— Не стоит этого делать.

Норрингтон оглядел стоящую перед ним Жемчужину с ног до головы тяжёлым взглядом, переступил, слегка уйдя в сторону, и резко дёрнул головой:

— А почему нет?

Дух сцепила руки за спиной и спокойно ответила:

— Это ничего не изменит. — Хмель в мозгу Джеймса мешал остро соображать, потому бывший служивый не нашёл ничего лучше, чем наставить пистолет на того, кто мешал ему пройти. — Ты хочешь её, — проговорила Жемчужина, — но она нужна Джеку Воробью. — Тон её голоса был таким, как у торговцев, что обсуждали покупку лошади. — Но я не понимаю, почему… — вдруг поделилась мистерия. — Почему он так странно ведёт себя с ней? Почему ты смотришь на неё так странно?

Джеймс Норрингтон обречённо вздохнул и опустил пистолет.

— Да что ты знаешь… — протянул он, зигзагом направляясь к фальшборту. Жемчужина последовала за ним. — Элизабет — не просто женщина, — заговорил Норрингтон, обращаясь то ли к призрачной собеседнице, то ли к морской ночи. — Это так не объяснить… Я никогда не строил иллюзий, но такого… Да, — махнул он рукой, — что тут говорить?.. Чёртов Тёрнер… Да и сам хорош… — Эти ноты в голосе Жемчужина знала отлично: чего-чего, а пьяных разговоров, полных бессмысленного сожаления, она выслушала достаточно. — Засело что-то в сердце, вот и вся история.

Некоторое время дух задумчиво молчала, а потом уверенно проговорила:

— Если рыба попалась на крючок, у неё два варианта: причинить себе боль и вырвать его или погибнуть.

Норрингтон обернулся к ней и долго буравил взглядом, пытаясь поймать её лицо в фокус.

— Кто ты?

— Порождение твоего разума. — Жемчужина направилась прочь, затем, остановившись вполоборота, добавила: — Ты слишком много пьёшь.

***

Удача оказалась на стороне «Чёрной Жемчужины», как и попутный ветер. Дух корабля провожала взглядом «Летучий Голландец» из разорённой капитанской каюты. «Отличный корабль! — судачили на палубе. — Воистину, неуловимый! У неё точно крылья выросли!» Жемчужина и рада была принять комплимент на свой счёт, да только мешала твёрдая уверенность — Дьявол не отступается. Дэйви Джонс был хозяином на море, с этим нельзя было спорить, а банка, что вручила Джеку Воробью гадалка, могла задержать монстра или отвлечь, но отнюдь не остановить. Пока пираты во всё горло радовались отставшей погоне, хранительница не сводила глаз с горизонта, зная, что «Голландец» не сдался. Это лишь отсрочка. Ей бы переговорить с капитаном, предупредить его преждевременную радость, но, как назло, Джеку Воробью, довольно постукивающему пальцами по «священной банке» на капитанском мостике, и в голову не приходило наведаться в каюту. И потому духу лишь оставалось смиренно ждать.

Ей виделась затянутая ночным туманом гавань в окружении множества огней. Горячий ветер раскачивал из стороны в сторону ослабленные шкоты и поддевал обвисшие фестонами паруса. Неподалёку у берега тихо хлюпали волны. Уже изрядно выгоревшая краска на бортах покрылась каплями росы, и под сапогами молчаливых солдат скользили выбленки штормтрапа. Полуночные визитёры пустующего корабля были скоры и точны в своих действиях: расплескали по трюму масло, процедили горючую дорожку по трапам наверх и высекли искру. Вспыхнуло моментально. Пламя ринулось вниз, а люди прочь. Шлюпка очень быстро удалялась. Огонь загудел, захрустел тонкими досками переборок, мигом заполняя трюм. Пожирал дюйм за дюймом, жадно и неистово, без всякой жалости. Нырнувший книзу порыв любопытного ветра лишь сильнее раззадорил его, и вот уже высоченные колонны мачт, что, казалось, подпирали облака, застонали в объятьях жаркого пламени. Перегорели тросы, и тут же хлопнули под бризом и огненным смерчем расправленные, точно крылья, паруса — чтобы затем обратиться в нарисованные пламенем знамёна, опадающие, признающие поражение. Жемчужина стояла в центре верхней палубы, опустив руки и расправив крылья за спиной. Под её ногами разверзся раскалённый ад. Корабль стонал и выл. Гарь удушала. От звонкого треска погибающей древесины закладывало уши. А хранительница запрокинула голову, цепляясь взглядом за топы мачт, что растворялись во мгле: огонь настойчиво карабкался вверх и не сдал бы своих позиций, если бы в трюм не хлынула вода, стальной хваткой моря утягивая корабль на дно. За зрелищем, от которого в бухте было светло, как днём, наблюдали едва ли не все. Но двое были особо важны. Один, заложив руки за спину, с тенью улыбки на холодном лице разглядывал озарённую пожарищем гавань с высоты балкона в здании управления Ост-Индской торговой компании. Другой, позабыв про адскую боль от выжженного клейма на запястье, будто снова горел, сгорал заживо вместе с кораблём, вцепившись в холодные решётки крошечного окошка тюрьмы…

