Как-то раз в ноябрьский день, когда мы с внуком хозяйки лет четырёх играли в домино, хозяйка взволнованно сообщила деду, что ночью спустили воду в прудах, и сейчас самое время двигать туда, за карпом. Делать это надо быстро, иначе деревенские позабирают себе самую крупную рыбу. Мужик скоренько собрался и велел одеться нам. Взял из кладовки здоровенную корзину, нам в руки сунул корзины поменьше и, прихватив черенок от лопаты (и зачем бы это ему?), зашагал к дверям за женой, подгоняя нас, горемычных. Мы вышли в промозглый ноябрьский день. Набрякшее, отёкшее сивое небо, такое низкое, что тучи его казались растрёпанными, так как цеплялись за раскоряченные чёрные голые ветки перелеска по дороге к пруду. Тропки к водоёму пролегали по перепаханным и уже слегка припорошённым снегом полям. Ноги в резиновых сапогах вязли в этой пахотной стылой земле. Маленького внука хозяйки я пёрла за руку, периодически вздёргивая его кверху, чтоб не падал, или вытаскивала его увязшую в грязи ногу в сапоге. Мы шли со стороны микрорайона, и были не одни на этой рыбной тропе. Со стороны деревни через поле и мимо церкви к пруду тоже шли женщины из деревни. Их фигурки в стёганках, сапогах и платках не отличались от фигурок баб из микрорайона. Лица у женщин были суровые, а губы – плотно сжатые. Секло мокрым снегом и прохватывало до костей ветром, который в такие ноябрьские дни воет в дымоходах. Пруд без воды являл собою сюрное зрелище. Громадный провал жидкой грязи с озерцами оставшейся воды. Провал чёрный и страшный. То тут, то там, ближе к берегу, на дне торчали остовы утонувших коров, какие-то железяки и механизмы, палки, корзины… Возле таких озерцов, прямо в этой холодной, болотной грязи уже возились какие-то тётки и запихивали рыбу в мешки. Вот туда, оставив нас на берегу, и ринулась наша хозяйка. Было видно, что тётки с трудом возятся в вязкой и холодной грязи в поисках рыбы, шаря в жиже красными, одубевшими от холода руками, соперничая в этих поисках с чайками, воронами и даже галками. Далеко от берега идти нельзя, хотя именно там было больше всего рыбы. Нам, детям, стоящим на возвышенном берегу, было видно, как рыба прыгает в этих лужах. Скоро в прибрежных лужах рыбу выбрали, и бабы стали скандалить, потому что кому-то не хватило. Бабы бранились хриплыми голосами, матюгались. На берегу возле нас стали появляться деревенские мужички. Они поёживались, ручкались друг с другом и дымили папиросами. Один сказал, что сейчас начнётся потеха. Мы с хозяйским внучком переглянулись, так как, по нашему мнению, потехи было уже сколько угодно. И тут из искры возгорелось пламя. Бабы подрались. Подрались как-то сразу и все. К матюгам добавился ор и визг. Они были все перемазаны грязью, платки, шапки полетели в грязь, седые космы волос были растрёпаны и тоже залеплены грязью и илом. Было уже непонятно, где деревенские, где городские. В какой-то момент наш дед сунул мне большую корзину, взял черенок от лопаты в правую руку и стал быстро спускаться по бережку к грязному месиву спущенного пруда. Мы побежали за ним. Он ринулся к толпе дерущихся за рыбу баб и стал охаживать их этим дрючком по спинам. Лупил звучно, как по мешкам с мукой, но беззлобно. Дедуган быстро навёл порядок под хохот и улюлюканье деревенских мужиков, сожалевших о таком быстром прекращении потехи. Мы телепались по грязи до бабушки моего дружка. Дед помогал ей собирать рыбу и похваливал её бойцовские качества. Она – лохматая, вся в грязи и иле, с подбитым глазом и расцарапанным лицом – улыбалась и говорила, что он вовремя пришёл ей на помощь. Он тоже молодец. День заканчивался, а мы странной процессией тянулись по ноябрьскому полю домой. Корзинки были полны рыбой, некоторые рыбины были ещё живыми.
