- На меня с утра нехорошо косятся «возрожденцы». При мне в поезде в Капулане полиция безопасности Освободительной армии задержали одного из наших, лейтенанта. Думал, и меня сцапают, но обошлось.

- Все ждут приказа дырявить голову, поэтому ничего удивительного. Знал бы ты, какое тут у нас напряжение в штабе – все взвинченные, дай только искры, все рванет.

- Это в штабе, а столица вся такая. Все ждал выстрелов в спину, но пока их нет.

- Значит, пока ждем. Готовимся и ждем.

К вечеру того же дня город возвратился к привычному темпу жизни. На каждом перекрестке все три дня выборов стояли мальчишки с партийными газетами и плакатами и призывали во всю глотку голосовать за Вождя или Канцлера, или за кого-то еще, каких-то мелких партийных деятелей, не входящих ни в одну из коалиций. Улицы теперь выдыхали аромат довоенной жизни – потоки людей двигались по обеим сторонам без излишней скованности, бытовавшей еще полторы недели назад, процветала мелкая торговля и неожиданно исчезла всякая грязь, разве что, за исключением кварталов, пострадавших от обстрелов, но и там царила относительная чистота – груды щебня и бетона убрали с проезжей части, и там свободно рассекали конные и самоходные экипажи, а обрушившиеся здания огородили по периметру предупредительной пожарной лентой. Город наспех поделили на избирательные районы и выбрали здания в качестве избирательных участков. Наспех – потому что одни районы формировались по величине демографической составляющей, а другие – пространственной. На стенах висели портреты партийных деятелей с пафосными до неприличия физиономиями, и к приезду Ритемуса до такого же неприличия исковерканы краской или углем – то они были превращены в женщин, то в антропоморфных крокодилов или ослов, а иногда сочетали в себе черты всех трех образов. Пройдясь по улицам, можно было заметить, что агитацию проводят не только партийные деятели, а также анархисты – организовав недалеко от центра в каком-то зажатом меж домов переулке, они наспех отстроили сцену из потрепанных балок и перекрытий, поставили кафедру, из-за которой вещал, зачем-то держа в опущенной левой руке жестяной конус самодельного рупора, человек средних лет в запыленном пиджаке, у которого левый рукав держался на одних нитках, и под разрывом белела повязка с литерой «А». Определенную аудиторию это выступление собрало – около полусотни человек сгрудили вокруг помоста, в основном это были рабочие или студенты.

- Дорогие товарищи, любая власть – это зло! На протяжении многих лет мы видели, как сменяются короли, но разве наше бытие от этого менялось, скажите мне? – вверх взметнулись сжатые кулаки и крики «Нет!» вразнобой. – А эти социал-демократы, которые якобы собираются даровать нам «свободу» и «власть»? - эти два слова он исковеркал покряхтывающим голосом, подражая Вождю. – От них ничего ждать не стоит! Республика, монархия – это лишь слова, ширма разных цветов. Власть есть спектакль, его могут играть разные актеры в разных театрах, но все они будут играть по одному и тому же сценарию! Те, кто окажется на вершине сей горы, не станут делится с нами ничем, вот увидите! Если они удержатся и не перегрызутся, как псы из-за кости, то через год верхушки партий уподобятся тем, с кем они боролись эти годы, их одежды будут рваться от растолстевших телес, и поселятся они в дворцах своих врагов!

Только нам-то что с того, товарищи? Нам какая выгода? Да, я говорю «выгода», ибо желать чего-то в пределах дозволенного и получать желаемое в пределах дозволенного абсолютно нормально, и мы имеем право на лучшую долю! Мы страдали от короля, который заставлял гнить нас на заводах по полсуток, страдали от этой ненужной нам войны, и будем страдать дальше. Не питайте иллюзий, товарищи и потому прошу внять еще раз: мы сможем взять ситуацию в свои руки! И для этого нам не нужны революции, не нужно пустое кровопролитие! Мы должны просто выказать неповиновение всем тем, кто позиционирует себя как потенциального правителя, и выказать все вместе, ведь правитель без подданных – не правитель. Ему некем будет управлять, и эта соломенная башня развалится сама собой!..

