Альдерус все знал. И ничего никому не сказал. Почему?

Это в какой-то момент осознали все. Лица покраснели от гнева, но никто ничего не смел сказать, и один за другим офицеры выходили, чтобы отвести подчиненные им подразделения на указанные участки, и, если нужно, вступить в бой с националистами.

- …Адъютант Ритемус. Квадрат бэ- четыре. Сведений о точных силах противника в данном районе и нынешнем положении не поступало.

Ему первым достался район, помеченный красным. Один лишь факт, что остальные знали, сколько солдат противника противостоит им на их участке, а он нет, вызывал холод в загривке. Хорошо, что Альдерус позаботился и расположил части находящихся здесь командиров так близко, а не в казармах.

Он бросился вслед за колонной солдат, идущих в нужном ему направлении, и лишь чуть погодя заметил, что везде царит тьма – репродукторы работали, но не фонари, а на перекрестках стояли солдаты с факелами, газовыми или электрическими фонарями с динамо-машинами, чтобы прояснить ситуацию в буквальном и переносном смысле в этом хаосе. Редко над домами загорался на секунду мягкий и тусклый красноватый отсвет – в дело пошло что-то посильнее винтовок, штыков и гранат.

- Господин адъютант! – подскочил к нему кавалерист, оказавшийся Ауматом. – Батальон к бою готов, ждет ваших приказаний! – со скорбным ликом он подал ему руку, помогая залезть на коня.

- Что у вас?

- Мы их опередили! – хвастливо отозвался минатанец. – Почти всех разоружили загнали в подвалы, но человек с тридцать удрало дворами.

- Убитые?

- Наших ранило несколько человек, так что, считайте, повезло!

Ритемус зачем-то кивнул, ведь Аумат этого не увидел. Во внутреннем дворе жилого дома его встретили его солдаты, из-за тесноты вставшие в каре по сотне человек, и оттого казалось, что их совсем немного. Ритемус спрыгнул с коня и объяснил ситуацию. Из-за кромешной темноты он не видел лиц, но чувствовал исходящую от бойцов волну гнева и какого-то смутного разочарования от разбитой надежды на покой.

- Никто из нас этого не хотел. Мы, к сожалению, уже не сможем отговорить этого чертового Канцлера отменить приказ. Однако установить в городе порядок – наша обязанность. А посему – марш за мной! – подытожил он и помчался на улицу, увлекая за собой остальных.

Он шел быстрым шагом, почти бежал, и его душили рвущиеся на волю слезы. Впервые за долгое время он вновь молча взывал к своим погибшим родным, к богу, ко всем, в кого можно было бы верить.

«Лимия и дети мои! Услышьте меня и скажите мне, почему я не заслужил покоя, как вы? Почему я вновь и вновь вынужден почти ежедневно переживать крушения всяких надежд? Господи! Почему ты бросил меня, бросил всю нашу страну на произвол судьбы? Почему ты дал умалишенным власть? Мы слишком слабы, чтобы быть руками твоими на земле. Почему ты не даруешь нам покой? Или хотя бы тем, кто заслужил этого?»

«Вот шесть сотен людей, которых, возможно, после этой ночи я увижу только мертвыми. Они верят мне и верят, что мы добудем победу. И кого-то из них ты заберешь. И ты смеешься над нами, над нашими страстями; тебе любопытно, как мы режем друг друга тысячами, для тебя все - всего лишь игра малых детей, глупых, обманутых и обездоленных. Услышь меня и смилуйся, ежели ты существуешь!»

- Что вы сказали, командир? – спросил Равелус, шедший позади него. Последнюю фразу Ритемус сказал вслух.

- Молился, - не соврал он. Равелус с пониманием кивнул, и схватил винтовку крепче – осталось совсем немного. Вот скоро за поворотом склад, насыпь с железнодорожным переездом, несколько улиц и фабрика. И стоит им эту насыпь преодолеть, как на них посыплется свинцовый град. А может, и на складе эти сволочи засели? Нельзя отныне терять бдительности.

