— Чем? — возмутился Сенат. — Артур Готфрид запретил использовать дробовик. А ловя круглую штуку, мы прокачиваем ловкость.

Щупальца твари нетерпеливо шевелились; Ханагава обернулся на дверь. Хорошо, что этот Готфрид хотя бы сказал про дробовик, иначе на пальбу — а как откажешь этому существу — сбежался бы весь Университет.

Пару раз моргнув, он размахнулся и метнул мячик прямо в маячащую перед глазами чёрную массу.

— Сильнее, — потребовал Сенат. — Что это за детский бросок?

Так, ладно… две недели он просыпался по ночам с криком. Две недели гадал, когда он снова встретится с кем-то из участников того кошмарного дня… но он точно не мог себе представить, что это будет выглядеть так. Игра в мячик.

И всё-таки, всё-таки… какая-то часть сознания Ханагавы вопила вовсе не от страха, а от детского, незамутнённого восторга.

Кем бы ни было это существо — оно уникально. Сущность с таким количеством сознаний внутри — а их тысячи!.. Он же учёный, в конце концов. А Сенат не пытается его убить, разорвать на части. Он просто требует, чтобы тот без остановки кидал ему мяч… что ж, это невеликая цена за право первым в истории изучить уникальное создание.

— Как так всё-таки вышло… — он покачал головой. — Ты прокачиваешься, и ладно бы кто-то один… столько Плутающих внутри тебя, и все качаются параллельно друг другу…

— Ага, — ухмылка исказила кучу пастей Сената. Наверное, в какой-то альтернативной реальности эти сотни оскалов можно было бы назвать дружелюбными, вот только здесь и сейчас это выглядело до одури жутко.

— Но погоди… погодите, — Ханагава подобрал мячик и размахнулся. — Ваша прокачка ведь неравномерна, так? Каждый качает что-то своё, успех одного не зависит от успеха другого…

— Точно, — подтвердил Сенат, ловя мячик краешком щупальца и тут же с силой отправляя его обратно. — Мы все разные, профессор.

Вот же… и этот туда же.

— Вот это — маэстро шеф-повар, — сообщил Сенат, и бесформенная чёрная клякса приняла форму чего-то, отдалённо напоминающего голову в поварском колпаке. — Он прокачал готовку, и теперь он лучший повар из всех Нас. Ты обязан попробовать его стряпню. Особенно галеты с маслом.

— Эээ… как-нибудь, — от обилия новой информации у Ханагавы уже кипела голова, и если бы не его опыт учёного — он бы уже вконец запутался. — Попробую, конечно.

— А вот этот — тот из Нас, кто прокачал выносливость, — поварской колпак смялся в громоздкую фигуру в массивной броне. — Ты стрелял ему прямо в голову, а ему хоть бы хны.

Ханагава быстро закивал. Столько вопросов без ответов, такой потенциал… такая удивительная форма жизни.

— Но… вот такой вопрос, — он внимательно поглядел на Сената, поднимая мячик. — Не сочти за труд, но… как ты… как вы принимаете решения?

О количество отдельных личностей в Сенате говорило уже то, как воспринимал его Интерфейс. Вместо одинокой скромной таблички с именем и должностью, или хотя бы надписи «Неизвестный Плутающий» — целый ряд надписей. Все они сливались в невообразимую мешанину, и, хотя разглядеть хотя бы одну было невозможно, также невозможно было и не заметить такой фонтан — разумеется, при наличии Интерфейса 2.0.

— О, — щупальца Сената качнулись — кажется, Ханагава затронул актуальную для него тему. — Это очень долгий и многоступенчатый процесс, профессор.

— Да, а точнее?.. — японец пропустил мимо себя очередной мячик и вопросительно поглядел на монстра.

— Ну, Наш любимый вариант — делать так, как скажет Артур Готфрид, — признался Сенат. — В этом случае Мы просто выполняем команду. К сожалению, это не всегда возможно, и тогда приходится идти обходными путями.

— Конкретнее, конкретнее!

— Вначале Мы устраиваем митинг, — пустился в объяснения Сенат, даже на время забывший про мячик. — Это дело долгое. Каждый по очереди высказывается, после каждого высказывания Мы обсуждаем и оспариваем его, после подводим итоги… и затем, когда всё завершено — переходим к первому голосованию.

