Это решение спасло нам жизнь. В течение всей войны тетя
и дядя надеялись, что их сын примкнул к партизанам и остался
в живых. Увы, вернувшись домой уже после войны, они узнали, что он погиб во время описанной мной бомбежки. Он забежал
в какой-то подъезд, чтобы укрыться, но бомба попала в дом
и его задавило обломками. Своими решительными действиями
дядя спас нас от немцев. Если бы мы остались в Невеле на день
или два, даже на несколько часов, мы бы попали в руки немцев
и были бы наверняка уничтожены. Мы шли по дороге в Вели-
кие Луки больше недели. Война уже добралась до этих мест, и нам приходилось отклоняться от дороги, чтобы не попасть
в руки гитлеровцев. Мы выбивались из сил, когда нас нагнала
полуторка с красноармейцами. Они посадили нас в машину
и довезли до Великих Лук.
Привокзальная площадь кишела беженцами. Они лежали, ходили, добывали пропитание в ожидании поезда на восток.
Наконец, по истечении нескольких дней, подали поезд с при-
цепленными к нему товарными вагонами. Кто позаботился
о нас, не знаю, но это был дар небес. Вагоны с ходу занима-
лись желающими и набивались до отказа, до невозможности
передвигаться среди расположившихся на нарах и на полу, в проходах между нарами, людей. Нам удалось протиснуться
среди первых и обеспечить себе лежачие места. Вскоре поезд
тронулся. Маршрут движения не был известен, но поезд дви-
гался в сторону от фронта, в центральную Россию, куда еще
не пришла война.
Поезд метался по дорогам несколько недель, железнодо-
рожникам было не до нас – они, естественно, уступали трассу
военным грузам, а нас толкали и перебрасывали с пути на путь, пока не появлялась возможность отправить поезд дальше
на восток. Наконец, в последних числах июля, мы прибыли
2. Начало войны 27
в Ярославль, где остановились в ожидании открытого пути
дальше, в сторону Иваново. Но мы дальше не хотели; у тети
Маши в Ярославле жил брат, мой дядя Соломон. Он занимал
какой-то руководящий пост на обувной фабрике. Дядя Исаак
вышел из поезда, нашел телефон и позвонил ему. Вскоре
Соломон (я видел его первый раз в жизни) появился у вагона, снял нас с поезда и отвез к себе.
Несмотряна занимаемуюдолжность,дядяСоломонсо своим
многочисленным семейством жил в крошечной квартире.
Дядю и тетю устроили на полу в самой квартире, а Гаву и меня
отправили в дровяной сарай, где нам постелили прямо на дро-
вах и предложили располагаться. После мытарств предыдущих
недель мне такой расклад представлялся вполне комфортным.
Я лег на поленницу и заснул. Так продолжалось несколько дней.
Все было бы хорошо, но меня преследовала мысль о маме – она
ведь не знала, что с нами, и я представлял себе ее отчаяние. Я был
основным смыслом ее жизни… и что теперь?
В одно прекрасное утро я проснулся от вздохов и рыданий, открыл глаза и… увидал маму. Она стояла рядом с поленницей
и обливалась слезами. Бедная мама! Как она позднее мне при-
зналась, все эти дни она думала о самоубийстве. Еще бы. О нас
ни слуху, ни духу. По газетам и радио шли сводки Информ-
бюро, а в них сначала «Упорные бои на Невельском направле-
нии», а потом и «…на Великолукском». В переводе на простой
русский язык это означало, что Невель был уже немцами взят, а ее сын и семья сестры попали в руки немцев либо убиты. Что
ей оставалось делать? К счастью, подвернулось предложение
сопровождать в качестве врача ленинградских детей, кото-
рых эвакуировали из города, уже находившегося в опасном
положении. Местом назначения называли Ярославль, и маме
пришло в голову повидаться со своим братом и, может быть, что-то разузнать о нас. Она приняла предложение и укатила
в восточном направлении; их высадили в Тутаевском районе
Ярославской области.
