«Познание идей открывает во временных явлениях их безвременный вечный смысл. Это познание соединяет рассудок и чувство в нечто отличное от того и другого, их покрывающее. Вот почему в познании идей мы имеем дело с познанием интуитивным»[277].
Всякое конкретное представление хотя и заключает в себе à priori возможность синтеза своих элементов, однако, взятое само по себе в определенных феноменальных гранях, оно является системой неподвижной по отношению к внешней среде; его изменения могут проистекать лишь под воздействием более высокого импульсирующего синтеза, лежащего на той же оси аналогии в метафизическом пространстве, но отнюдь не могут быть следствием внутренней перегруппировки элементов данного представления (по общему принципу динамики системы, согласно которому перегруппировка ее элементов не может вызвать изменения траектории центра тяжести). В полную противоположность этому система в виде бинера в своем собственном существе заключает как возможность, так и двигатель своего развития. Каждый отдельный бинер, неся в себе самом тяготение к развитию противоречий до максимума, тем самым намечает в метафизическом пространстве некоторое потенциальное направление. Чем более значительно развитие бинера в этом направлении, тем выше его порядок, тем синтетичнее его члены, тем неодолимей их взаимное тяготение. Рано или поздно это противоречие достигает в своем развитии критической точки, вслед за которой бинер либо растворяется в другом, либо, наоборот, привлекает к себе ряд более низких бинеров. Но как в одном, так и в другом случае – одинаково – ось аналогии – потенциальное направление бинера – не может быть прервана и после пересечения с другой или другими подобными продолжается далее к Конечному Синтезу.
«Всему есть место в Царстве Божием, все может быть связано внутренней гармоничной связью, ничто не должно быть подавлено и уничтожено»[278].
Резюмируя изложенное, мы можем сказать, что всякий выявленный в разуме бинер есть сам по себе естественный указатель того направления, следуя которому человек может достичь в своем стремлении соответствующей грани Вселенского Синтеза. Совокупность представлений разума есть совокупность бинеров, а потому и совокупность направлений, ведущих к этому синтезу. Чем выше плоскость сознания, тем разноречие направлений ослабевает, единичные бинеры сводятся к конечным и, в конце концов, разум заканчивается на грани мировых противоречий. Познание Божества путем развития бинеров и сведения их в конечные мировые противоречия, представляющие собой проекцию в разум отдельных аспектов Божества, проходило на пути веков через множество религий и философских систем, но особенно наглядно это стремление проявилось среди гностических учений. В большинстве своем представители гностицизма, начиная от Симона Мага, Василида, Валентина и ряда других, строили космогонию на последовательном выявлении Непостижимым Абсолютом пар – Эонов и Архонтов, причем эта парность, чета Эонов, носила даже особое название Сизигии – συζῡγία. В гармонии с этим, Само Божество определялось как совокупность антиномий. По учению Дионисия Ареопагита[279], в тот момент, когда человеческая мысль достигает вершины абстракции, когда ум отрешается от всяких представлений и образов и погружается в таинственное молчание (κρυφιόμυστοϚ σιγή)[280], в состояние полного безразумия (ὰλογία παντελήϚ, άνοησια)[281], – в этот момент восхи́щенный дух человека (καθαρῶϚ ὲκστάσὲι)[282] непосредственно, так сказать, осязает Божество. Вне себя и всего окружающего, погруженный в таинственный мрак неведения, он весь пребывает в Том, Кто выше всего; освобождаясь от всякого познания, он лучшей стороной своей соединяется с совершенно Непознаваемым, познавая Его помимо и сверх естественных действий ума[283]. Так божественный мрак (ὀ θεῐοϚ γνόφοϚ) является одновременно Неприступным Светом, в котором обитает Сам Бог (ὀ θεῐοϚ γνόφοϚ ἐστί ὰπρόσιτον φῶϚ, ἐν ᾦν κατακεῖν ὁ ΘεὁϚ λέγεται)[284], совершенное неведение – Ведением Того, Кто выше всякого ведения (καἰ ἡ κατὰ το κρεῑττον παντελὴϚ ἀγνωσία γνῶσιϚ εστι τοῦ ὑπἐρ πὰντα τὰ γινωσκομένα)[285]. Бог, согласно Дионисию, одновременно – безыменный (ἇνὸνυμοϚ) и многоименный (πολυόνύμοϚ), всё (πάντα) и ничто (οὐδέν), бытие и небытие, νοησία и ἀνοησία, φῶϚ и γνόφοϚ[286].
Когда простейшие формы мышления или чувствований удовлетворяют человека, он не только не может стремиться к более высоким, но даже не подозревает об их существовании. Лишь только там, где конечное сознается в своем бессилии, где оно оказывается уже несостоятельным, впервые проявляются проблески Вечного. Пока разум целиком погружен в область феноменальной природы, он живет и удовлетворяется феноменальными законами и феноменальной жизнью; лишь при достижении границ феноменального мира разум начинает жаждать ноуменальной истины и ноуменальных законов. Феноменальная природа заканчивается на грани мировых антиномий; вот почему ноуменальная истина не может быть выражена в разуме иначе как в антиномиях.
Идея или закон, выявленные в бинере, являют в присущем ему аспекте Абсолютную Истину. Совершенный синтез всех априори возможных конкретных представлений не может не иметь бинерной транскрипции в разуме. Относительное отличается от Абсолютного наличием условности, сознательного неведения, условного отрицания, утверждением частного критерия. Относительное постольку является таковым, поскольку оно оказывается неспособным объединить встречающиеся противоречия. Абсолютное есть прежде всего всеобъемлемость, оно есть утверждение и отрицание единовременное~ всех утверждений и всех отрицаний. В силу этого Истина в Своем Совершенном Целом выражается лишь в Совершенном Бинере как совокупности всех априори возможных единичных бинеров. Низший предел, при котором в разум проецируется лишь дифференциальный аспект Истины, есть единичный бинер. Итак, Истина выражается только в антиномиях, – и всякая антиномия есть аспект Истины.
«Бинер есть Единство, раздвоившееся Своей Собственной Силой, чтобы творить»[287].
«Безусловность Истины с формальной стороны в том и выражается, что она заранее подразумевает и принимает свое отрицание и отвечает на сомнения в своей истинности принятием в себя этого сомнения, и даже в его пределе. Истина потому и есть Истина, что не боится никаких оспариваний, а не боится их потому, что сама говорит против себя более, чем может сказать какое угодно отрицание; но это самоотрицание свое Истина сочетает с утверждением. Для рассудка Истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только Истина получает словесную формулировку. Каждое из противоречащих предложений содержится в суждении Истины, и потому наличие каждого из них доказуемо с одинаковой степенью убедительности, – с необходимостью. Тезис и антитезис вместе образуют выражение Истины; другими словами, Истина есть антиномия и не может не быть таковой»[288].
«Coincidentia oppositorum[289] – вот цель всякой философии, всякого мышления, всяких исканий духа», – сказал один из наиболее гениальных мыслителей – Джордано Бруно[290]. Действительно, именно в уничтожении противоречий, в связывании их в единое целое, более высокое и дающее основание обеим крайностям, заключается цель истинного искателя, и в самой степени достижения этого сказываются его развитие и почерпнутое им знание[291].
