{И опять я всех с ним сравниваю…} встряхиваю головой, переключая свое внимание на сцену, где происходит настоящая латиноамериканская магия, иначе и не скажешь. Танец, что исполняет девушка, динамично вращая бедрами, переносит меня в самое сердце Ямайки. Ее яркий наряд из коротких шортов и красного топа, помогает ей передать свою внутреннюю свободу и раскрепощенность, не говоря уже об остальных вещах в продуманном до мелочей образе: кожа девушки отливает шоколадным цветом, длинные черные волосы заплетены в вереницу бесконечных маленьких косичек. Визитной карточкой ее танца является не только пластичные и ритмичные движения под ускоренную электронную регги-музыку, но и широкая улыбка и обаяние, а также индейские мотивы в каждом движении, исполняемые под глухой аккомпанемент тамтамов. Девушка явно отличается от серой массы, что выступали до нее, и даже я засмотрелась на ее зажигательный танец, который почему-то прервали на середине. Судя по тому, как эта зажигательная «Шоколадка» продолжила широко улыбаться и махать рукой всем участникам кастинга, она совершенно не расстроилась. Еще бы, такую трудно не запомнить и не заметить. Жюри будут полными идиотами, если они не возьмут ее дальше.

И я вновь порываюсь уйти, и практически встаю с кресла, как вдруг волну нарастающей панической атаки и жажду бегства прерывает звонкий женский голос:

– Привет, я Латисия, – с опаской смотрю на протянутую мне загорелую руку с крупными мозолями на внутренней стороне ладони. Она низшая или бесправная? Когда я работала в нескольких местах, у меня были такие же неухоженные ладони. И, судя по всему, идеально ровная темная кожа – это не часть образа и не автозагар.

– Кэндис, – невнятно буркаю я, пожалев, что сняла капюшон и привлекла внимание незнакомки. Я не хочу ни с кем общаться… но вопреки желанию закрыться от внешнего мира, я испытываю глубокую симпатию к девушке с заразительной улыбкой и горящими глазами… аж завидно, когда смотрю на нее. От нее исходит внутренний свет, и едва уловимое тепло. Странно, раньше я не замечала в себе, что могу так остро ощущать энергетику окружающих меня людей.

– О Боже, я так перенервничала, – Латисия садится рядом, и начинает слишком быстро болтать без умолку. – Судя по твоему лицу, ты тоже переживаешь. Слышала, что сказал мне продюсер?

– Эм… нет, – пожимаю плечами, поглядывая за очередным невыразительным танцем на сцене.

– Он ничего не сказал. А это значит, что я ему не понравилась! Гулливер блондинистый! – Латисия картинно прячет лицо в ладонях, напрягая хрупкие плечи, и тут же вновь открывается и смотрит на меня. – А я очень хочу попасть в это шоу, понимаешь! Такая возможность бывает раз в жизни… как нам, низшим, еще заявить о себе, вырваться из грязной работы и получить, наконец, более-менее приличные деньги? У меня пять братьев и сестер… мы беженцы из Гондураса. Моя семья захотела завязать с преступной жизнью, после смерти нескольких родственников, и мы надеялись на то, что здесь в развитой цивилизации у нас будет больше возможностей… что ж, мы никогда так не ошибались! Но в месте, откуда я родом, меня бы уже убили, – продолжает беззаботно рассказывать мне всю свою подноготную Латисия. Ее густые брови сдвигаются к переносице с такой силой, что мне невольно становится жаль ее, и семью Латисии о которой я ничего не знаю. – Я устала жить по накатанной. Захотелось взять все в свои руки, понимаешь? Деньги решили бы так много моих проблем… – тяжело выдыхает она, и ее пухлые губы вновь раздвигаются в добродушной улыбке.

– Все будет хорошо, Латисия, – я не знаю, что еще сказать незнакомому мне человеку, который разговаривает со мной так, словно мы дружим несколько лет.

– Это у тебя все будет хорошо. Тебе-то не о чем переживать, – она заговорщицки подмигивает мне, слегка поведя плечом.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты танцуешь просто потрясающе, – приподнимает бровь девушка, кидая на меня беглый оценивающий взгляд. – Здесь многие тебя узнали.

