========== Пролог ==========
Цзинь Гуанъяо в который раз поерзал по кровати, но снова так и не нашел удобного положения.
Каждый вечер, впрочем, почти всегда заканчивавшийся у главы ордена Цзинь глубокой ночью, он с нетерпением ожидал момента, когда сможет вытянуться на постели, — и каждый раз сталкивался с тем, что ему никак не удавалось устроиться по-настоящему удобно. Сперва, пока у власти был отец, Цзинь Гуанъяо казалось, что это просто кровати не очень удачные. Встав во главе ордена лично, он заказал себе самую мягкую постель, какую только было возможно, однако оказалось, что на ней спалось еще хуже. Воздушный матрас прогибался дугой, и спина ныла еще сильнее. Опытном путем, меняя кровати едва ли не чаще, чем одеяния, Цзинь Гуанъяо установил, что спать все-таки лучше на чем-то достаточно жестком. Спина так болела меньше, хотя найти удобную позу все равно бывало нелегко.
По идее, спина у него вообще не должна была болеть. На заклинателях все заживает, как на собаках, раны затягиваются стремительно, зараза не берет, а собственные внутренности служат исправно. Если с заклинателем было что-то не так, то это либо от слишком длительного истощения, либо от дурного настроения. Вэни в своих медицинских трактатах вообще утверждали, что все болезни от нервов… ну, кроме разве что совсем дурных, передающихся половым путем. Те — от удовольствия. Но в результате тоже от нервов, потому что если не переживать, то и это излечимо.
А Лань Сичэнь, которому Цзинь Гуанъяо как-то раз, уже давно, рискнул пожаловаться на спину, заявил, что вся проблема исключительно в его воображении. Даже слово совершенно идиотское употребил: «психосоматика». Где он его откопал только? Хорошо хоть, пояснил. Мол, это последствие стресса: Яо кажется, что спина должна болеть, вот она и болит. И надо просто перерасти негативный опыт, отбросить его, прийти в гармонию с собой — и все будет хорошо.
Цзинь Гуанъяо на названого брата тогда даже немного обиделся. Лань Сичэню легко было говорить: его-то с лестницы никто никогда не кидал. А если бы и кидал, то с таким уровнем самосовершенствования это, возможно, и правда не так уж страшно. Впрочем, допускал Гуанъяо, быть может, дядя Лань и сбрасывал своих племянников с лестницы. В качестве разминки перед тренировкой. В детстве. И телесно им ничего не было: нефрит — камень крепкий. Правда, А-Лин тут умудрился как-то расколотить нефритовую вазу, ну так то А-Лин. Он мальчик талантливый. А живым Нефритам Гусу Лань все нипочем… Разве что на головы остались стукнутыми. Оба. Лань Ванцзи точно на голову ударенный, к счастью, с ним Цзинь Гуанъяо встречаться практически не приходится. Лань Сичэнь скрывается более талантливо — но его Яо знает гораздо лучше.
Образ Лань Сичэня как наяву встал перед глазами, и Цзинь Гуанъяо в очередной раз перевернулся с бока на спину, с трудом подавив мучительный стон — и даже не из-за спины. В Лань Сичэне было идеально почти все, помимо того, что его не было прямо здесь, в этой кровати. И ведь ладно бы у него имелся кто-то другой! Цзинь Гуанъяо умел и ждать, и бороться. Если бы этот «кто-то» существовал, его можно было бы вытеснить из сердца второго брата. Однако Цзинь Гуанъяо, именно потому, что знал Сичэня очень и очень хорошо, не сомневался, что вытеснять некого. Сердце Лань Сичэня являлось монолитным, без единой норки для кого бы то ни было.
Тридцативосьмилетний девственник — это тяжкое испытание. Оглядываясь назад, Цзинь Гуанъяо клял себя последними словами, что не рискнул когда-то давно, когда они оба были желторотыми юнцами и могли себе позволить куда больше свободы. Тогда и поцелуи, и объятия, и — чем судьба не шутит! — внезапный секс можно было бы объяснить порывистостью, свойственной молодости. Например, когда они прятались вместе от Вэней. Или сразу после победы. Яо не решился: ему все казалось, что он недостаточно хорош для такого блистательного господина, что будет если и не осмеян, то однозначно отвергнут. Год за годом Яо убеждал себя, что вот еще одна ступень наверх, еще одно достижение — и между ним и Сичэнем не окажется преград…
И дождался того, что уже оба они стали слишком серьезными, слишком солидными, слишком взрослыми, чтобы вот так просто, ни на что не оглядываясь, ухнуть друг другу в объятия, словно с головой в омут. Если и сейчас окажется, что Лань Сичэню ничего такого от названого брата не надо, то уже не получится отшутиться.
