Так кто же ныне, является оценивающим субъектом? Кто, или что в нашем существе, берёт на себя всю полноту ответственности, а значит и власти, как законодательной, так и исполнительной? В случае с человеком, это должно быть непременно «рациональный разум». (Так уж сложилось). И вот что интересно, так как сама иерархия в своей аподиктической юрисдикции, есть плод его, неминуемо предвзятого осмысления, то эта иерархия, – в сути своей, односторонняя, и по большому счёту, надуманная. «Рациональный разум» узурпировал власть, и причислил себе всю полноту истинности всяких оценок. Это с его точки зрения, вершина иерархии «тонкого мира» принадлежит «рациональному». Но с точки зрения «инстинкта», с его утончённой стагнацией и глубинной интуицией, иерархия имеет иное строение, она – формально иная. В этой иерархической лестнице, вершину занимает «идеальное». Но сами отношения, на этой лестнице, оценивает именно «рациональный разум», в силу его доминанты, и мы не можем быть объективны, мы судим обо всём, с точки зрения его оценок, оценок его обзора видимости.
Но часто случается перевес сил, и мы замечаем в себе перемену. Когда главенствование в оценках собственного мировоззрения, переходит на другое поле. Идеальное восходит на трон нашей осознанности, переводя всё рациональное на низшую ступень. (Так рождается искусство). Ведь, в конце концов, наша осознанность в своих доминантах, исходит из того, на чьей стороне по – преимуществу, находится «маятник нашего осмысления» в данный момент. И наша «тонкая иерархия», зависит от того, в каком лагере осознанности в определённое время, находиться наш мечущийся между «рациональным» и «идеальным», разум. Это мы, выстраиваем эту лестницу, и делаем это так, как нам диктует доминанта нашего разумения. Самой же иерархической лестницы, как формы отношения субстанций, в природе – не существует. Ведь сама природа смотрит, на всё это, совершенно иначе.
Вообще, такие понятия как, высшее, и низшее, конечно очень близки нам, привыкшим оперировать категориями иерархических отношений. Разума, смотрящего на вещи в мире, и создающего образ некоей «пирамиды», некоего застывшего в пространстве, всеобъемлющего становления. Где высшее, должно быть непременно главнее и важнее низшего. Где всё вокруг должно быть уподоблено нашей внутренней организации, и петь в унисон нашей внутренней иерархичности, с царём в голове. Но если попытаться абстрагироваться от собственных догм относительно мира, (хотя это не просто, ведь как я уже говорил, как бы мы не пытались уйти от себя, мы всегда приходим опять к самому себе). Попытаться окунуться в некое противоречие, (противоречие не ради противоречия, но ради истины), то в мире разрушаться всякие пирамиды. Попытки взглянуть на мир глазами «стороннего наблюдателя», дают иногда ошеломляющие результаты. В разуме, начинают расти новые «ганглии», и мир разрывает изнутри «сшитое пальто», оголяя свои латентные члены.
Так вот, если всё же попытаться абстрагироваться в своём воззрении от привычного взгляда, то в мире исчезнет всякая иерархия. И останется только «грубая» и «тонкая» материи. А точнее «грубое» и «тонкое» состояние одной и той же материи. Где одно, ничем не хуже и не лучше другого. Где всё равнозначно, и не знает доминанты в своём сокровенном. Где у каждого состояния материи, свои преимущества и свои недостатки.
В метафорическом смысле, всякие отношения в мире, можно отнести либо к камню, либо к воде, либо к огню. Эти три стихии, несут в себе все отношения в нашей действительности. И в своём синтезе, порождают всякую иерархию в существующем. Что, для камня – вода? Но вода камень точит. Что для воды – огонь? Но вода кипит и испаряться. Что для огня, – вода и камень? Но он пасует перед ними. Между этими стихиями, как и за ними, огромное количество градаций, бесчисленное множество форм материи, где-то относительно тоньше, где-то относительно грубее. В этом синтезе, как метафоре существующего, – всё живое и неживое.
