Душераздирающе пахло пионами. Запах, конечно, сам по себе приятный, но у Мо Сюаньюя он рождал неприятные ассоциации. Именно пионами с подвалов и до крыш пропахла Башня Золотого Карпа, и потому они неизменно навевали тоску. Там, в далеком пионном прошлом остались и сытая жизнь, и сносное — по сравнению с деревней Мо — обращение, и, главное, прекрасный и удивительный Яо-гэ.
Что-то крутилось на окраине сознания, но Мо Сюаньюй, погруженный в свои воспоминания о прежних временах, даже и не думал ухватить эту мысль за хвост. Он даже не заметил, как двери тихонько распахнулись, и встрепенулся лишь тогда, когда в комнату с поклонами вошли слуги, неся с собой умывальные принадлежности и расшитые золотом одежды.
Стройными голосами они приветствовали его, а Мо Сюаньюй почти с ужасом уставился на так хорошо знакомые ему золотистые ханьфу. Уж форму слуг ордена Цзинь он никогда не забудет!
— Глава ордена, что-то не так? — осторожно поинтересовался один из слуг.
Руки Мо Сюаньюя отчаянно вцепились в покрывало. Никогда еще его мозг не работал с такой скоростью. Глава ордена? Но ведь глава ордена Ланьлин Цзинь — Цзинь Гуанъяо! Яо-гэ, такой желанный и такой недоступный! Взгляд Мо Сюаньюя упал на кисти, сминающие покрывало. Это руки Яо-гэ? Те, что он так мечтал целовать, медленно и нежно, палец за пальцем? А тот член, на котором лежала его, то есть совсем не его рука, это тот самый, который…
— Глава ордена? — в голосе слуги теперь настолько отчетливо читалась тревога, что Мо Сюаньюй уловил ее даже через собственную панику.
Он не мог, просто не мог стать Яо-гэ!
Но уж слуги-то должны хорошо знать своего господина? Яо-гэ уже более десяти лет возглавляет орден Цзинь, его лицо знакомо всем и каждому в Башне Золотого Карпа. Слуги вряд ли перепутали бы его с кем-нибудь другим.
— Д-да!.. — не к месту выпалил Мо Сюаньюй и вскочил с кровати.
Его прогнали за то, что он стремился обладать телом Яо-гэ, — что же с ним сделают, если узнают, что он его и вовсе захватил? Надо ни в коем случае не вызвать подозрений, надо вести себя так, как обычно вел себя Яо-гэ. Не то чтобы Мо Сюаньюй, конечно, знал, что тот делал сразу после пробуждения, — но раз слуги принесли воду и одежды, то, наверное, следовало умыться и одеться?
План провалился еще до того, как начал воплощаться в жизнь. Как оказалось, кровать главы Цзинь располагалась на небольшом возвышении, которого Мо Сюаньюй не разглядел. Оступившись, он почти навернулся, однако его успели подхватить сразу несколько рук.
— Глава ордена, вам нехорошо? — окружили Мо Сюаньюя взволнованные голоса.
И не только голоса.
Мо Сюаньюй пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в лица столпившихся вокруг него людей. Небо, какой же Яо-гэ маленький! Раньше, при взгляде со стороны, это безумно умиляло, однако сейчас ощущения были не самые уютные. Внутри все сжалось в испуганный комок, и ноги снова подогнулись.
Прежде чем Мо Сюаньюй придумал хоть какой-нибудь ответ, его аккуратно водрузили обратно на кровать.
— Насколько все плохо? Надо ли позвать целителя? Может, вам стоит отдохнуть? — посыпались наперебой вопросы, и Мо Сюаньюй едва не взвыл.
Целитель ему точно был без надобности — вдруг сумеет распознать чужую душу в этом теле? Но вот за предлог остаться в своих покоях и никуда не выходить уцепиться стоило. Мо Сюаньюй медленно поднял трясущуюся — от страха, даже притворяться не пришлось! — руку ко лбу и вздохнул.
— Не нужно целителя, — произнес он, одновременно прислушиваясь к своему голосу. Действительно, как у Яо-гэ! Изнутри тела он звучал немного по-другому, но и тембр, и интонации вполне угадывались. — Однако голова и правда кружится… Я чувствую себя усталым.
— Глава ордена очень много работает, — подобострастно склонился старший из слуг. — Встает всегда ни свет ни заря, а ложится далеко за полночь. Ничего удивительного, что глава ордена совершенно измучился.
Мо Сюаньюй постарался улыбнуться. Улыбка у Яо-гэ неизменно выглядела очаровательной, и надо было быть наичерствейшим человеком, чтобы не растаять от нее. Однако, видимо, он слишком волновался, ибо от того, что изобразило его лицо, слуги дружно вздрогнули.
— Главе ордена совершенно необходимо отдохнуть, — высказал явно общее мнение старший слуга.