Ритемус тяжко вздохнул и пошел дальше по людной улице. Боже, может, все-таки прав был монарх, что разгонял любые сборища анархистов? А вот нынешняя власть допускает подобные упущения, теряя тем самым часть потенциального электората! А может быть, и нет? В конце концов, плюрализм мнений и прочее. Поэтому в Сенате даже есть партия, провозгласившая своей целью уменьшение числа заводов и частичную их приватизацию в пользу мелких ремесленников, и она пользуется мизерной, но популярностью у жителей крупных городов, которым надоело дышать угарными газами целые сутки круглый год.

На перекрестке у фонарного столба стояла большая табличка, указывающая направление к избирательному участку, и многие кучковались на тротуарах и рассказывали, за кого они голосовали. Или наоборот, скрывали имя кандидата, которому они отдали предпочтение, и тогда собеседники упрашивали его почти с детской настойчивостью. Иные описывали почти каждый шаг, сделанный в помещении для голосования – прошествие в закрытую кабинку для подписания бюллетеня, затем опускание оного в закрытый непрозрачный деревянный ящик и расписка в листе голосующих на выходе, причем некоторые описывали это так, будто поучаствовали в ритуале посвящения в члены тайного ордена. Ритемус пару раз даже замедлял шаг, чтобы послушать, ибо в этих словах чувствовалось что-то, чего не было раньше, а именно возможность (пусть даже иллюзия!) повлиять на жизнь своей страны, побыть вершителем чужих судеб. Как упоительно звучала эта новая мысль, пусть и сказанная другими словами, в пропагандистских речевках!

А вершителей судеб пришло немало, - пройдя пару кварталов, Ритемус натолкнулся на люд, наводнивший собой скверик перед местным лицеем. Сколько именно выборщиков здесь было, сосчитать было сложно, но во всяком случае, счет шел на многие сотни, может даже человек семьсот, и у всех – женщин и мужчин, пожилых и молодых, - на ликах застыли маски важности. Где-то далеко на крыльце стояли несколько солдат, пропускающих людей по одному, предварительно обыскивая. Ритемус обошел толпу сбоку вдоль по скверу, но вот рядом со зданием пришлось попотеть, чтобы локтями пробить себе путь. Какой-то мужчина, услышав толкотню, попытался попросить стоящих сзади не толкаться в нецензурной форме, повернул гневное лицо, и увидев форму и погоны, побледнел и сделал шаг назад, растворившись среди других. Путь немедленно освободился.

Увидев офицера, солдаты республиканской армии вытянулись в струну, загородив винтовками вход женщине, пытавшейся было прошмыгнуть внутрь, воспользовавшись замешательством.

- Как все проходит? – осведомился Ритемус, деловито заложив руки за спиной.

- Не было ни единого нарушения, господин минор-адъютант!

- Вольно. Я вижу, народ активно использует свое избирательное право? Занесите в список и пропустите, чего зря человека держать, - сказал он человеку с исписанным планшетом. – Это все время так?

- С утра неохотно шли, а два часа назад как прорвало – идут и идут. Чую, до послезавтра все будем стоять.

- Не будете. Ровно в девять концерт закончится, - успокоил их он. – Но не расслабляйтесь, чуть что – в наряд отправят только так. Это дело ответственное, - и не опуская рук, развернулся и спустился по крыльцу. Здесь ему делать было больше нечего – среднем и старшему офицерскому составу запрещено голосовать, а ему не следовало бы вообще показываться, но сегодня никому не взбредет в голову устраивать пакости вроде терактов – слишком мало прошло времени с прошлого акта смертоубийства, а тут был риск потерять шанс выиграть дело честным путем.

- Как думаешь, кто-нибудь из них взорвет что-нибудь здесь? – услышал на обратном пути в гостиницу он двух рабочих в комбинезонах, сидевших на лавочке и читающих газету возрожденцев.