Аннетт пошатнулась. Сделала шаг назад, чтобы устоять, и высвободила остатки энергии.

Проклятые, как вампиры, передвигались бесшумно и быстро. Их темные одеяния виднелись из-за искусственно созданной светлой дымки, и в тумане силуэты стали заметны.

Нужно было продержаться совсем немного, на помощь придут стражники или кто-нибудь из владельцев зеркальных знаков. Ани была не одна. Она знала это, и поэтому липкий страх, предательски подбиравшийся к сердцу, отступал.

Решимость. Иногда она важнее любой силы. Та уверенность, с которой сопротивляешься, понимая, что шансов нет, дает свободу и сеет сомнения в сознании противника.

Аннетт чувствовала это.

Несмотря на то что она стояла одна против троих, никто из проклятых не подходил к ней близко и не шел в открытое сражение. Они кружили, словно тени, заманивая и запугивая жертву. Ждали слабости, растерянности, чтобы лишить силы и забрать самое ценное – душу.

Ани заправила за уши мокрые от дождя волосы и сделала пару шагов назад, зная, что упрется в стену одного из зданий и закроет возможность нападения со спины. Ей нужно было еще немного времени, чтобы источник города вновь наполнил ее магией.

Но вместо прохладной стены ощутила крепкие объятия. В первые секунды по телу прошел холодок, а в голове пронеслась тревожная мысль: «Поймали?». Но осознание, что проклятые не могут быть теплыми, пришло раньше, чем Алан заговорил.

– Я с тобой, – прошептал он, после чего отпустил ее.

Впору было бы злиться за эффект неожиданности и испуг, но Ани не смогла. Алан прибыл ей помочь, сообщил о своем присутствии, иначе было не понять, ведь вокруг туман и магическая пелена.

Аннетт сделала последний шаг, упираясь спиной в холодную стену здания. Ей следовало оставаться в стороне, не создавать для Алана проблем и не подвергать себя опасности, зная, что энергии, которую она почти полностью потратила на защитный барьер, было недостаточно.

Не можешь справиться – прими помощь. Этому ее учил Тодор.

Заклинание света рассеяло дымку на большей части улицы. Теперь Аннетт могла наблюдать за тем, как Алан спокойно шел в сторону обрыва, туда, где берег океана. Пальто нараспашку, небрежно растрепанные волосы… В мягких, плавных движениях читались сила, уверенность и что-то манящее, цепляющее взгляд.

Знак Алана – предсказания. Именно поэтому он закатал рукав, позволяя зеркальному символу сверкать и показывать ему возможный исход событий. Он призывал видения, пока проклятые отступили в тень, подальше от открытого пространства и двух ведьмаков, которые могли перейти в нападение.

Все слишком затянулось. Расслабленность Алана и нерешительность Аннетт, которая пряталась за его защитой, дали проклятым свободу.

Один из них, фелон, «рисующий знаки», появился позади Алана. В его руке была светящаяся фиолетовым нить, которая поставит метку на предплечье мага. Так проклятые будут знать о его слабости и найдут, чтобы выпить душу.

Остальные вышли из укрытия, собираясь отвлечь жертву. Они словно парили над брусчаткой, двигаясь бесшумно и быстро.

Но Алан напал первым.

Улицу наполнили черные линии. Темная энергия паутиной покрыла все вокруг, а проклятых, которые решили отступить в тень, взяла в силки. Ни вспышек заклинаний, ни сопротивления.

Магия города развеяла тела в пепел, забрав всю силу и оставив на земле крошечные осколки украденных душ.

Как только все закончилось, нити исчезли, а Алан подобрал камни, спрятал их в вельветовый мешок, чтобы после передать служителям кладбища. Те захоронят их, провожая убитых в последний путь.

– Как ты?

Алан вернулся к Аннетт, мягко коснулся ее плеча. Его глаза все еще были неестественно черными – темная энергия, которую он черпал у источника города, не исчезла полностью.

– Нет сил, – едва слышно произнесла Ани.

Сегодня она провела целый день, латая дыры в барьере.

– Мисс Рэндел признает, что ей нужна помощь? – подколол ее Алан и не дал ответить. – Я польщен. Пойдем, ты совсем промокла, а защиту восстановит Анри.

