда? Никто не мог и не может знать, что ты вообще жив. Десятки тысяч солдат императорской армии лежат на нашей земле, не меньше - пленены, и о их судьбе минатанскому командованию едва ли что-то известно точно. Они могли замерзнуть, умереть от голода, от пули, и так далее, и единственный свидетель их смерти – один бог. И узнать что-то о тебе, как говорил Тумасшат… Как говорят в Минатан – найти алмаз в снегу?
- Да, - нехотя кивнул ординарец, - Но обо мне могли узнать и местные. В деревнях у Лимунара у меня есть еще родственники, помимо Тумасшата, и кто-то из них мог когда-то слышать мое имя и рассказать обо мне родне, а та могла передать в Минатан через знакомых. Знаю, это звучит для вас странно, трудно и сложно, но там так нередко и передаются новости, и иногда слухи с одного края империи доходят до другого быстрее газет. И если они узнают, что я был в плену или перешел к вам, то хуже будет только им. На них ляжет позор, и вполне могут убить, а убийцу могут и оправдать… В нынешнем минатанском обществе в последнее время стало модно вводить в обиход обычаи и правила, которым много сотен лет и были почти забыты, и некоторые из них мало подходят для того, чтобы их использовали в цивилизованном обществе, допустим, кровная месть.
