- Ну?
- Он Ленку звал. Он ведь её помнит. Мою Ленку! Леночку...
- Тьфу, твою мать... - Выругалось отражение и перекатило шар в их сундук. - Ну и чё ты споли развесил? Они все Ленку... Помнят. У каждого воспоминания одни и те же. Да они сами одни и те же - одинаковые...
- А мы?
- А мы ничем не лучше других! - со злостью приложил Юрий пустые коробки о песчаную землю. - Также живём хрен пойми зачем, также бегаем друг за другом, также есть-пить хотим! Ты думаешь мне не тяжело? Жену вспомнил, нюни развесил, цирк передо мной тут устроил, а мне смотреть тошно! Говно своё подбери и встать смирно! Встать я сказал!
Юра послушался отражение, несколько раз резко выдохнул и поднялся. Он помог завершить нехитрое перекладывание вещей и сделать общий сундук ещё тяжелее. Шар решили тут же распить - в нём оставалось немного. Так и вышло: удалось сделать только по две-три хороших затяжки воды, после чего шар окончательно превратился в бесполезный кусок окаменелости - стал белым и хрупким как скорлупа.
- Эх! - крякнул Юрий и бросил шар о бетонный обломок. Тот разлетелся на множество мелких частей - кварцевых, как и весь город вокруг. - Хорошая вещь, а так быстро кончается!
- Всё равно мы другие... - Буркнул Юра, садясь рядом со своим двойником. Странно, но тот не усмехнулся и не поддел его за слова, а молчал. - Я не просто так шляюсь, а домой иду. И ты значит идёшь ради этого... Только ради этого мы их всех убиваем. Они же не настоящие...
- А ты значит настоящий? - поскрёб бороду Юрий.
- Я? Да... Я не знаю, - он честно ответил. Не хотелось хитрить и выворачиваться, не хотелось сводить всё на шутку. Двадцать пять дней назад, когда только встретились, Юра рассказал двойнику о своём плане добраться до дома. Город вокруг них был разрушен, зарос пылью, окаменел от налёта. Высотки сломались под самый корень, панельные дома провалились внутрь своих этажей, мелкие здания вовсе сравняло с землёй жарким ветром. На улицах поднялись барханы белых песков, а на трассах ржавели прожжённые до дыр остовы тачек. Но это был его родной город - поднявшись на верх упавшего здания, Юра это увидел. Такое знание стоило дорогого. Возможно он единственный, кто понял и не воспринимал местность как арену для выживания.
Железное небо - оно ведь тоже мешало видеть город родным. Небо никогда не находилось в покое, в течении дня непрерывно перемещалось, покачивалось над руинами большой колыбелью. И конечно же, ещё в первый день своего пребывания в белом мире Юра предположил, что попал сюда с неба. На железном небе скорей всего жили те, кто отправлял сферы для наблюдения, кто наполнил город двойниками одного человека, и сделал это с какой-то страшной, изуверской, дьявольской целью. Вот и всё - никакого безумия. Ну, почти...
- Эгей, смотри что нашёл! - вдруг обрадовалось отражение. Порывшись в почти опустошённом сундуке, Юрий извлёк на свет бумагу и карандаш. Очень старую, превратившуюся в затёртую тряпицу бумагу и такой же старый, потрескавшийся вдоль корпуса карандаш.
- Ну-ка, изобрази что-нибудь, - предложил двойник Юре, но тот начал отмахиваться.
- Чего привязался? Знаешь же, что я рисовать не умею.
- Ведь пытался?
- Научиться правильно рисовать мне всегда казалось занятием скучным. Расчерти листок по квадратам, измерь расстояние от бровей до нижней губы - это ведь наука. Долбаная математика! А я всегда думал, что рисование - это творческое искусство!
- Ага, ага. Поэтому у тебя и лица все треугольные, искусствовед хренов. Да только теперь есть шанс создать лучшее (и последнее) произведение искусства в мире, которое уже никто не переплюнет...
Юра нехотя принял листок. Руки давно отвыкли от карандаша, он еле удержал деревянную палочку в огрубевших подушечках пальцев, а затем долго смотрел на собственную лохматую тень на бумаге. Почему-то вспомнилось, как Остап Бендер рисовал Кису Воробьяниного на огромном плакате по контуру тени. Вот бред.
- Слушай... - Сказал он двойнику. - А ведь Юрка бумагу не трогал и сберёг до последнего. Наверное, нашёл где-то... И карандаш. Хотел что-то на ней написать, что-то оставить после себя, но никак не решался...
- Ну?
Юра ничего больше не сказал. Он только понял, что должен сейчас написать. С великой осторожностью разложив на коленке бумагу, он начал выводить грифелем первые строчки. Но стоило взяться за дело, как над головой появились две сферы. Прейдя в необычное оживление они любопытно толкались и заглядывали жёлтым глазом через плечо.
- Эй, сучары поганые, вам какого тут надо?! - грозно зарычал Юрий, а Юра только лишь отмахнулся.
- Пусть, пусть. Не мешают, - он писал торопливо, самозабвенно, будто боялся не успеть - не доделать. А сферы тем временем крутились вокруг в неистовом хороводе, подбирая ракурс получше.
- Ненавижу ублюдков, - прошипело его отражение.
