Ай, это я так, в пустоту вопрошаю, к тому же беззвучно. Знаю, что пилоты — реально элита, ну а возможная гибель, точнее осознание возможности оной приходит далеко не сразу. Вдобавок у многих первые года два, а то и три непробиваемая вера в собственную исключительность или в то, что скоро они возьмут и рванут вверх, оставив других далеко позади. А ведь только с первых курсов можно с трудом, но отчислиться с переводом в другие учебные заведения, где готовят не пилотов колоссов, а кого попроще. Потом уже фиг вам, а не перевод, исключительно вторичное прохождение учебного материала. Да и то не более одного раза, к тому же по уважительным причинам. Ну да, «мясо» на выпускное испытание ох как востребовано, надо же на кого-то выводить золотую молодёжь вроде Сальвини, чтоб ему вместе с его «Дротиком» взорваться от первого же попавшего снаряда или плазменного заряда.

Оп-па! Рыбка не просто клюнула, а сожрала приманку, крючок, да ещё на удилище облизывается. Это я сейчас про Мигеля Панкратца, который, словно бычок на верёвочке следовал за Самантой в сторону лестницы на второй этаж. Не, отнюдь не бычок, это я маху дал. Натуральный бычара, переполненный тестостероном и, соответственно, похотью. Ишь как напыжился, ещё чуть-чуть и начнёт рыть пол рогами, копытами и ещё кой-каким выступающим органом. Ничего, скоро ситуация неслабо так изменится, зуб даю. Только будет уже совсем-совсем поздно. Для него, понятное дело, не для нас. Я же пока малость отдохну, подожду в компании с одной милой особой. Чего подожду? Сигнала от Сэм, одного из двух. Первый будет означать, что всё отлично и нужно будет лишь засвидетельствовать успех, после чего прессовать объект по полной. Второй… тут уже необходимость помощи в той или иной форме. В общем, поживём-посмотрим, но без прибытка мы точно не останемся. Не после всей тщательной подготовки, истинная суть которой известна лишь мне, Саманте и… Даже Свирский знает самую малость, но меньше. Жизнь такая, в которой доверие является столь эфемерной и жутко дефицитной субстанцией.

— Всё ещё нервничаешь, — без ярко выраженного сексуального подтекста обнимаю это невеликое ростом чудо, чувствуя, что ей это сейчас очень даже нужно. — Попробуй успокоиться. Риск, он есть всегда, но всё преодолимо. Особенно, если научиться не следовать предначертанному, а найти в себе силы переломить мир под себя. Бери пример… ну не знаю, с той же Саманты.

— Она… сильная, — вздыхает Карина, довольно неожиданно крепко прижимаясь ко мне. — Я ей завидую. И Бельской тоже. Мария как королева среди простолюдинов. Никто не скажет, что это её поведение вызывающее или не заслуженное. Саманта тоже, только другая. А я… Я стараюсь, но не получается.

— Тихо, Карин, тихо. Всё будет хорошо.

И немного псионики задействовать, а то чувствую, что девушка реально на грани нервного срыва. Неожиданно так, я ведь думал, что хлопоты её малость отвлекут, поскольку они предшествуют получению новых важных знаний. Ан нет, тут сложнее. Бедняжка себя чуть ли не похоронила, хоть и пытается брыкаться, стремясь получить знания и умения, способные повысить весьма скромные шансы на выживание.

Только под действием псионики О’Мэлли начала успокаиваться, брать себя в руки. Хм, а в руки то её де-факто я взял, обняв, да ещё поглаживая по длинным шелковистым волосам, сейчас пепельного оттенка. С одной стороны хорошо уметь чувствовать эмоции других людей, но в то же время всё сильнее разгоралось и так жаркое пламя искренней ненависти к Директорату. Ярче. Жарче. Концентрированнее. Причём ненависть не на грани берсеркерства, когда хочешь просто идти и наносить добро с попутным причинением справедливости всем мало-мальски причастным, наплевав на всё вокруг. О нет, пламя ненависти было вполне себе направленным, продуманным, полностью контролируемым. Именно сейчас, в эти самые мгновения, чувствуя рядом истерзанную в клочья душу той, которая могла и должна была даже с прагматической точки зрения использоваться системой как подобает, а не через догматически-теологическую жопу. С Директоратом мне не просто не по пути, тут куда более сильные выражения уместны. Его следовало не просто кинуть, а отвесить при уходе такого прощального пинка по яйцам, чтоб многие приближённые к Директорам запели самым пронзительным фальцетом. Хорошо так, громко, длительно. И это значило, что кое-какие намётки превратились из вторичных в наиболее желательные. Осталось лишь убедить в этом Саманту, ну а Свирский… тут по ситуации. Порой некоторым участникам плана не стоит знать его полностью до определённого, ключевого момента.

