Они вышли с другой стороны рощицы и остановились на небольшой поляне, которая очень плотно был усеяна могилами. На одном из огражденных участков стояли два простых каменных квадратных надгробия с именами и годами жизни. Ритемус остановился перед ними и застыл. Надо было что-то сказать, но в голове царила звенящая пустота. На глаза почему-то навернулись слезы.

- Вас оставить?

- Нет. Сейчас пойдем обратно. Подождите минуту.

Но внутри, настойчиво и беспрерывно, крутилось лишь одно: зачем он сюда пришел? Их ведь больше нет – только эти два безжизненных камня напоминают об их существовании. Какое им дело до него, живого? Им-то уже ничего не нужно, это он мучает себя годами, бесплодно и безнадежно. Что ему следует сказать им? Хорошо ли он живет? И нет, потому что он не успокоится, пока в Арлакерисе не затихнет отзвук последнего выстрела, и да, потому что он жив и здоров. О том, что он сделал? Он спас многих людей, но погубил – куда больше. Тоже нечем хвастаться. Ему было нечего сказать и нечего спросить, потому что вряд ли на небе что-то меняется так же быстро, как на тверди земной. Кроме одного – они отомщены наконец, и ему от этого было совсем не легче, скорее наоборот. А они… Пусть они покоятся с миром.

Он украдкой вытер слезы рукавом и пошел обратно. На выходе из рощицы они встретили процессию, возглавляемую настоятелем храма и уже возвращавшуюся с поминального служения. Черные полы сутан развевались на поднявшемся ветру веером и хлестали своих обладателей по ногам, но те продолжали идти с прижатыми к груди священными книгами.

- Ты нашел своих родных, сын мой? – спросил издалека настоятель.

- Да, - громко ответил Ритемус.

- Надеюсь, эта встреча сняла с вас груз, лежавший на душе эти годы?

Ритемус подошел к нему почти вплотную и медленно и отрывисто сказал:

- Нет, не сняла. Я больше не буду приезжать навещать их. Я… не хочу нарушать их покой вестями о мирской суете.

Еще не успев досказать последнее слово, он развернулся и пошел дальше. Лишь у самых ворот он остановился и спросил у сторожа:

- Вы будете ухаживать за их могилами?

- Конечно, - кивнул тот, - но не стоит так бросаться словами. Вы наверняка передумаете позже.

- Не знаю. Я не очень хочу сейчас об этом думать. Прощайте.

Стоило ему закрыть дверь, как в ушах сильно зазвенело. Он подумал, что это может быть от волнения, но шофер тоже завертел головой по сторонам, а священнослужители о чем-то оживленно заговорили, показывая перстами в сторону города, и стало ясно – это чудится не только ему одному. Сирена.

- Садитесь! - распахнул он дверь, и священники, переглянувшись, сели в машину. – Гони пока в штаб, к Альдерусу.

- Впервые за многие годы мы возвращаемся не пешком, - без всяких интонаций в голосе заметил один из них.

- Все когда-нибудь впервые происходит, - зачем-то заметил шофер, выруливая на дорогу. – Надеюсь, господин легионис меня не убьет за поцарапанную машину.

- Об этом не думай, - ответил Ритемус и вслушался еще раз. Сирена выла довольно тихо, наверное, некоторые из репродукторов сломались или вышли из строя; иногда ему казалось, что в вое проскакивали неясные интонации, странно напоминающие мелодию. На окраинах города не было ни души, что смутило его, лишь через два квартала стали появляться люди, и шли они по тротуарам и проезжей части быстрым шагом, но без лишней спешки. К этому времени вой сменился неясным скрежещущим бормотанием из динамиков.

- Посторонитесь! – кричал шофер, высовывая голову в открытое окно, и без стеснения добавлял крепкое словцо. Прохожие испуганно отскакивали в сторону, недовольно крича и крутя пальцем у виска, словно и не должно здесь быть никаких машин, и растерянно смотрели вслед.

- Постой, - приказал Ритемус. Он высунулся в окно и спросил ближайшего пешехода в клетчатом пиджаке и небольшой шляпе, - Что здесь происходит? Разве вы не слышали боевую тревогу?

