– Ну что ж, настала пора подумать, что дальше? – спросил Бутурлин. – Сможем залив-то по льду одолеть? Там ведь ни перелеска, ни сарайчика не найти. А ширина какова? – повернулся он к Трубецкому.

– Не помню точно, но в самой узкой части – верст семьдесят.

– Семьдесят вёрст!? Это сколько ж идти то? И без отдыха, – сказал Вейде. – Сможем ли? На льду и замёрзнем.

– Да и заблудиться можно. Как направление определить? – спросил Бутурлин.

Трубецкой проговорил задумчиво:

– Если будет ночь ясной, попробую по звёздам. Научил меня один старец в детстве ещё.

Помолчали.

– Хочу заметить вот ещё что, – сказал, наконец, Трубецкой. – Если даже дойдём, а я верю, что дойдём, – поспешил он добавить, – окажемся мы не в России, не на своей территории. Окажемся в герцогстве Финляндском, а значит во власти всё тех же шведов. Один неосторожный шаг, и всё наши испытания – напрасны. Ну а из герцогства до России тоже путь не близок и не менее опасен.

– Ну а какие ещё варианты? – спросил Вейде.

Трубецкой пояснил:

– Идти на юго-запад, вдоль берега залива, чтобы попытаться переправиться в узкой горловине Балтийского моря.

– Море там замерзает? – поинтересовался Бутурлин.

– Чего не знаю, того не знаю, – покачал головой Трубецкой.

Да и откуда знать? Географию в ту пору не преподавали. В общих чертах, конечно, что-то наиболее образованные люди знали, но так ведь и теперь спроси даже у человека с высшим образованием, какая часть Балтики и какие Балтийские заливы замерзающие, а какие нет, вряд ли ответит? Читатели могут легко проверить сами себя. А в ту пору?

Единственно, что мог предположить Трубецкой, так это то, что чем дальше на юго-запад, тем больше плотность населения, тем гуще сеть дорог, тем меньше укрытий для беглецов. Да и как осуществляется переправа со Скандинавского полуострова на европейский берег, никто толком не знал.

– Больше вариантов нет? – спросил Вейде.

– Отчего ж нет? Есть, – ответил Трубецкой. – Самый долгий, но самый надёжный – вряд ли там сыщут. Идти на северо-восток, чтобы обогнуть залив. Это очень далеко и долго. Дойдём ли?

– Вряд ли, – покачав головой, сказал Вейде.

Трубецкой развёл руками:

– Вот именно! Но это вариант. А потому нужно добраться до мест, малозаселённых. Думаю, что чем дальше на северо-восток, тем больше таких. И вот там найти хуторок, где можно отсидеться. То есть, путь займёт месяцы, может, и год. Нужно добраться до тех мест, где нас не будут искать, поскольку никто не поверит, что можно преодолеть такое расстояние зимой, без пищи, да по морозу. Верный способ стать добычей волчьих стай. Ну а в небольшом хуторке как-то уже договоримся, чтоб не выдали.

– И здесь волки! – воскликнул Вейде, зацепившись за фразу об этих хищниках.

– Не то слово, – заметил Трубецкой. – Небось, позлее наших. Край-то суровый, северный. Голодные звери.

– Бог мой, как мы ещё не встретились с ними?! – с тревогой сказал Вейде.

– Бог-то и хранит! – Трубецкой перекрестился и продолжил: –

Повторяю: если пойти на север, выбрать хуторок небольшой и отсидеться, то можно потом, уже весной продолжить путь. Тогда уж точно про нас забудут.

– Думаешь, князь Иван Юрьевич, что нас до сих пор ищут? – спросил Бутурлин.

– Убеждён!.. – ответил князь.

И всё же переждать резкую смену погоды решили в сарае, где удалось приготовить какое-никакое питание, где можно было по крайней мере укрыться от пронизывающего ветра, где хоть и в неотапливаемом помещении, но сухом, можно было спастись от сильного снегопада, обрушившегося на землю.

Кому принадлежало это строение, кто хранил здесь корм скоту, было беглецам неведомо. Теплилась надежда, что сено тут собрано на долгую зиму, про запас, и в ближайшее время не понадобится. Близость залива, видимо, всё-таки предопределяла главное занятие – рыболовство. Но не могли же сельские жители, ну и или жители рыбачьих посёлков, полагаться только на рыбное своё предприятие. Ясно, что держали они и скот.