Грохот. Слева, за поворотом. Ритемус приказал жестом остановиться и рассредоточиться. Прятаться было куда – неровная грунтовая дорога, небольшие склады, груды балок и ящиков. Перекресток озарился ярчайшим светом прожектора, чей луч проходил едва ли в метре от Ритемуса. Мелкими шажками, зажав в руке револьвер, он стал отходить назад. Впереди раздался топот ног и грозный возглас рупора:

- Кто идет?

Ритемус промолчал.

- Вас не меньше сотни, и вас сложно не услышать! – зычно и медленно сказал голос. – Мы не хотим драться, кто бы то ни был!

- А вы кто? – спросил Ритемус.

- Мы – одиннадцатый батальон третьей бригады национально-освободительной армии, которая отказывается выполнять незаконный приказ Канцлера об уничтожении республиканской армии. С нас войны хватит!

- Мы тоже воевать не желаем. Но где гарантии, что это не обман?!

- Так и думал… - вздохнул голос. – К вам идут парламентеры.

На полотне света, легшего на земле, появились три уменьшающиеся тени с флагом. Три солдата в черной форме – некогда гвардейская часть королевской армии. Без касок, одни фуражки с черепами, пулеметные ленты, обвитые накрест на туловище, и белый флаг. Один из них, в чине лейтенанта, протянул Ритемусу руку:

- Надеюсь, вам легче.

- Довольно-таки, - сухо ответил Ритемус, совершая рукопожатие. – Я, может быть, и рад вас отпустить на все четыре стороны, но командование этого не одобрит.

- Поэтому мы пока останемся здесь. Мы не хотим быть плененными и гнить в лагерях за то, что сложили оружие. Но нас никто отсюда не выпустит просто так.

- Хорошо, я отправлю вестового. Сколько еще частей отказалось сражаться?

- Многие. Даже те, в которых были офицеры, ненавидящие вас и имеющие влияние, допустим, вот этот.

Они вышли на перекресток, и Ритемусу открылось знакомое зрелище – на улице за баррикадой, из-за которой торчали длинные шила стволов, на балконах складов и на крышах сидели стрелки в черных шинелях, освещаемые кострами. Над ними развевались одновременно белые флаги и черные флаги с черепами, покоящихся на перекрещенных винтовках с подписью: «Победа или смерть». Почти то же он видел в Тиренаре, в столице первых дней войны. Через борт грузового отделения грузовика, водруженный на поваленный комод, четверо гвардейцев перетаскивали тело, одетое в одну рубаху и кальсоны, делавшее вялые попытки к сопротивлению.

- Его Превосходительство минор-адъютант, - провозгласил гвардеец, когда связанного человека с кляпом во рту кинули к ногам парламентера и Ритемуса. – Прошу прощения, бывший минор-адъютант. – Он пнул «возрожденца» в бок ногой, что вызвало шквал гогота со стороны баррикад.

- Мы сначала думали сжечь его в печи, но потом подумали, что можно преподнести его республиканскому командованию в качестве подарка.

- Щедрого подарка, - одобрительно заметил Ритемус. – Аумат, возьми пару человек и отведите его к Леманиру. Парламентер тоже не помешает.

- Я согласен, - они снова пожали руки, и батальон двинулся к казармам. Только сейчас Ритемус отдал себе отчет, что гражданских на улице не было совсем. Чуть позже в окнах, в отражениях парящих над центром города вспышек, стали заметны смутные фигуры, что, сгорбившись и дрожа от выстрелов, боязливо смотрели на солдат. В одном из окон, не таясь, неподвижно стоял силуэт, и лишь когда Ритемус пристально посмотрел на нее и незаметным для идущих сзади сделал жест, словно отмахивался от мух. Призрак нырнул вниз и задернул занавески. И все это было странно, будто бы в тумане; «так быть не должно» - думалось почему-то, но сон не рассеивался. Стреляли все ближе и ближе, на дорогу до казарм ушло полтора часа – на них могли напасть со всех сторон, с любых домов, и попади они в ловушку, половина бы осталась лежать уже спустя минуту, и поэтому чем ближе были выстрелы, тем опасливее они осматривали дыры окон, разбитых еще до перемирия и расплывающиеся скаты крыш.

- Кто идет? – сверху в глаза ударил фонарь.