— Возможно, — про себя он удивлялся такому росту проницательности и прямоты у Айви.
— Мы ничего не потеряем, если подвезём их. Мы… Да мы спорим дольше! Ты даже не спрашиваешь меня, когда принимаешь решения! Я… Да я!.. Ну вот что с тобой не так, а?! В какой момент твоей жизни уровень доверия ко всем людям стал переходить из крайности в крайность?! Ты же или доверяешь кому-то беспрекословно, или вообще слышать не хочешь! Ты!.. А ты чего замолчал?
— Слушаю, — спокойно ответил он. — Столько эмоций, столько прямоты, честности… и всё — бесплатно. Не прекращаю убеждаться, что некоторые речи, сказанные мною, ты воспринимаешь слишком буквально. Хорошо, мы решим этот вопрос по-мужски — камень-ножницы-бумага. Нет способа честнее. Смотри: бьешь кулаком о ладонь два раза и потом резко «складываешь» фигуру. Бумага — вот так — бьет камень, камень — просто кулак — ножницы, ножницы — бумагу. Кто победит — того и слушаем.
— «Камень — ножницы, а бумага…» Я понял. Давай!
— Учти — мне часто везёт в этой игре, так что не обижайся, если что. Готов?
— Угу. Вперёд! Раз, два!..
***
Посреди вечнозелёного леса громыхал костёр, шёл совсем редкий снег, больше напоминающий моросящий дождь. Одинокий домик, что Айви почти чудом смог разглядеть между деревьями где-то в половине километра от трассы, раздавило упавшей елью, по видимости, много лет назад — ствол дерева давно высох и облегчал, а интерьер дома был полностью покрыт сыростью, мхом и пожухлой травой. Однако путники всё равно расположились в его остове — просто за тем, чтобы ночной ветер не продувал до костей. Где-то вдалеке было слышно то ли койотов, то ли близких к ним кошачьих или псовых — леса Канады были самыми густонаселёнными в плане животных на континенте — почти некому было на них охотиться.
— Спасибо, что подобрали нас.
Они были одеты явно не по погоде. Женщина носила на себе лёгкую тёмно-синюю парку, рваные чёрные джинсы и светло-коричневые то ли валенки, то ли сапоги, на голове была лишь какая-то тряпка, однако, по уставшему лицу той женщины было видно, что собственное состояние не особо её волновало; девочка на руках была закутана в тонну одежды, но, судя по цвету кожи, это не сильно и помогало.
— Благодари не меня, — кивнул старик на мальчика. — Я бы даже не остановился. Не пойми неправильно, но одинокая женщина с ребёнком на руках в лесу выглядит…
— Подозрительно? — она говорила охрипшим голосом сквозь потрескавшиеся губы. — Да. Возле нас никто не остановился за два дня, хотя проезжало много…
— Вы… Мэм, вы шли всё это время?
— Мы ехали вместе с моим мужем. Вначале…
— А он?..
— С ним случилось то же, что и с этой девочкой, — Уильям кивнул на бледное тельце в пелёнках. — Или мёртвые постарались. Или рейдеры. Или просто голод. Она вообще жива?
— Уильям! — парень возмутился и поразился наглости одновременно.
— Я видел много родителей, не желающих признавать очевидное или, что хуже, пользующихся смертью своих детей — женщина с ребёнком посреди леса порождает больше жалости к себе, чем такая же женщина без него, а твоя девочка всё время спит и ещё не разу не вскрикнула, не потребовала еды, не заплакала, — Айви отстал от своего попутчика и тоже уставился на мать. — Так не ведут себя здоровые дети, хоть и бесят криками.
— Иногда она просыпается… — медленно ответила та сквозь соломенные волосы. — Но не кричит. Не плачет. Просто держит глаза открытыми.
— Долго не протянет, — женщина кивнула в ответ. — Скажи, а почему вы с твоим муженьком направились не в Монреаль к Сопротивлению, а ухватились за непроверенный слух и ещё более фантомный шанс на неведомое спасение?
— А вы? — он немного оскалился — не любил, когда отвечали вопросом на вопрос.
— У нас… исключительное дело, мэм. Но… А вы же знали, что человек, сидящий там, потребует?..
— Ворона? Знали. Мы достали его. Спокойно, не кричите, — она поправила шапку на девочке. — Мы просто думали, что достали его — тот мужчина всю дорогу притворялся «Эмметом Джонсом», а потом… Потом оказалось, что ему лишь платили за то, а он сам очень устал от жизни в метро.
— Хочешь сказать?..
— Да. В Монреале точно несколько «Воронов» — все на разных местах, с разной внешностью, разной историей… Мы ещё тогда удивлялись, что некоторые люди отвечают по-разному, но, думали, те просто путаются — знаете, как это бывает.
