Литмир - Электронная Библиотека
A
A

После стихотворения Дурылина записан сонет Верховского (л. 11об.):

Альбом честят гробницей и кладбищем
За Байроном родные два певца.
Нет, как в игре любимого лица,
В нем до сих пор мы силы жизни ищем.
И где порой малейшие черты
Прекрасного, великого былого
Для нас хранит изысканное слово,
Там жив огонь нетленной красоты.
И, может быть, в тревоге ежедневной
Альбомные листы – вот эти, тут, –
Случайно и таинственно найдут
Единый звук такой мечты душевной,
Которая, века веков жива,
Стирает все надгробные слова.
21.XII.917

В первых двух строках данного сонета имеются в виду стихотворения М.Ю. Лермонтова «В альбом (Из Байрона)» (1836) и Е.А. Баратынского «Альбом, заметить не грешно, / Весьма походит на кладбище» (до 1829)176. Ср. также: «Поэт наш прав: альбом – кладбище…» (В.А. Жуковский, 1831). Стихотворение Жуковского связано, как и стихотворение Баратынского, с альбомом К.К. Яниш (Павловой). Полностью оно было опубликовано лишь в 1940, но первые 4 строки – еще в 1887, так что Верховский вполне мог их знать. Лермонтов как один из двух певцов, несомненен, однако кто второй – вряд ли можно сказать однозначно. Скорее, конечно, Баратынский, но не исключен и Жуковский.

Вслед за этим следуют два небольших стихотворения Вяч. Иванова (л. 12 и 13):

Б. Н-й
Подвластна Вам звучащая стихия,
Владеет нами Ваш восторг напевный.
Расплещется, как лебедь, в нем Россия –
И обернется сказочной царевной.
25 июля 1924
Москва
Вячеслав Иванов
Б. Н-ой
О древе кипарисном и кринице
Вы пели: мнилось, в пламени глухом
Кружился Дух, подобный голубице
          Над кораблем, –
     Каким сквозь облаки томлений
     Его и видит, и зовет,
Сходящего на лоно темных вод
     Восторг заповедны́х радений.
14 июля 1924
Москва
Вячеслав Иванов

Следом записаны уже упомянутые выше стихотворения Чулкова («И в шуме света, в блеске зала…»), Сологуба177 и второе стихотворение Чулкова. На этом выписки из альбома заканчиваются.

Добавим несколько комментирующих пояснений, прежде чем перейти к текстам Вяч. Иванова.

Прежде всего, они существенны тем, что относятся ко времени, когда Иванов писал очень мало стихов. Напомним констатацию исследователя: «…общим местом разговора о Вячеславе Иванове принято утверждение, что между недописанным сонетом из глубины 1920 года и “Римскими сонетами” пролегло молчание <…> Вообще говоря, это похоже на правду, но все же – неправда. Стихов в двадцатые и тридцатые годы было мало, однако между этими немногими – произведения из числа важнейших и лучших во всем наследии Вячеслава Иванова (например, “Палинодия”, ”Собаки”). А для создания целостной картины ивановского творчества необходимо учесть все немногое, что было создано, независимо от оценки качества»178.

О роли стихотворений на случай у Вяч. Иванова мы уже имели возможность сказать (см. следующую главу нашей книги). Здесь добавим только то, что у него такого рода сочинения очевидно связывались с традицией как западной, так и русской поэзии XVIII – первой половины XIX века179.

В самом конце мая 1924 г. Иванов приехал из Баку, где провел три с лишним года, в Москву, и не случайно в датах он подчеркивает, что стихи возникли в Москве. Не боясь ошибиться, можно предполагать, что непосредственным поводом для написания стихов было то, что Бутомо-Названова часто пела романсы А.Т. Гречанинова, среди которых наверняка были и написанные на тексты Вяч. Иванова.

В первой строке второго стихотворения упоминаются два романса из триптиха Гречанинова «У криницы» – «Под древом кипарисным» и «У криницы»180, написанные в 1915 году. Нам удалось разыскать лишь объявление начала 1924 г.: «10 и 24 февраля в Бетховенском зале <Большого театра> состоятся два вечера песни О. Бутомо-Названовой, при участии проф. Ф.М. Блуменфельда и Б.Л. Яворского. В программе Танеев, Гречанинов, Рахманинов и Бородин»181. Однако, конечно, не исключено, что Иванов имел возможность послушать названные романсы в концерте, оставшемся нам неизвестным, или же в домашнем исполнении (например, в доме Г.И. Чулкова).