Последняя капля, да. Вроде и нахожусь тут всего ничего, а омерзение уже через край. Только вот виду не подаю, успокаивая девушку ничего не значащими по большому счёту словами. Она этого сейчас правда не понимает, воспринимая мои благоглупости, приправленные толикой псионической энергии, как своего рода якоря, стабилизирующие в хлам ушатанную психику. На самом деле, вреда от этого нет и более того, подобное лишь добавит уверенности. Другое дело, что лишь в силу сложившихся обстоятельств, неожиданно случившегося расклада я сейчас напрягаю толком ещё не развитые «мускулы» псиона, на скорую руку подлатывая эту девицу, что по большому счёту мне никто и звать никак. Просто… случай и кольнувшая душу жалость. Всех, понятное дело, не пережалеешь. Но если уж так, то хотя бы объект выбран симпатичный, никакого отторжения в принципе не вызывающий.

Упс, сигнал на коммуникатор. Скосить глаза на запястье, затем провести должным образом рукой. Вот и сообщение от Сэм, которое призвано сообщить… о полном успехе. Объект по имени Мигель Панкратц полностью вляпался, да так, что ему уже не выбраться при всём на том желании. Пора и мне там показаться, дабы окончательно расставить точки над «ё» и доломать остатки теоретически возможного сопротивления.

— Карин…

— Да?

— Тут дела нечаянно нагрянули. Нужно кое-кому помочь, а кой-кому разъяснить, кто он и где его не самое завидное место. Ты как, уже пришла в себя, можешь побыть если и не одна, то рядом с людьми, которые не будут напоминать о чём-то нехорошем?

— Я смогу. И… спасибо.

Опять упс. Меня довольно неожиданно и довольно неумело поцеловали, после чего, окончательно смутившись, ушмыгнули в непонятном направлении. Ломать голову из-за мимолётного душевного порыва наивного создания? Нафиг надо, у меня сейчас совсем другие дела и хлопоты. Те самые, в результате которых должно стать известно о главном — наверняка уже состоявшейся «жеребьёвке» боев. Эх, тут главное не заржать, когда увижу картину во всём своём голом и сомнительном великолепии.

Мда. И ещё раз мда, а потом ещё тридцать три с половиной раза это же слово. Мне стоило больших трудов сдержаться, чтобы не заржать при виде той картины, что предстала во всех похабных гранях, едва только я зашёл в номер на втором этаже, дверь которого открыла довольная, аки паук, Саманта Меерштайн. И облик её был, скажем так, экстравагантным и о-очень запоминающимся.

— Вот смотрю я на тебя, всю такую красивую, и искренне недоумеваю. На хрена? Не сейчас, а в целом.

— Нравится, — пожала плечами красотка в кожаном чёрном корсете, перчатках и иных… атрибутах стиля доминатрикс. Хорошо хоть часть оных была прикрыта халатом, который она накинула, дабы мне окончательно мозг не выносить. — Пойдём, там у меня на кровати надежно обездвиженный и уже скомпрометированный объект обитает.

— Он хоть не это… не воронкой кверху? — чуть было не подавился я воздухом, лишь представив себе подобную жуткую картину. — Я человек к таким вещам чувствительный, понимать должна.

— Хи-хикс… Нет, уже перевернула и даже прикрыла простынкой. Но не отвязывала, а то мало ли что и как.

— Сопротивлялся?

— Сперва нет, пока не понял, где оказался. От… выпивки совсем разум отключило. А потом уже поздно было, и видео тоже снято. Не отмажется, не отмоется, сучонок. Всё поведает, всё нужное отрыгнёт. Жаль…

— Его?

— Охереть как обхохоталась, — ткнула меня пальцем в грудь Меерштайн. — Того, что там всего лишь он, а не Сальвини. Вот его бы я с таким удовольствием, что он орал бы в кляп, словно с него шкуру тупым ножом снимают. А этот… Без огонька всё, словно рутина. Чуть было не заскучала.