— Ценная информация — спасибо.
— Вы будете пытаться отыскать его?
— У нас нет выбора. Лучше скажи, до куда тебя подбросить.
— До плотины. Не пропустите — единственная дорога.
— До плотины? А что там?
— Деревушка под названием «Рай\Paradise» — я там родилась.
— И что? Хочешь там и умереть? Смерть от холода — не самая быстрая штука, пускай таковой и изображается.
— А вам-то какая разница? — в её взгляде читалось полное безразличие. — К тому же, там скоро пройдут последние сборища ходоков — они всегда идут уже ближе к декабрю. Они, думаю, и довершат дело.
— А почему бы не попытаться жить дальше, мэм?
— А ради чего? Вы даже не знаете, что творится у нас. А даже и знали бы — ради чего мне жить дальше? Просто… Забудьте об этом — вам же проще будет.
«Да, здесь она права, — охотник смотрел на маленькую бледную девочку, еле-еле шевелящую губами, и печалился. — Даже если ей и останется, за что держаться, никто не вправе её останавливать — это только её жизнь, что бы она не решила, а если жизнь хуже смерти, то…».
— Без проблем, — он поднялся, как только убедился, что костёр разгорелся достаточно сильно, — я лишь старался поддержать разговор и убедиться, что пацан в тебе не ошибся. Другой вопрос: если эта деревушка стоит на единственной дороге — почему мы не видели её, не видели людей?
— Плотина у дороги. Деревушка чуть дальше — за линией первых деревьев. Вряд ли вы бы обратили внимание на одинаковые и пустые с виду домики, — старик с неодобрением покосился на такой ответ. — Не волнуйтесь — никто из живущих там не смог бы даже сопротивление вам оказать, чего уж говорить о засаде, о которой вы так переживаете.
— Допустим, — помедлив, ответил тот. — Я пойду, попробую подстрелить что-нибудь и, если повезёт, не сломать ещё одну стрелу в процессе. Максимум — на пару часов. Если ничего не удастся поймать — будем ждать до утра. Не давайте костру погаснуть.
— Я могу поделиться с вами! — она привстала со своего места.
— Оставь себе. В твоём рюкзачке явно пайка не хватит на то, чтобы прокормить больше, чем тебя саму, а у тебя ещё один рот. Джей… То есть… Айви, — мальчик поднял взгляд. — Держи пистолет наготове.
— Всё ещё не доверяете мне?
— Конечно нет. Я видел женщину, что бродила с трупом своего ребёнка от села к селу, выдавая его за изголодавшегося и тяжело больного — люди кормили её и давали еды, несмотря на запах гнильцы, который шёл впереди неё на километр. Все думали, что она просто сошла с ума от горя, что ей было больше некуда податься, что единственная её радость была в том смердящем теле… Многие любят паразитировать на детях. Да и я уже говорил: не моим решением было вас подобрать. Пистолет, пацан, — тот достал оружие из кармана и снял с предохранителя. — Не забывай: мы не в городе, не у военных, не в каком-то захудалом селе или Техасе — здесь, на свободе, стреляют в спину. Очень часто.
В тот вечер Уильям «Из Джонсборо» Хантер не поймал ничего — ни дичи, ни засады. Вернувшись, он увидел, как женщина и мальчик сидели рядом у костра, а последний разбавлял тишину старыми детскими сказками, коих, как оказалось, он помнил достаточно много.
***
Бывший пилигрим точно не знал, когда именно идея обосноваться в Монреале и не покидать город-миллионник пришла в голову больше, чем одной тысяче людей. Ему было известно только то, что зимой тридцать седьмого, когда вирус впервые проник в Канаду, бежать было особо некуда. Впрочем, вряд ли большинство пыталось — пандемия быстро заселила мир — быстрее, чем породила массовую панику.
Уже спустя пять-шесть лет, когда вместо того, чтобы падать замертво, заражённые окончательно превратились в бешеных псов, многие поняли, что настала пора обороняться. Люди, заседающие в своих квартирах, домах, отдалённых от города, далёких-далёких лачугах, расположенных в бесконечных лесах, осознали, что по возвращению в город их всегда будет ждать опасность, а чем она больше, тем меньше и с менее вероятным шансом им удастся чего-то вынести. Канада, как страна, всегда была заселена неравномерно — большинство её населения скапливалось на юге и, соответственно, большинство припасов и вещей, что нельзя было изготовить кустарно, тоже находились там. В итоге, некоторые решили, что проще, чем каждый раз возвращаться в забытый Монреаль, было не покидать его вовсе.