Жемчужина резко вскинула голову. На море что-то происходило. Раньше, чем мистерия сумела распознать, что за сила надвигается на ничего не подозревающий корабль, раздался мощный толчок. «Священная банка» разлетелась в дребезги. «Нет, не рифы», — мысленно ответила Жемчужина на перепуганные восклицания с палубы. Киля коснулись холодные щупальца. «Это кракен!», и десятки голосов тут же подхватили и разнесли этот крик по всем закуткам корабля.

Джек Воробей не послушался, не сбежал — из гордыни, смелости или врождённого упрямства, — и теперь был обречён на встречу с неизбежностью. Но всё ещё не сдавался. Как и остальные на борту: шумели, кричали, суетились, наскребали в кулак остатки храбрости и готовились дать бой. Ухватить отчаянную попытку отсрочить смерть.

«Бездушным тварям вроде тебя чужды привязанности, забыла?» Дух подошла к самому краю палубы и глянула в кипящие под днищем волны. Судьба корабля зависела от тех, кто был на его борту. Должна была зависеть. Жемчужина медленно подняла голову. Она не видела, но знала, там, вдалеке, Дьявол готов с упоением наблюдать за бойней, заранее зная, на чьей стороне окажется победа. Если только не… Дух плавно опустилась на одно колено, закрывая глаза, бережно коснулась ладонью палубы. В тот же миг всё исчезло: крики, топот, грохот орудий. Исчезли щупальца, скользящие по бортам. Перед её взором не было ничего — лишь бескрайняя гладь моря. Мили стремительно проносились перед ней, она подбиралась всё ближе, ногтями впиваясь в палубные доски. «Летучий Голландец» призраком двигался по волнам.

Бросать вызов Дьяволу… Лишь безумец пойдёт на такое. Её губы едва заметно зашевелились:

— Джонс! Нет души более проклятой, чем твоя, и мои слова для тебя, что вода, но знай — я не сдамся! Я не уступлю тебе ни дюйма своего корабля! Ты не получишь никого из тех, кто защищает его. Не получишь его капитана! Знай, я иду против тебя. И мне не страшно. Когда бы ни кончилось моё существование, когда бы ни исчезла я, — знай! — не будет тебе покоя! Ни на этом свете, ни по ту сторону горизонта! Ты можешь обрушить на этот корабль ярость Бесконечных Вод, но её же ты и получишь в ответ. Может, я и не смогу спасти корабль, но сможет его капитан!

Увы, ирония судьбы заключалась в том, что в тот самый момент, когда хранительница корабля осмелилась дерзить Морскому Дьяволу, его капитан, не подозревая об искренней вере Жемчужины в его способности, под шумок сполз по штормтрапу в шлюпку. Пока охваченная ужасом команда готовилась обороняться от морского чудища, заряжая пушки и хватая всё, что могло бы сойти за оружие, Джек Воробей вовсю работал вёслами, чтобы скорее добраться до острова Креста. Где-то в глубине души пират знал, хоть и совершенно не хотел в этом сознаваться, что «Чёрной Жемчужине» ни за что не выстоять против кракена, что рано или поздно выпущенная ярость Джонса возьмёт своё. Может, потому и надеялся на сердце из сундука Мертвеца.

Знала это и Жемчужина. Надежда — то, что порой делало людей стократ сильнее, что в тот момент помогало пиратам действовать единой отлаженной командой и бороться с паникой, — была ей неведома. Дух понимала, что люди, какими бы храбрыми и сильными они ни были, неминуемо потерпят поражение перед кракеном. Без её помощи. Было ли у неё право на это или же нет, но Жемчужина приняла решение. Нет, она не уступит ему. Ни дюйма своего корабля, ни щепки. Не отдаст Джонсу корабль. Не отдаст своего капитана! И даже если ей суждено исчезнуть в этот день, она до последнего будет сражаться, чтобы дать Джеку шанс. Что может это морское чудище? Лишь крушить и ломать, у него нет ничего, кроме слепой ярости. У неё же есть гораздо больше.