Яо-гэ наверняка бы с этим поспорил — он был тем еще трудоголиком, — однако Мо Сюаньюй в душе возликовал. Все-таки удача не окончательно от него отвернулась!
— Да, пожалуй, — пробормотал он, вытягиваясь на кровати и позволяя снова укрыть себя узорчатым покрывалом. — Я отдохну немного. Вы все можете идти.
Слуги с поклонами удалились. Стоило дверям за ними беззвучно сомкнуться, как Мо Сюаньюй снова скатился с кровати. Когда его взгляд, лихорадочно скользящий по комнате, уткнулся в высокое зеркало, он возликовал. Наконец-то можно по-нормальному осмотреть нового себя целиком! Подскочив к зеркалу, Мо Сюаньюй уставился на свое отражение.
То ответило ему настороженным взглядом с такого родного и любимого лица. Словно во сне, Мо Сюаньюй поднял руки и осторожно, самыми кончиками пальцев, провел от висков до подбородка, очерчивая нежный овал.
Яо-гэ, это был Яо-гэ! Это его чудесное лицо, его глаза, нос, губы, скулы! Мо Сюаньюй впервые видел желанного и недоступного брата без головного убора, и потому чуть растерянно провел ладонями по голове. Густые, с чуть заметным каштановым отливом волосы оказались точно такими мягкими и шелковистыми, как ему представлялось. Киноварная точка за ночь чуть истерлась, и Мо Сюаньюй машинально соскоблил ее до конца. Без нее и без ушамао, в одном ночном одеянии, Яо-гэ выглядел почти неприлично юным. Мо Сюаньюй помнил, что Яо-гэ старше его лет на пять, а сам он вплотную приблизился к третьему десятку, но… но разве могли эта нежная гладкая кожа, эти огромные глаза с длинными ресницами, эти чуть приоткрытые от волнения губы принадлежать зрелому мужчине?
В паху стало набухать, и Мо Сюаньюй неловко хихикнул. Отражение ответило тем же, и от облика смущенно хихикающего Яо-гэ внизу живота потяжелело еще сильнее. Безумно хотеть самого себя было внове, и Мо Сюаньюй поймал себя на мысли, что еще чуть-чуть — и он полезет обниматься с зеркалом.
Однако на смену этой идее пришла другая, поинтереснее. Не колеблясь больше ни мгновения, Мо Сюаньюй скинул с себя рубаху и ночные штаны, оставшись перед зеркалом абсолютно обнаженным.
От свалившегося на него счастья закружилась голова. На людях Цзинь Гуанъяо, разумеется, всегда был предельно собран, а его драгоценные многослойные одежды скрывали почти все, и оттого Мо Сюаньюй мог лишь мечтать о том, что однажды увидит предмет своего вожделения в подобном виде.
Яо-гэ был прекрасен. Тело его, по-юношески изящное и легкое, выглядело безупречным. Оно не было перекаченным, как у некоторых самцов, однако не таилось в нем и ничего женственного. Широкие — пропорционально росту — плечи, аккуратный узкий таз, длинные стройные ноги… Именно так, с точки зрения Мо Сюаньюя, должен выглядеть мужчина, которого ему отчаянно хотелось затащить в постель.
Он провел руками вдоль тела, от плеч до середины бедер, наслаждаясь потрясающей гладкостью кожи и ощущением упругих мышц под нею. Затем, не долго думая, развернулся и попытался рассмотреть себя со спины. Яо-гэ оказался очень гибким, поэтому прием в полной мере удался, и Мо Сюаньюй получил возможность насладиться и видом сзади. Точеная спина с неострыми, но плавно выступающими лопатками заканчивалась поджарыми ягодицами, на которых Мо Сюаньюй с восторгом разглядел две аккуратные ямочки. Он потянулся к ним и накрыл ладонями, оглаживая, отчего его поясница соблазнительнейшим образом прогнулась.
Зрелище было настолько восхитительным, что Мо Сюаньюй ничуть не удивился, когда его член заинтересованно приподнял головку. Это, собственно, была его нормальная реакция даже на вполне одетого Яо-гэ, о чем уж говорить теперь, когда неприступный братец предстал перед ним наконец во всей своей красе?
До охваченного эйфорией Мо Сюаньюя даже не сразу дошло, что сейчас член тоже принадлежит телу Яо-гэ, а значит, встретиться с его же задницей ну никак не может. Даже при всей гибкости этого удивительного тела. Впрочем, на смену накатившему разочарованию быстро пришла идея, что в таком виде даже примитивное самоудовлетворение будет не таким уж тоскливым. Если расположиться перед зеркалом и смотреть на свое отражение, то можно подумать, что это Яо-гэ собственной персоной ласкает того, кого столь неосмотрительно отверг.
