И сейчас, стоя среди могил, решил обратиться к нескольким листам, чтобы на пару мгновений окунуться в прошлое.

Первые страницы приклеились друг к другу. За все время Тодор ни разу не пересматривал их содержимое. Слишком важно, слишком тревожно.

На них был изображен темный особняк Рэнделов.

– Не ищи себя в прошлом, живи настоящим. – Тодор прочитал единственную надпись на развороте и ухмыльнулся.

Он вернется в отцовский дом. Где-то должны были ждать ответы на все его вопросы, и теперь, спустя столько лет, он готов был их произнести вслух.

Узкие тропинки кладбища вились среди могил. Город мертвых наполнял Тодора тишиной и ощущением неизбежности. Все зашло дальше, чем он предполагал. Владельцы зеркальных знаков выжили, и теперь под ногами верховного мага была вязкая почва, а не бесконечные перемещения в прошлое, чтобы спасти тех, кому было суждено погибнуть. Нет дороги назад – вместе с подземными захоронениями исчезла возможность отмотать время. Город, сердцем и разумом которого были умершие владельцы зеркальных знаков, теперь принадлежал живым. И Тодор старался думать о будущем, просчитывать ходы, чтобы уберечь Эмму, Анри, Аннетт, Николаса, Алана и Джин-Рут. У него не было шансов на ошибку. Возможность попасть в прошлое навсегда заблокирована.

Тодор открыл скрипучую калитку кладбищенской ограды и, ступив на мокрую брусчатку Нордвуда, закрыл ее магией. Теперь можно было переместиться.

Он оказался на окраине города, отделенной невидимой чертой от старинных особняков. Они представляли собой небольшой квартал заброшенных зданий, спрятанных под незаметными глазу заклинаниями, чтобы никто из владельцев не смог открыть двери и вдохнуть жизнь в проклятое и пыльное место. Здесь погиб отец Тодора. Перед смертью он впитал в себя всю магию, выпил из близлежащих домов энергию, но так и не смог сделать еще один вдох – проклятые не оставили ему шансов.

Эти места замерли, застыли и погрязли в прохладном прибрежном воздухе. Здесь не будет скрипа открывающихся окон, легкого, почти неслышимого шума разговоров и мерцающего пламени свечей.

Здания хранили в себе больше воспоминаний, чем стоило. Но их не увидеть, если не вывернуть душу наизнанку, не прочитать в глазах – эмоции не говорят о прошлом, они всего лишь показывают слабости. Главное – вовремя закрыть ставни, чтобы ветер не разбил стекла, чтобы влага и дождь не попали внутрь, не оставили после себя отпечаток разрухи. Тогда каменный особняк сохранит чуть больше личных, никому не доступных тайн.

Есть что-то особенное в пустых, давно не нужных постройках. В них замирает эпоха, кусочек чьей-то жизни, который уже не меняется. Там все как прежде, все как когда-то. Если не учитывать время, стирающее краски, и природу, которая берет свое. Однажды все превратится в ничто, станет обломками, пылью… Предадутся забвению имена хозяев, сотрется штукатурка. Все будет незначимым, безразличным.

Тодор поправил ворот черного пальто, задумчиво застыл у поржавевших ворот. Глубокий, привычно тяжелый взгляд черных глаз изучал его родовое поместье.

Особняк не изменился: все такой же одинокий, темный, заброшенный. Давно потерянное место с затертыми деревянными ступенями, которые со скрипом прогибались под уверенными шагами. В спертом пыльном воздухе витало прошлое, оно говорило о себе знакомыми предметами, забытыми вещами, которые лежали так же, как и несколько лет назад. Здесь, на окраине города, острее ощущались перемены – в статичных воспоминаниях не осталось чувств. То, что было ранее, посерело, выцвело, стало другим – безразличным.

Тодор заглянул в одно из старинных зеркал, по-прежнему висевших вдоль лестницы. В отражении за его спиной виднелись тени. Призраки, потерянные души. Гладкая поверхность отражала смерть, открывала завесу, впускала в другой мир. Фамильные реликвии Рэнделов спустя годы оставались индикатором, проявляющим все страхи и ошибки. Так же и зеркало в тяжелой резной раме должно было напомнить о чем-то болезненном, но нет, не в этот раз. Оно давало подсказки. Знаешь – сможешь понять, нет – значит, не стоит раскрывать тайны, к которым не готов.

