Тут и там вспыхивали разговоры, и Цзинь Гуанъяо машинально, почти против воли, прислушивался к ним. От усталости у него слипались глаза, но многолетняя привычка улавливать все, что произносилось возле, не могла пропасть только от того, что Цзинь Гуанъяо уже почти спал.

Говорили об обычных деревенских делах, но то и дело обсуждали сбор заклинателей на горе Дафань. Вроде как там кишмя кишат какие-то чудовища, да так злобно, что господа заклинатели объявили всеобщую ночную охоту.

Цзинь Гуанъяо только тихонечко фыркнул себе под нос. «Всеобщих» ночных охот не бывало уже давно. Каждый орден время от времени организовывал местечковые облавы. Это происходило в двух случаях: либо дела шли совсем плохо, и требовалось собраться большим количеством, нежели мог себе позволить один клан или даже небольшой орден, либо дела, напротив, шли вполне хорошо, у ордена водились лишние деньги и имелось желание организовать приятное времяпрепровождение с далеко идущими политическими планами. Орден Ланьлин Цзинь, разумеется, неизменно действовал исключительно по второму сценарию. Цзини были достаточно сильны и влиятельны, чтобы не позволять разной нечисти и нежити плодиться и уж тем более безобразничать над подконтрольных им землях. И — достаточно богаты, чтобы организовывать зрелищные и массовые ночные охоты.

Такого же, чтобы собираться всем миром, без конкретного зова — это для современного заклинательского мира было большой редкостью. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо за все свое время пребывания на посту Верховного Заклинателя не мог припомнить подобного.

С этой мыслью он и отправился спать.

Заснул Цзинь Гуанъяо моментально, едва его голова коснулась подушки, однако проснулся он наутро еще быстрее, буквально подскочив на кровати. За ночь его мозг тщательно обработал полученную информацию и пришел к выводу: возможно, у его задачи с двумя неизвестными имелось неожиданное, но, при доле везения, вполне изящное решение.

Если на ночную охоту на горе Дафань действительно соберутся заклинатели со всех орденов, то наверняка туда придут и юноши из Гусу Лань. А раз этот отряд курирует Лань Ванцзи, то и ему придется вместо Облачных Глубин отправиться вместе с ними. Это мальчики могут думать, что их уже отпустили на самостоятельную работу, а Цзинь Гуанъяо получше них знал, какие порядки заведены в их ордене. Лань Сичэнь, ничего не утаивая, неоднократно рассказывал о методиках, принятых у них при обучении молодежи. Что-то Цзинь Гуанъяо даже перенял для своих, хотя что-то и пришлось отвергнуть — слишком уж разным иногда бывал подход.

Итак, в ближайшую ночь Ханьгуан-цзюнь с большой долей вероятности будет находиться на горе Дафань. Для Цзинь Гуанъяо это окажется совсем небольшим крюком по пути к Башне Золотого Карпа, однако, если встреча обернется удачей, можно будет не разрываться на части, гадая, в какое из двух мест сейчас уместнее идти. К тому же на нейтральной территории экспроприировать мешочек цянькунь, содержащий руку дагэ, будет проще, нежели в Облачных Глубинах.

С этой мыслью Цзинь Гуанъяо бодро вскочил с кровати. Ноги, к счастью, уже не ныли: все-таки Мо Сюаньюй был молод и легок, и тело, такое измученное вчера, за ночь совершенно восстановило силы.

В сгущающихся сумерках выглядывать адептов ордена Гусу Лань было бы сплошным удовольствием: белоснежные одежды выделялись в темноте своим серебристо-лунным сиянием. Угнетало только то, что пока совершенно никто не высматривался. То тут, то там мелькали чьи-то неясные фигуры, но все они были облачены в куда более простые и практичные одежды.