Тутаево – небольшой городок на Волге, около 50 киломе-
тров по реке выше Ярославля. Устроившись на новом месте, мать села на пароход в Ярославль и обнаружила меня в сарае
у своего брата Соломона. Радости не было предела. Побыв
28
Соломоник А.Б. Как на духу
несколько дней в Ярославле, мама забрала меня, и мы прие-
хали в место нахождения детского интерната, который она
обслуживала. В нем были собраны дети работников типограф-
ского центра, на базе которого выпускалась газета «Ленин-
градская правда». Я влился в детский коллектив интерната без
особого труда. Мы не особо подружились, но меня охотно при-
нимали в игры и в другие детские тусовки. Питался я вместе
с остальными, но жил с матерью отдельно в снимаемой нами
комнате. Мама обслуживала не только этот интернат, но все
интернаты детей из Ленинграда, которые были эвакуированы
в Ярославскую область. Так продолжалось и позднее, когда мы
переехали на новое место, но об этом я расскажу особо.
В Тутаево меня ожидал приятный сюрприз. Не помню, каким образом, но до меня дошли сведения, что мой друг
Лёша тоже был эвакуирован и вместе с детьми ленинградских
художников жил неподалеку от Ярославля, в месте, которое
называлось, кажется, Красным Бором. Я немедленно стал
просить маму, чтобы она разрешила мне туда поехать. Она
долго не соглашалась, но потом мне все-таки удалось ее угово-
рить. Я взял у нее немного денег, приехал к дяде в Ярославль, а оттуда взял билет на поезд до Красного Бора. Как позже
выяснилось, это было такое же безрассудное приключение, как побег в Африку, но мне опять повезло. Я доехал до Крас-
ного Бора, сошел с поезда и стал спрашивать, как мне попасть
в интернат, где жили ленинградские дети. Первый же мужик, к которому я сунулся с расспросами, возмутился: «Ты что, малец, охренел? Дотудова двадцать верст, куда ты попрешься
на ночь глядя?» Я был обескуражен и не знал, что ответить.
Тогда он предложил: «Знаешь, что? Пойдем ко мне. Переночу-
ешь, а завтра утром пойдешь со мной. Мне в ту же сторону». Я, разумеется, согласился.
Новый знакомый привел меня к себе в дом, накормил
и уложил спать. Проснулся я рано утром от громкой ссоры.
В соседней комнате спорили мой покровитель и, как я понял, его жена. Она кричала: «Опять ты к своей поблядушке пота-
щился? Иди, но сюда не возвращайся! Придешь, я положу
тебя, как вон того мальца, и все». Я быстро собрался и, выбрав-
шись из дома, сел на завалинке. Вскоре вышел мой покрови-
2. Начало войны 29
тель и пригласил меня внутрь. Мы поели и отправились в путь.
Шли мы много часов, и я представил, в какую передрягу бы
попал, если бы не встретил моего спутника.
Мы пробирались лесом, по бездорожью, и у меня уже под-
кашивались ноги от усталости, когда мой благодетель объявил
привал. Сжевав по изрядному ломтю ржаного хлеба, мы двину-
лись дальше, пока на какой-то поляне не показалась бревенчатая
изба, из которой нам навстречу выбежала прелестная молодая
женщина. Она бросилась в объятия моего спутника, и я понял, почему он решил мне помочь: я стал благовидным предлогом
для его отлучки из дома. Он еще проводил меня немного и пока-
зал дорогу до пионерского лагеря, где располагался интернат для
детей членов Союза советских художников. Публика здесь ока-
залась намного интересней, чем в интернате возле Тутаева.
Лёша принял меня с распростертыми объятиями и пред-
ставил своим приятелям. Мне тотчас же поставили койку
в комнате старших ребят, где я и расположился. Кормили меня
наравне со всеми, с ними же я отправлялся на работу и играл
в волейбол и в футбол. Позабыв счет дням, я даже не подумал
сообщить маме о том, что происходит. Через некоторое время, обеспокоенная моим молчанием, она сама приехала и забрала
меня к себе. Но мы успели обменяться с Лёшей адресами и всю