Условные отношения между стихиями, образующими всё сущее нашего мира, можно нарисовать в простой картине физического отношения предметов. Так камень – более инертен, более стабилен, а значит, менее уязвим и долговечен в своей форме. Вода же, более подвижна, более нестабильна, и свободна в своих возможных динамических трансформациях. Огонь, – самая агрессивная, из доступных нашему чувству, стихий. Она меняет свои формы с такой скоростью, её движение так произвольны, и в тоже время, осознанны, что это даже вызывает ощущение произвольной мыслящей субстанциональности. (Что вполне закономерно). У каждого из них, свои преимущества, каждый существует в своём мире. Тонкая, агрессивная материя (энергия), впитывается грубой материей, стабильной и основательной. Грубая, под воздействием тонкой и агрессивной, трансформируется в более тонкую. А в «синтезе противоречащих стихий», создаётся нечто метафизическое, некое синтетическое объединение, – «альянс тонкого и агрессивного, с грубым и инертным». – Нечто живое. Производя тем самым, на свет всевозможные системы, – целокупные синтетические упорядоченные конструкции, способные форматироваться в соответствии с окружающей средой в бесконечно возможные формы бытия, и образующие тем самым, всю нашу живую биодействительность.
И как тонкая материя может утончаться до бесконечности, принимая формы, не доступные нашему осмыслению, так и грубая материя, на пути своего огрубения уходит в перспективу, за границы нашей восприимчивости. К примеру, грубость эта, может воплощаться в такую почти мистическую, гипотетическую субстанцию, как «Чёрная дыра». Где «огрубение материи» таково, что внутренняя иерархия, теряет всякий смысл.
Мы, люди, как «материальные синтетические субстанции определённой структурности», не являемся вершиной мира. Мы лишь «относительная субстанция», – субстанция данной тонкости, и данной грубости». Мы – синтез определённого «грубого», и определённого «тонкого», в отношении нашей действительности. В нас имеет своё место, как всё грубое от мира, так и всё тонкое того же мира.
Произвольность нашего мышления, наша метафизическая произвольность, а также гибкость и долговечность, определяется именно «тонкостью» и «грубостью» материи нашей субстанциональности, и их сочетанию в собственных соотношениях. А наше преимущество, перед более грубой формой, только в нашей гибкости и агрессивности, в самом широком смысле слова. Недостаток же, в нашей уязвимости перед натиском из вне, наиболее грубой силы, в те моменты, когда мы волей-неволей попадаем на её поле ответственности.
Я ещё допускаю существование некоей пирамидальности мира от тонкого к грубому, или наоборот. Но никак не иерархичности. Повторяю, выстроенная иерархия, это побочный продукт нашего «линейного осмысления». Мы видим в мире то, что хотим видеть, подгоняя его под себя, под собственную «линейность», «трёх мерность», и соответствующую иерархичность. Мы делаем мир вокруг себя, удобным насколько, насколько он нам это позволяет. Мы выстраиваем в нём последовательность, причастность, и относительность. Мы смотрим на мир сверху вниз, и он предстаёт нашему взору таким, какова перспектива нашего воззрения, в силу нашего местоположения на полях собственной осознанности. Но взгляните на мир с другого угла зрения, и вся его пирамидальность перевернется.
«Вы хотите полной ясности? Тогда ищите «грубое и простое» … Ибо «тонкое и сложное» никогда не бывает достаточно ясным» …
Но вот вам, противоречие. Без пирамидальности и иерархичности, нет и быть не может существующего, как такового. Всё существующее в действительности, как и сама действительность, строго иерархичны и пирамидальны. Эти понятия неотделимы друг от друга, как неодолимы понятия материи и формы. В мире существует иерархия потому, что мир не существует без неё. Они одно целое. И только наш пытливый ум, всё стремиться разделить и обозначить, как и слить и размешать. Он словно дитя, играющее в песочнице.