Две последних строки первого стихотворения отсылают к «Сказке о царе Салтане…» Пушкина. Видимо, Иванов расчетливо убрал родовую определенность слова «лебедь», чтобы избежать излишней архаизации (у Пушкина, напомним, оно женского рода). Во втором же следует отметить образность, связанную с хлыстовством. Конечно, у Иванова корабль – реальный, но в то же время это и название хлыстовской общины, над которой кружит Дух, готовый вселиться в кого-то из участников, приведя к восторгу откровения, а в высшей стадии – к изрекаемому пророчеству182. Но здесь мы обязаны вспомнить, что «восторг» – одно из ключевых слов и первого стихотворения, только там он содержится прежде всего в самом пении, а во втором – в особом восприятии слушателей, которое, видимо, можно приравнять к религиозному экстазу, одному из результатов хлыстовских радений.

Таким образом, смысл двух кратких альбомных стихотворений углубляется и усложняется. Прежде всего заметим, что стихотворения связаны с пением стихов (музыка лишь подразумевается, но никак не определяется) самого их автора – Вячеслава Иванова, то есть, во-первых, певица и поэт оказываются объединены текстом, а во-вторых – этот текст порождает как в пении, так и в восприятии аудитории глубокие мистические переживания, в результате которых должно возникнуть (или, по крайней мере, возможно) пророчество о судьбе России.

Собственно говоря, это пророчество тут же и произносится, только смысл его прикровенен. Ключ к нему, как кажется, – текст пушкинской сказки, и не в одном только эпизоде превращения лебеди в прекрасную царевну, но и во всем сюжете и его ключевых элементах. Напомним, что князь Гвидон получает свои награды за спасение лебеди от злого коршуна:

Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил…
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела –
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит…183
вернуться

176

Мы ссылаемся на первую публикацию (Галатея. 1829. Ч. I).

вернуться

177

Датировано: 3 мая 1918. Отметим, что составителям библиографии стихотворений Сологуба дата осталась неизвестной (см.: Библиография Федора Сологуба: Стихотворения / Сост. Т.В. Мисникевич; под ред. М.М. Павловой. Томск; М., 2004. С. 92). Впрочем, здесь это может быть дата записи в альбом, а не дата написания.

вернуться

178

Котрелев Н.В. Два забытых стихотворения Вячеслава Иванов // От Кибирова до Пушкина: Сборник в честь 60-летия Н.А. Богомолова. М., 2011. С. 179–180.

вернуться

179

Библиографию см.: Katalog der Gelegenheitsdichtung im Russischen Reich, 1709-1819 / Hrsg. Von Britta Holz und Ulrike Jekutsch. Каталог поэзии по случаю в Российском государстве, 1709-1819 / Сост. Бритта Хольц и Ульрике Екуч. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2016. Ср. также рец.: Данилевский Р.Ю. Каталог русской окказиональной поэзии // Русская литература. 2017. № 2. С. 223–224.

вернуться

180

Подробнее об этих произведениях и об отношениях поэта с композитором см.: Поэзия Вячеслава Иванова в русской музыке: Нотографический справочник прижизненных публикаций 1913–1948 / Сост. П.В. Дмитриев. СПб., 2013. С. 10–12, 40–42. Принимая во внимание условия времени, следовало бы отметить также книгу: Гречанинов А. У Криницы. Триптих для пения соло с аккомпанементом фортепьяно. Текст Вячеслава Иванова. [М.], октябрь 1920. 6 стр. нотной бумаги заключено в папку меловой бумаги; надпись на папке сделана не автором, а Книжной Лавкой Писателей. Ц. 15 000 р. (Богомолов Н.А., Шумихин С.В. Книжная лавка писателей и автографические издания 1919–1922 годов // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 113).

вернуться

181

Зрелища. 1924, № 72. С. 16.

вернуться

182

Компактное описание хлыстовских радений см.: Эткинд Александр. Хлыст: секты, литература и революция. М., 1998. С. 39–49. Концепция автора об отношении Иванова к хлыстовству – Там же. С. 219–231.

вернуться

183

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л., 1948. Т. 3, кн. 1. С. 510–511.

22
{"b":"725414","o":1}