Цзинь Гуанъяо благоразумно придерживался групп заклинателей, плавно скользя от одной к другой. Он с детства усвоил, что только трезвая оценка своих возможностей может дать крепкий фундамент под любыми планами. Сейчас дело было не только в том, что Мо Сюаньюй являлся заклинателем лишь по названию, но и в том, что и сам Цзинь Гуанъяо ночные охоты знал со стороны несколько иной, нежели все остальные. Он вырос среди обычных людей, но даже став взрослым и войдя во влиятельный орден, Цзинь Гуанъяо был вынужден раз за разом заниматься не собственным самосовершенствованием, а обеспечением мероприятий для других. Те же ночные охоты он организовывал не единожды — но при этом никогда не принимал в них участия. Сперва на это просто не оставалось времени, ибо все его силы уходили на то, чтобы следить за порядком, снабжением и обеспечением безопасности. Позже, когда Цзинь Гуанъяо уже сам возглавил орден, он не захотел рисковать потерять лицо. От главы великого ордена ждут либо значительных подвигов, либо того, что он будет просто сидеть на почетном помосте и снисходительно смотреть на увлеченную молодежь. Первое выбирали только Цзян Ваньинь и, пока был жив, Не Минцзюэ. Не Хуайсан никогда не рвался в бой, и Лань Сичэнь любезно составлял им компанию.

Так и выходило, что если на совершенствование своих способностей и своего тела у Цзинь Гуанъяо время еще находилось, то на то, чтобы раз за разом тренировать себя в настоящих полевых условиях — уже нет. Его тело — родное тело — было гибким, ловким и, для своих скромных габаритов, достаточно сильным. Техникой меча Цзинь Гуанъяо также владел на высоком уровне. Однако что делать в темном ночном лесу с монстром, который внезапно выпрыгнет из чащи, он имел представление исключительно в теории.

У тела Мо Сюаньюя не имелось даже базовых навыков, поэтому самым разумным решением оставалось держаться более опытных заклинателей. По крайней мере, пока они будут отбиваться от монстров, имелся неплохой шанс успеть скрыться.

Вот только для ночной охоты, объявленной с таким шумом, здесь было как-то пустовато. Цзинь Гуанъяо первые пару часов, помимо выглядывания одеяний Гусу Лань, прислушивался и с напряжением ожидал нападения, но под конец перестал это делать. К нему стало постепенно закрадываться подозрение, что слух о ночной охоте — липовый, и клюнули на него лишь нищие бродячие заклинатели. Однако эта ночь уже оказалась потерянной, и Цзинь Гуанъяо призвал на помощь все свое терпение, чтобы довести начатое дело до конца.

Он позволил себе настолько погрузиться в невеселые размышления, что упустил момент, когда остался в одиночестве. То есть люди, конечно, не исчезли — Цзинь Гуанъяо слышал какие-то неясные вопли с разных сторон, — однако внезапно оказалось, что рядом никого нет.

У Цзинь Гуанъяо было достаточно острое зрение. У Мо Сюаньюя, как оказалось, тоже. По крайней мере, в темноте он видел не хуже. Впереди лишь единственный раз в лунных лучах блеснуло нечто золотистое, и Цзинь Гуанъяо тут же стремительно отпрыгнул назад и в сторону. Его тело, запнувшись о корень и больно ударившись локтем о ближайшее дерево, неловко перекувырнулось через себя, однако сработавшей золотой сети удалось избежать.

Запрокинув голову и оценив, в какую ловушку он чуть было не попал, Цзинь Гуанъяо от души выругался. Сейчас он вполне мог себе это позволить: рядом не было никого, перед кем следовало бы держать лицо. Вернее говоря, рядом не было вообще никого.

Последнее предположение тут же разрушили шум и треск, словно через подлесок прорывалась небольшая армия. Цзинь Гуанъяо машинально подтянул поближе к телу чересчур длинные ноги, чтобы на них никто не наступил в спешке, однако на узкую прогалину вылетел один-единственный юноша.

Мальчишка поднял лук, прицеливаясь, однако, обнаружив на месте ловушки лишь пустую золотую сеть, возмущенно разразился отборными юньмэнскими ругательствами, во многом повторив обороты самого Гуанъяо. Тот на это только хмыкнул, однако юноша обладал чутким слухом и тут же обернулся.

— Ты?! — выпалил он, широко распахнув глаза. — Тебя и из деревенского дома выгнали, придурок?

В душе Цзинь Гуанъяо сошлись смертным боем два противоположных чувства: раздражение и умиление. Раздражение — потому что он А-Лина так не воспитывал. Цзинь Гуанъяо, разумеется, знал, что его племянник — мальчик вспыльчивый и несдержанный, склонный к истерикам и капризам, однако в Башне Золотого Карпа и особенно в присутствии своего младшего дяди А-Лин все же старался держать себя в руках. Цзинь Гуанъяо потратил немалые суммы на преподавателей, отдававших все силы попыткам вырастить из этого строптивого жеребчика достойного молодого господина.