Беглецы не знали, что там за посёлок, иногда заявлявший о себе. Когда ветер дул со стороны этого населённого пункта, доносились мычание коров, блеянье овец, даже иногда обрывки фраз, если кто-то что-то кричал громко. Ну и прочие шумы разного происхождения долетали. В ясные дни виднелся дымок из труб. Но в снегопад всё замирало. Тут и беглецы решались развести костёр особенно днём – ни огонька, ни дымка видно не будет.

Трубецкой поглядывал на своих спутников изучающе. Пытался понять, не жалеют ли они о том, что согласились на испытания, в которые втянул их? Он не хотел даже для себя назвать его безнадёжным, но где-то в глубине души, снова и снова оценивая возможности добраться в Россию любым из путей, понимал, что все они один тяжелее, ежели не безнадёжнее другого. Если бы хоть деньги, хоть ценности какие были. А то ведь всё вычистили у них при пленении.

Шведы не очень различали пленников по их чинам. Что ж, если рассуждать здраво – и солдат есть солдат, и офицер – солдат, и генерал – тоже солдат. Вот его вроде бы и выделили и виды на него имели какие-то, да и то положение в плену не сделали особым. Может, хотели, чтобы пораньше пришел к необходимости сотрудничать?

Ну а генералы Бутурлин и Вейде как будто бы никого из шведских чинов не интересовали. Павда, может, пока не интересовали?!

Трубецкой понимал, что и он нужен на перспективу, как орудие в далеко идущих планах, в серьёзной игре, которая будет иметь смысл только в том случае, если его убедят принять в ней участие добровольно и осознанно. Заставить сложно, слишком высока цена ошибки. Ведь Трубецкой мог бы на всё согласиться, а едва вырвавшись в Россию, ото всего отказаться. Что тогда делать?

Ему было неведомо, как собираются решать с ним вопросы. Ломал голову, думал, гадал. Разное можно было предположить, да что толку в предположениях.

Снег шёл целый день и целую ночь. Навалило сугробы – будь здоров. Вышли по утру из сарая, едва-едва дверь отворив, а вокруг насколько глаз хватало – снежная целина. Как по такой идти? Куда идти? Да и следы сразу выдадут неведомых путников.

– Ну что будем делать? – спросил Вейде, с ужасом обозревая снежную равнину.

Он попытался отмерить несколько шагов – но ноги утонули в снегу почти по колено.

– По целине далеко не пройти, – заметил Бутурлин. – А дороги, небось, ещё не пробиты. Да и когда пробьют, разве что санный след будет. Захолустье.

– Думаю, что у них порядок с дорогами, – возразил Вейде. – Выгонят народ, ну и всё расчистят, – и прибавил: – если, конечно, нужны дороги к посёлку.

– Будем ждать, когда прекратится снегопад, – решил Трубецкой. – В такой круговерти заплутаем. Тут уж, поди, хоть днём, хоть ночью ни зги не видать.

– Хлеб кончился, соль на исходе. Серников совсем мало, – сказал Вейде. – Да и на одной жареной на костре кабанятине не проживём.

Трубецкой пока не ощутил упрёка в голосе Вейде, но тот мог из деликатности тщательно скрыть его. В конце концов, никто силком в побег не тянул. Дело добровольное. Да ведь уж забыли, что, если здесь хотя бы кабанятина, то там, в плену, такая еда, что не приведи господи. Бросали объедки.

Но он понимал и другое – человек остаётся человеком. Значит нужно показывать пример. Быть настойчивым, деятельным, упорным в действии. Шли по раскисшей земле, прятались в промокших оврагах, где только чудом можно было найти местечко, в котором обогреться и тайком костёр развести. Ощущали постоянную опасность. Это сколачивало, это придавало сил. Вот и держались, с надеждой глядя вперёд. Казалось, что вот ещё немного, ещё рывок, и полегчает. И вот полегчало. В первый день отдыха, когда нашли это строение, решили, что действительно полегчало. Но постепенно приходило понимание, что это – просто ловушка.

– Надо идти к людям, – в который раз предложил Вейде. – Назовёмся странниками, ищущими работу.

– Да уж, – усмехнулся Трубецкой. – Хороши странники в форме военной?