Ханагава кивнул. Удивительно… и сложно. Наводит на столько мыслей…

— По результатам первого голосования проводится второй митинг, — продолжал Сенат. — Там Мы вносим правки — и, после их согласования, переходим к голосованию номер два. Иногда этого достаточно, иногда же этого оказывается мало, и тогда Мы проводим третье, может быть, четвёртое голосование…

— Да, но сколько времени это занимает? — вырвалось у Ханагавы.

— Недели, — щупальца существа вновь качнулись вверх и вниз; кажется, этот жест можно было истолковать как пожимание плечами. — Иногда месяцы.

— Да, но… — Ханагава пошевелил в воздухе ладонью. — А ты не думал… ну, как-то упростить процесс?

— Мы размышляли над этим, — согласился Сенат. — Недавно Мы дошли до образования партий, каждая из которых будет отстаивать свой интерес.

— И?.. — заинтригованный Ханагава глядел на него, не мигая; любой страх перед монстром исчез, уступив место научному любопытству и поистине детскому восторгу.

— И теперь у Нас есть партия, — заключила сущность.

— Всего одна?! — изумился Ханагава.

— Ага, — согласился Сенат. — Большая. Фактически, это монопартия. Она называется — «Поднятие уровня не в одиночку», и её основная программа — прокачивать уровень.

Ханагава захлопал глазами. Это сейчас было на полном серьёзе?

— Ещё у Нас есть конституция, — ничуть не смущаясь, продолжал Сенат. — В ней говорится, что нужно подчиняться Артуру Готфриду. Это решение было принято абсолютно единогласно, и отменено может быть тоже только полным количеством голосов.

Бедняга Ханагава почувствовал, что слегка… плывёт. Призма восприятия, через которую смотрел на мир Сенат, была слишком специфической, чтобы человек мог сразу в ней разобраться. Это была не простота, наивность, не что-то ещё подобное — просто в корне иная парадигма мышления.

— Так у вас… — он пошевелил пальцами в воздухе, — у вас что — демократия?

— Это сложный дискуссионный вопрос, — уклончиво ответил Сенат, покачиваясь из стороны в сторону. — Пока Мы склоняемся к конституционной парламентской монархии. Кстати, у Нас даже есть свой гимн, профессор.

И, не меняя тона, лишь чуть-чуть покачиваясь из стороны в сторону, сущность затянула торжественным хоралом:

— Наш король — Артур Готфрид,

Артур Готфрид — наш король,

Наш король — Артур Готфрид,

Артур Готфрид — наш король,

Наш король — Артур Готфрид,

Артур Готфрид…

Пение Сената резало уши; кажется, свой певческий талант он точно не прокачивал.

— Хватит, хватит, я понял! — Ханагава схватился за голову. — Чисто из научного интереса, сколько раз эта строка повторяется в вашем гимне?

— Столько, чтобы каждый из Нас пропел её по разу, — охотно пояснил Сенат. — Кстати, профессор. Почему Мы остановились? Продолжаем Нашу прокачку!

— Да-да… — Ханагава нервно сжал в руке мячик для пинг-понга. — Я просто… слегка волнуюсь. Как там Артур, справится ли он?..

— О, не волнуйтесь, — заверил его Сенат. — У Артура Готфрида всё схвачено.

Ну, что ж, неудачники. Приготовьтесь к лекции.

Если честно, я понятия не имел, что я собирался сейчас делать. План?.. Ну, он у меня был. Весьма условный, можно даже сказать, контурный.

Алекса я отправил, как настоящего Штирлица, в тыл врага. Если так подумать, это была максимальная польза, которую он мог мне принести. Пусть подставляется, пусть отвлекает Крейна — тем больше времени будет у меня.

Сенат остался развлекать профессора; тому была веская причина. Мы провели ряд тестов, и результат чётко показал — чтобы не выглядеть для любого обладателя второго Интерфейса как бенгальский огонь из ников, мне нужно находиться подальше от Сената. Ну, и к тому же — пусть они там пообщаются, попривыкнут друг к другу.

Таким образом, все были при деле. Я же… как я уже сказал, у меня был план. Хитрый план. Очень условный план.

Мне нужно было стать самым хреновым и неэффективным рекламщиком, который когда-либо работал на Крейн Корп. Всё для того, чтобы не дать новому Интерфейсу разойтись по миру.