Поэтому все оставалось так, как оставалось. Они виделись, улыбались друг другу, распивали чай и занимались делами. Все с зубодробительной пристойностью. Потому что Цзинь Гуанъяо — Верховный Заклинатель и женатый человек, а Лань Сичэнь — исполненный всевозможных достоинств девственник. И даже когда они засиживались далеко за полночь, можно было не рассчитывать, что все завершится как-нибудь веселее, чем вежливыми пожеланими спокойной ночи, неизменно оканчивающимися расставанием. Даже если иногда Цзинь Гуанъяо казалось, что к нему — именно к нему, единственному из всех! — Лань Сичэнь питает большую привязанность, нежели к кому-либо, помимо его семьи, он не посмеет сломать все то, что было построено между ними годами. Познать прекрасное тело Первого Нефрита Гусу Лань отчаянно хотелось, но если платой за риск станет их близкая дружба, то Цзинь Гуанъяо рисковать не желал. Лучше уж жить без Лань Сичэня в своей кровати, нежели не общаться с ним вовсе, а при вынужденных встречах натыкаться на холодное презрение во взгляде.
Поэтому если что и оставалось Цзинь Гуанъяо одинокими ночами, так это только мечтать. Воображение у него было богатое, и картины оно всегда писало такие, что никаким авторам весенних картинок и не снилось. И то, что в постели самого Гуанъяо давно уже никого не было, только усугубляло дело.
А ведь эта пустота, как ни крути, угнетала.
У Цзинь Гуанъяо имелось множество масок на все случаи жизни, но примерного семьянина ему играть практически не приходилось. Страстность своего отца он унаследовал, а вот желание распылять ее на все, что движется, — нет. Яо действительно был бы счастлив прожить всю жизнь с одним человеком, но коварная судьба словно имела что-то против. Лань Сичэнь оказался недоступен, а с супругой вышел крайне неловкий казус. Заводить какого-нибудь иного постоянного партнера — хоть любовницу, хоть любовника — Цзинь Гуанъяо не давали старательно взращенные в душе подозрительность и осторожность, не позволяющие доверяться посторонним людям, ну а к борделям он и близко подходить не желал. И дело было даже не в том, что он слишком хорошо знал всю эту кухню изнутри, а в том, что мимолетная разрядка была лишь малой частью необходимого.
Уж лучше эту самую разрядку обеспечить себе самому. Заодно можно не беспокоиться, что в самый пик с уст слетит имя, которое никому не должно слышать.
Призвав на помощь свою фантазию, Цзинь Гуанъяо уже приготовился насладиться воображаемыми ласками Лань Сичэня, когда его изнутри что-то дернуло. В самый первый момент у Яо мелькнула мысль, что его умудрились отравить. Однако наружу рвалось отнюдь не содержимое желудка, а словно бы сама душа.
Больше Цзинь Гуанъяо ничего не успел подумать, ибо в следующее мгновение у него перед глазами замелькали искры, а затем его поглотила тьма.
========== Глава 1 ==========
Очнулся Цзинь Гуанъяо от того, что кто-то весьма болезненно пнул его в бок. Пнул пребольно, да еще и с такой силой, что тело Яо пронесло по полу и буквально вмазало в стену, приложив об нее еще и головой. Словно мало та гудела после вчерашнего!
Мысль о том, а что же было вчера, мелькнула и пропала, потому что в разум ввинтился чей-то незнакомый, но крайне неприятный голос. Какой-то мальчишка позволял себе визгливо вопить в присутствии Верховного Заклинателя!..
Цзинь Гуанъяо поспешно открыл глаза. Где бы он ни находился, это совершенно точно не была его спальня в Башне Золотого Карпа. Жалкая лачуга со скудной обстановкой, к тому же почти пришедшей в негодность, была ему совершенно не знакома.
Толстый юнец бранился, глядя прямо на него, Цзинь Гуанъяо, будто имел на это полное право. На какое-то мгновение душу охватил животный ужас: неужели все произошедшее было сном, и не было ни признания его отцом, ни зубами выгрызенного места главы ордена, ни титула Верховного Заклинателя? Неужели чересчур богатое воображение так зло пошутило над своим хозяином, подсунув красивую картинку только для того, чтобы по пробуждении ее жестоко разорвать на кусочки?