Войдя в одну из комнат, Тодор криво усмехнулся. На столе все так же стояли бутылка вина и хрустальный бокал. На его дне и стенках остались темные пятна давно высохшего напитка. Все как прежде. Почти… За отколовшимся стеклом застыла пара мотыльков. Бледные, потерявшие окрас, они завяли, словно цветы. Их ловушка сохранила лишь облик, который со временем истлеет. А пока они символ бессмертия души.

Он редко заходил сюда – не хотел будоражить воспоминания. В этом особняке таилась его жизнь: прошлое, близкие. В нем были законсервированы человеческие эмоции и слабости, время, в котором он был собой, был свободен.

– Ностальгия? – прозвучал до боли знакомый голос.

Тодор не стал применять заклинания, знал, что в фамильный особняк могли попасть только Аннетт и Тай, ведь они Рэнделы.

В углу едва освещенной комнаты стоял его брат. Вампирское зрение не могло подвести. Он видел холодные серые глаза и словно смотрел в зеркало: черные волосы, завязанные в низкий хвост, острые черты лица, такая же кривая усмешка и взгляд… явно хотел уловить скрываемое Тодором, но в этом не было смысла. Братья связаны магией и кровью, а значит, чувствуют друг друга.

– Я в поиске подсказок. – Тодор задумчиво обходил помещение. – Вижу их, и они тут же ускользают, заманивая меня в темноту кладбища…

– Поиск хранителей завершен, источник города им подчиняется. Вас четверо, и, как я понимаю, Джин-Рут и Николаса ты сможешь вернуть. Это вопрос времени.

Тай взял бутылку вина.

– Я видел черные вязкие нити магии, и они ведут на остров. Проклятые будут нападать все чаще и чаще, хранители не смогут удержать всех. Особенно если он, – здесь Тодор многозначительно сделал паузу, – даст им приказ получить весь источник.

– Если бы мог, то приказ прозвучал бы, когда едва достигшие совершеннолетия ведьмаки получили магию Нордвуда, – ответил Тай. – Да, на кладбище они доказали своим предшественникам готовность бороться с эмоциями. Магия не прощает слабости, но глупо надеяться, что, к примеру, Анри не поймет – их любовь с Эммой есть наваждение символа. Сегодня есть, а завтра щелчок, и все иначе.

– Он клялся быть с ней, – холодно произнес Тодор. – Клялся, значит, будет. Несмотря ни на что, даже если без любви. Отношения не вспышки страсти, их фундамент – доверие. А Эмма верит только Анри.

– Это тебе подсказали призрачные тени в зеркале?

– Я читал его мысли. – Тодор обнажил вампирские клыки. – А в отражении видел лишь безликие образы. Души проклятых: без лиц, имен, ничего, что могло бы напомнить о человеческом облике.

– Им он нужен, чтобы не выделяться из толпы. Остальное – плата за вечную жизнь. Проводника больше нет, возможно, это к лучшему, ведь защиту контролируете ты, Аннетт, Алан и Эмма с Анри.

– Нордвуд не вода в аквариуме, которую прячут за толстым стеклом. Все, что необходимо, – уберечь жизни, и ты знаешь, что, вливая в защитное заклинание весь ресурс города, долго не протянешь. Ты чувствуешь то же, что и я. – Последние слова Тодор произнес совсем тихо. – Чем ближе мы друг к другу, тем меньше шансов на жизнь.

– И ты как старший просишь меня уйти, чтобы я жил… – задумчиво дополнил Тай. – Думаешь, это в который раз сработает?

Тодор холодно посмотрел на брата, зная, что не ответит на вопрос и не позволит произнести вслух правду. В их роду наследником признается только один, второго ждет смерть. Магия подчиняется только старшим. Исключение – женщины. Именно поэтому им обоим следовало быть как можно дальше друг от друга, пока один из них отдавал почти все силы городу.

– Никто не знает больше, чем мертвые. Завтра души вновь будут на кладбище. – Тай прервал молчание, и сейчас он как никогда походил на брата: холодный, сосредоточенный, острые черты лица только подчеркивали его закрытость. – Не ищи ответы в зеркале, не тревожь тех, кто не хочет возвращаться из Зазеркального мира мертвых. Ищи свет в фамильном склепе. Если не боишься…