Домой мы попали, когда уже совсем стемнело. Мы с хозяйским внучком, отдав бабке мокрую и грязную одежду, принялись за игру в ожидании ужина, а дед с бабкой, приведя себя в порядок, занялись рыбой. Поздним вечером мы ели жареную на духовитом подсолнечном масле картоху и РЫБУ, добытую в борьбе. Во мраке за окном, в глухой и ненастной ноябрьской мгле, тепло светились окна деревенских изб, где тоже ели картоху и РЫБУ, ну и, конечно, и тут и там дерябнули водочки, а уложив детей, уселись смотреть телик. Ночью пришёл мороз, а мне снилась рыба в стёганке и платке. Выбирающая баб из грязи спущенного пруда в корзину.
Каникулы. Мороз
В каком-то тысяча девятьсот мохнатом году, 30 декабря, ударил вдруг мороз. Раньше, когда зимы были морозными и снежными, такое «вдруг» случалось нередко, и тут случилось, и как раз на каникулы. Меня отпустили к подружкам на Новый год. Вы представляете?! В нашем районище была станция метро «Каширская» и… и всё. Автобусных маршрутов было, как пальцев на одной руке, и в выходные, да ещё и в праздничные предновогодние, они ходили медленно и печально, через раз или через два. Марка автобуса – «ЛиАЗ». Он был чрезвычайно вместительным. Обладал ещё резервом для принудительного вмещения. Летом в салоне было удушающее жарко, а зимой как в морозилке у холостяка, нет, не пусто, а очень снежно и лёдно. То есть столько льда намёрзло, что, наверное, и пельменям тесно будет.
Мама моя одевала меня просто. Да тогда и всё было просто. Соответственно ГОСТу, а также рекомендациям НИИ гигиены детей и подростков. Как видно теперь, тогда всё было правильно. Натуральное бельё и обувь. Массовая физкультура и спорт, а также пропаганда вечных ценностей, так как при ближайшем рассмотрении кодекс молодого строителя коммунизма абсолютно тождественен библейским заповедям Иешуа из Назарета, без изысков.
Мои папа и мама любили друг друга и иногда с понятной радостью отпускали меня к друзьям-подружкам, время было доброе, а дети были детьми.
В этот раз я шла в гости. Мама одела меня нарядно. Платьишко, колготы (эластичные), рейтузы (облегающие, модные коричневые), пальто клетчатое, приталенное, с пояском, воротничок отложной, с мехом. Шапка пёстренькая, вязанная английской резинкой, двойная с отворотиком и сапоги красные, польские, с фланелевой подложкой, на изящной подошве, с молнией. Варежки узорчатые двойные. Словом, оделась девочка на праздник.
И вот пробежалась я до остановки. Метров пятьсот. Присоединилась к толпе ожидающих автобус и стала ждать. Время шло, народ прибывал. Холодало, и при этом стремительно. В первый пришедший автобус влезть не удалось. Тело холодело, руки уже ничего не чувствовали, ноги одеревенели. Колени вообще при ощупывании напоминали морду лица после обезболивающего укола у стоматолога – бесчувственные и твёрдые (промёрзли, наверное). То есть я замёрзла уже до слёз, а автобус всё ещё не шёл. В толпе уже строились планы, как добраться до метро. Мороз крепчал. Тут до меня дошло, что дорога «к метро» – это мне по пути. Главное, вовремя сориентироваться и суметь выйти на нужной остановке из переполненного автобуса, в котором двери не открываются, им некуда, они прижаты телами. И люди пошли… Мороз крепчал. Через Каширское шоссе двигалась сплочённая, парящая дыханием толпень и ребятёнок среди ног толпени. В морозной дымке народ занял выжидательную позицию, теперь на другой остановке. Мороз крепчал, автобус, уже другого номера, также не приезжал. А редкие маршруты, уже забитые счастливчиками, шли в сторону метро, даже не подъезжая к остановкам. А чего подъезжать, когда какая-нибудь мощная мужская глотка, хозяин которой, войдя последним и зажав двери богатырской спиной, волюнтаристски заявлял: «Едем до метро!» И всё. Однако вдруг стало понятно, что автобус маршрута 95 собирается подъехать к остановке. У кого-то из толпы появлялся шанс уехать. И, может, даже у меня…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.