- Какую тревогу, господин офицер? – с искренним недоумением спросил тот, - До этого гимн республики играли, а теперь губернатор выступает с речью!

Ритемус прислушался еще раз, но из-за шума сотен ног, голосов и мотора он успел вылавливать только отдельные слова, которые не помогали пролить свет на происходящее.

- Не пойму, о чем он говорит?

- Как же так, я думал, вы в своем штабе уже знаете, господин офицер – в лесах у Наттерара поймали короля и теперь везут сюда! Наверное, казнить будут!

Ритемус округлил глаза и медленно, бормоча извинения, втянулся обратно в салон.

- Рули к храму, - устало махнул он рукой, и сказал, оборачиваясь к священникам, - Короля поймали и везут сюда.

Шофер издал возглас ликования, а духовенство бессильно свесило головы.

- И что же с ним будет? - прозвучал настоятель собора и спросил с насмешкой, – Вы уже решили, какую казнь ему уготовите?

- Это зависит не от меня, - отрезал Ритемус. – Вы собираетесь противиться решению правительства?

- На самом деле мы тоже его не любим, - признался настоятель, - В первую очередь, за экспроприацию храмовных наделов на севере. Их и до этого немного было – как почти четыреста лет назад предок короля забрал все имущество у церкви, так и жили, остались только эти полтысячи квадратных километров, заповедных, а он их у нас забрал и продал фабрикантам и своим слугам, и на эти деньги жировал, да простит меня Господь, во время Фалькенарской войны. Он пользовался нашей поддержкой как отпрыск отмеченного Богом рода, но ничего не давал взамен, лишь подачки вроде древней часовни под Элимасом, наконец вернувшейся в лоно церкви из королевского владения, и подобное произошло в первый и уже последний раз за все годы его правления. Никто не будет сожалеть о его смерти, сын мой, однако он остается Божиим помазанником, и религия должна быть его… орудием, мечом, рукой – называй это как хочешь.

- Я понимаю. Возможно, он будет сослан в тюрьму на север, если ему повезет. А пока его будут судить, он будет в здешней колонии.

- Если его не забьют камнями по дороге в штаб, - ехидно прокомментировал шофер, и, увидев краем глаза недовольный взгляд офицера, тут же закрыл рот.

- До чего же странная вещь – мирская душа, - горько сказал после паузы один из священнослужителей, - Вчера они готовы были грудью защищать короля и лезть под ваши штыки, а сегодня они возносят вас и готовы растоптать короля по дороге. Никогда не думал, что это будет на моем веку.

«Никто не думал», - тем же тоном мысленно произнес Ритемус, и до конца маршрута никто не произнес ни слова. До приезда бывшего монарха наверняка оставалось еще много времени, но на улицу высыпало огромное количество людей, кажется, весь город покинул свои дома, чтобы встретить конец одной эпохи и начало другой. Одни толпились на тротуарах и проезжей части и что-то бурно обсуждали, другие шли быстрым шагом к западному выезду из города, третьи входили и выходили из домов с огромными кусками ватмана или ткани, на которых угадывались буквы. На перекрестках вышагивали солдаты Объединенной армии с винтовками наперевес.

Рупоры на перекрестке сменили музыку на голос диктора и уже отчетливо вещали о поимке короля, которого действительно поймали в деревушке под Наттераром в сорока километрах от границы и которого выдали ее жители, так давно хотевшие мира на своей земле. Голос не скрывал, что короля привезут в город сегодня же, но упорно скрывал даже примерное время прибытия.

У газона сбоку от храма на скамейке ждал Аумат и несколько лошадей, привязанных к ограждению, и выходя, Ритемус махнул рукой, приказывая ждать. В храме уже заканчивалось заседание совета повстанцев и «возрожденцев». Почти все офицеры покинули комнату, осталось лишь несколько человек, окруживших Альдеруса. Заметив Ритемуса, он жестом позволил ему сесть, намекая, что торопиться пока не следует, и продолжил объяснять подчиненным обязанности, и когда те вышли, он присел рядом и налил каждому по стакану воды.