– В этом городе холод и сырость помогают ценить тепло, если оно, конечно, – она коснулась ладонью его груди, – еще есть.

Алан лишь горько улыбнулся, сжал ее холодные пальцы. Его горячая кожа почти что обжигала, но вместе с тем давала понимание близости. Не только тактильной, скорее это значило больше… Еще секунда, и ведьмак прижал Аннетт к себе, словно хотел спрятать в своих объятиях, словно показывал свою заботу.

– Пока бьется мое сердце, оно полностью принадлежит тебе.

– Спасибо, – сказала Ани, чувствуя, как спокойствие накатывало вместе с усталостью. – Спасибо, что я не одна.

– Соглашаешься быть моей?

Алан спрашивал это легко, непринужденно, поэтому Аннетт не сразу поняла суть вопроса. Но взгляд… В нем читались волнение и ожидание.

– Твоей? – неуверенно переспросила Ани, чтобы догадки либо развеялись, либо подтвердились.

– Моей девушкой, – закончил Алан.

– Да…

Тихий ответ слился с первым раскатом грома, но Алан услышал его. Услышал то, что было между ними еще тогда, в петле времени, когда граница дружбы рассеялась, а они стали слишком близки, чтобы находиться порознь. И теперь, спустя год, все обратилось в слова.

В отношения, проверенные трудностями и некоторым временем, а не пустыми обещаниями.

Говорить, говорить, говорить… Вот что предстояло сейчас Тодору. Объяснения, планы, запечатывание воспоминаний в блокноте. Но ничего из этого делать не хотелось. После кладбища требовалось побыть в тишине.

На осунувшемся, несмотря на вампирскую сущность, лице отразилась усталость. Эмоции оставляли следы не хуже оружия, но другие, заметные лишь тем, кто знаком с чувством потери.

Символ Y, связывавший Тодора с неизбежным или с тем, что стоило бы исправить. Он видел гибель каждого ведьмака с зеркальным знаком и должен был возвращаться в прошлое, чтобы этого избежать. Но теперь, когда подземные захоронения были разрушены, а перемещения во времени заблокированы, смерть стала необратима.

Больше сосредоточенности, деталей, просчетов, планов и выводов. Но ни на что не хватало сил.

Тодор был выжат.

Встреча с матерью в фамильном склепе выбила почву из-под ног. В него верили, в нем не сомневались, но он был инструментом, обязанным выполнять то, подо что его заточили с самого рождения, ибо его род клялся защищать город.

В горле пересохло. В момент слабости все отложенное на потом – утомление, боль и тревога – накатывало волнами. Пока у тебя все работает исправно, как в механизме, проблем нет, но как только одна деталь выходит из строя, она тянет за собой все, что связано с ней.

Выпить крови. Сделать пару глотков, пару десятков глотков. Тодор смутно помнил, сколько пакетов было в его руках. Туманный, рассеянный взгляд, перепачканные губы и алые полосы… Они растеклись по шее, впитались в рубашку. На лице – кривая ухмылка, обнажавшая острые клыки. Жажда… Сколько он голодал? Неделю? Две? Или же пару дней?

В полутьме кабинета это было не важно. Никто не услышит немой крик, никто не увидит боли, разъедающей изнутри. Несколько минут предательского бессилия, чтобы вновь взять себя в руки. Это было несложно. Зелья… Нужны были лишь обезболивающие зелья.

– Мертвый сон, зыбкий, пьяный, пустой… любой на твой выбор, – хрипло произнес Тодор, пытаясь откупорить один из флаконов.

Все повторялось: избыток магии, отсутствие контроля, кровь, эликсиры, боль. Не хватало лишь Мари, которая стала частью другого мира. Растворилась, исчезла, но не погибла, нет. Иначе ее призрак появился бы здесь и заставил проглотить все до последней капли.

Но Мари не было.

В этот раз сам.

– Пей, просто выпей, я помогу.

– Ани, уйди, тебе…

– Мне нестрашно. Это просто зелья, я знаю, в каком порядке давать, здесь написано.

Она говорила спокойно, размеренно, чтобы воспаленное сознание различало слова.

Горечь трав – наверняка полынь…