– Я не понимаю…

– Не притворяйся, подруга, – нарочито возмущенно отвечает Латисия, легким движением ударяя ладонью по моему плечу. Да уж, эта девушка просто гиперобщительная и открытая, в отличие от меня. – Ты та девушка, что танцевала с этими… ну, ты поняла, – Латисия складывает запястья своих рук вместе, словно они у нее связаны. – «Танец марионетки, мечтающей о свободе». Так ведь в прессе писали. Неужели ты не читала статьи о себе?!

– Нет… – кровь приливает к лицу, а в горле мгновенно пересыхает. Я настолько обескуражена словами Латисии, что при всем желании продолжить разговор, не могу пока вымолвить ничего внятного.

– Странная ты. Но нравишься мне, – Латисия нажимает кнопку на Носителе, и включает свой экран. Девушка демонстрирует мне несколько красочных заголовков, из которых уже понятно, что речь в статьях идет о драке Макколэя с Джеймсом, и о реакции общественности и критиков на мой танец. Еще через пару минут, Латисия находит три статьи с восторженными отзывами на мое выступление, и тут я теряюсь окончательно. – Ты совершила настоящую революцию, Кэндис. Благодаря тебе, о танцах вообще заговорили в СМИ! Это же просто невероятно. А Максимилиан ван Дайк, по слухам, решил создать это шоу, только потому, что у людей появился скрытый интерес к провокационным шоу и искусству. Уверена, оно действительно будет танцевальным, но Ван Дайк обязательно добавит туда что-то такое, что привлечет внимание людей из всех каст. Например, тебя, – мой взор все еще устремлен в одну точку – на ту самую статью, где какой-то анонимный критик восхищается каждым моим движением, и пишет о том, как мой танец заставил его прослезиться, и проникнуться историей плененной девушки, которую он разглядел на сцене. Правда, он трактовал мое выступление, как откровение плененной любовью девушки, но я скорее, тогда была скованна ненавистью и яростью, и все же… читать такое о своем творчестве – невероятно приятно.

Но ответить Латисии я уже не успеваю, как и прочитать еще парочку статей.

– Номер семьдесят семь! – произносят по громкой связи, и я немедля встаю с места, ощущая, как внутренние органы, будто мгновенно тяжелеют от волнения и все внутри меня сопротивляется выходу на сцену.

– Удачи, – шепотом приободряет Латисия, и я, не оглядываясь, поднимаюсь на постамент, напоминая себе о том, что нужно расправить плечи и приподнять подбородок. Показать свою уверенность и чувства – это основа основ в любом искусстве.

Когда я выхожу на сцену, свет так сильно бьет мне в лицо, что я не вижу ни лиц других претендентов на кастинге, ни жюри. Тем лучше для меня, потому что за моей спиной включаются декорации, о которых я договорилась с группой, отвечающей за свет и музыку. Я попросила у них поставить {Enigma – Smell Of Desire} и включить фон, имитирующий пляж с бушующими океанскими волнами. Конечно, я не готовилась к кастингу специально, и знала, что сегодня моя техника будет хромать, но я была твердо намерена «танцевать сердцем», ни на что не надеясь и не рассчитывая.

Просто еще раз выступить на сцене, несмотря на то, что в последний раз, подобный риск обломал мне крылья, ударил о землю…

Просто сделать, просто отважиться, в очередной раз выйти за пределы границ, поставленных страхами, просто попробовать… и испытать этот кайф, ощущая который, проживаешь и ловишь каждое мгновение жизни. Только танцуя, само реализовываясь, и открывая себя зрителю, я чувствую, как та самая искра света, живущая в моем сердце, излучает свет.

{Современное общество считает мой врожденный талант ненужной обузой, бессмысленностью? Плевать.}

Главное, что для меня он бесценен. И кажется, что совсем не важно, сколько еще раз мнение других поставит меня на колени: я всегда найду в себе силы подняться, ради того, чтобы прожить короткие минуты настоящего счастья и гармонии с собой.

Даже если сам танец заставляет меня вспомнить то, что причиняет боль и страдания…

Потому что я двигаюсь точно так же, как в те дни на пляже, когда моим зрителем был только Макколэй.