- Кто ты такой?

  - Человек.

  - А дальше?

  - Моя история тебе известна. Мне ни к чему повторять её...

  - Дальше, дальше давай. Вдруг в этот раз что-нибудь в ней изменится.

  - Хорошо, как знаешь. В общем - меня зовут Юра, мне двадцать восемь лет. Женат... Был женат. Детей не имел, мы только собирались завести до того... До того как всё это случилось.

  - Что случилось?

  - Если бы я только знал ответ, я бы сказал. Хотя... Как раз тебе говорить этого не следовало бы. Ведь смешно же иметь одни воспоминания на двоих.

  - Ты считаешь, что это смешно? И только ли на двоих?

  - Да нет конечно же! Нас здесь... Нас здесь хренова туча. Хотя, если честно поначалу я и не думал, что встречу здесь кого-то ещё. Как часто мы с тобой видим людей?

  - Ты имеешь в виду нас?

  - Да чёрт возьми! Как часто ты видишь себя в этом мире?

   Юра вздохнул. Было жарко. Так чертовски жарко, что на зубах скрипел белый песок. Перед ним, облокотившись на обломок такой же белой, словно созданной из кварца стены, и устало прикрыв глаза, сидел человек. Сидел и слушал рассказ. Абсолютно голый человек, такой же голый, как и сам Юра. Впрочем, нагота уже давно не являлась помехой, притерпелась и свой срам глаз не резал. А вот к жажде привыкнуть было попросту невозможно. Жара изводила, спекала, высушивала, изматывала тело каждый час, кроме ночи. Ночью становилось так холодно, что хотелось зарыться в прогретую солнцем землю, скрести асфальт и бетон, но только спрятаться от звериного холода! Вот тогда... Тогда они и жалели, что у них нет одежды.

  - У нас ещё найдётся попить?

  - Ты скоро весь шар один вылакаешь...

  - Прикажешь всё держать про запас? Доставай и не жмоться, ещё добуду. Куда бы ты без меня...

  - Иногда лучше без тебя, чем как ты...

   В ответ тихий смех. Человек возле стены открывает глаза и сплёвывает с высохших губ.

  - Идиот...

   Юра не говоря больше ни слова подтаскивает за цепь их сундук. Они называют сундуком металлический ящик, хотя тот больше похож на длинный пенал, что жутко гремит при каждом шаге. А гремит потому, что прикован к правой лодыжке цепью длинной в полтора метра и эту цепь не разбить... Юра подтягивает ящик и, прихватив ногтями за плотную крышку, сжимает зубы. Кто же их только придумал?! Они совершенно не человеческие, не удобные и открываются с болезненным усилием сорванных пальцев. Но открыть надо...

   Громкое шипение вакуума и крышка наконец поддаётся. Юра достаёт шар размером с футбольный мяч - тот поблёк и уже не такой насыщенно-синий, как был в первый день. Шар помутнел, словно покрылся белёсым налётом и из синего стал голубым, хотя по-прежнему холодит ладони при прикосновении. Вода внутри не плещется, а растекается, выгибается и распадается на мириады крупных и необыкновенно красивых пузырьков. Кажется, будто этой воды в шаре гораздо больше, чем могло вместиться обычным способом. Юра несколько мгновений любуется шаром, не замечая вожделенного взгляда своего собеседника. А когда наконец замечает, то торопливо устанавливает свои правила.

  - Сначала я.

  - Вот ты сука...

  - Сам такой.

  - И шутки у тебя тупые...

   Юра больше не спорит, он и так отдал этому уроду слишком многое из своего. Даже своё полное имя. Жадно прильнув к шару губами, пьёт, втягивает в себя благословенную жидкость, что холодит горло, заставляет неметь зубы и проникает ледяным потоком вглубь высохшего от жажды желудка. Шар герметичен, но при прикосновении губ начинает отдавать влагу.

  - Присосался как к сиське.

  - Тебе бы лучше заткнуться! - в раздражении Юра сверкает на человека глазами. Он осторожно протягивает шар другу... Другу ли? Компаньону? Товарищу по несчастью? Собеседнику? Треплу? Как назвать этого паразита? И ведь надо как-то назвать, но язык не поворачивается! Кто он такой? Человек - вот единственное достойное определение, потому как перед Юрой сидит он сам. Это он тот жадно пьющий из необычного шара человек без одежды посреди пустынного мира. От этого мира остались одни обломки: белые здания, ржавые остовы автомобилей и беспощадное солнце. В прочем было ещё кое-что, но об этом чуть позже. Оно встретит их, как только люди осмелятся покинуть руины, которые стали убежищем на время испепеляющего жарой полдня