— Джек, прекрати, — нарочито спокойно проговорила дух. — Пуля не поможет спастись от самого себя. — Она смотрела пирату в глаза. Его взгляд был ясен и вполне решителен.
У неё было лишь мгновение. Что будет дальше? Станет ли хуже? Есть ли у этого ада иные круги? Она не знала. Лишь одна истина кристально чисто звучала в её разуме: его надо остановить. Рванувшись с места, Жемчужина подскочила к Джеку и, легко вцепившись в его запястье, отвела руку с оружием. И в следующий миг — поцеловала.
За всю бесконечно долгую жизнь это был её первый поцелуй. Прежде дух никогда не заботили подобные вещи, и за людскими отношениями она наблюдала без излишнего интереса. Но в Тайнике многое оказалось не таким, как прежде. Ей двигал порыв… Чувств? Это невозможно. И всё же дева повиновалась, как в тот раз, когда шагнула в пасть чудовища вслед за своим капитаном. В тот миг, когда её губы коснулись обветренных и слегка сладко-горьких от рома шершавых губ пирата, бездонно-чёрные глаза широко распахнулись. Края бархатного веера ресниц вспыхнули в свете солнца. Жемчужина всё ещё сжимала запястье Джека, но это последнее, что связывало с реальностью. Она попала во власть мощнейшей силы, охватившей всё её сознание. И эта сила могучим потоком заполняла её нутро, её несуществующую душу. Казалось, грудь вот-вот разорвёт от переизбытка… чувств? Из глаз заструились слезы — живые, настоящие, полные страха и радости, боли и счастья. Всё, что хранительница знала прежде, что прежде существовало, отошло на второй план. Она словно потерялась, а затем вновь обрела себя. Эта сила заставляла её дрожать до кончиков пальцев. Жемчужина поняла — ей не выдержать. Вскрикнув, она отскочила назад. Голова пошла кругом. И спиной девушка натолкнулась на раскалённую колонну мачты.
Джек, которого дева непроизвольно толкнула, попятился назад. Под сапогами оказались ступени трапа. Не удержавшись, сделав попытку ухватиться за воздух, пират рухнул навзничь.
Жемчужина была не в силах двинуться. Беспрерывно по её щекам струились хрустальные слезы.
Более за всё проведённое в заключении время Джек Воробей ни разу не видел Жемчужину. Хотя она постоянно была рядом.
Комментарий к -7-
А спонсор данной главы Really Slow Motion - The Eternal Rest of a Ronin.
========== -8- ==========
Близилась ночь. Темнота в карцере уплотнилась, а мерное покачивание фонаря баюкало заключённых не хуже колыбельной. Корабль переваливался по гребням волн, порой резко заваливаясь на борт по воле набирающего силу ветра. Пленников качка не беспокоила, только усилившийся запах сырости свербел в носу.
Единственная девушка среди пленных пиратов скромно сидела у границы света фонаря, обняв колени. Напротив мирно посапывал капитан Воробей, быстро разделавшийся с порцией рома. Жемчужина не сводила с него блестящих улыбкой глаз, но грудь её сдавливали рыдания: ощущение совершенно диковинное, непонятное, не дающее покоя. Пока новая реальность куда больше пугала, чем восхищала. Жемчужина помнила всё — от запаха первого бриза до воодушевляющих речей капитана. Раньше ей удавалось листать воспоминания, как книгу, принимать как должное и не придавать им значения больше, чем необходимо. Теперь память сыграла с ней злую шутку, взвалив на плечи груз множества пережитых историй, — и не у каждой из них был счастливый конец. Воспоминания будоражили, радовали и пугали, и Жемчужина никак не могла понять, почему то, чего уже не изменить, имеет такую власть над ней, почему остаётся важным даже сейчас, в момент опасности. Блуждая в лабиринтах прошлого, она каждый раз — будто и нет другого пути — возвращалась в Долину Возмездия. Она не была уверена, что поступила правильно. Теперь она ни в чём не была уверена… Разве что только в том, что превращение в человека назначено ей в наказание за отступничество, и кара эта не так легка, как кажется.
Джек Воробей ни разу не обмолвился о Тайнике. То ли не помнил, то ли запретил себе вспоминать. А Жемчужина помнила всё до мельчайших подробностей, хотела и боялась заговорить. Боялась услышать то, за что корила себя, услышать признание её вины от Джека. Эгоизм? Так это определяли люди? Капитан Воробей никогда не причислял себя к эгоистам, хотя зачастую руководствовался отнюдь не благородными принципами, и Жемчужина считала это абсолютно нормальным. Быть может, потому что тогда единственно важным для неё был корабль, суть её существования, парусник, что она готова была оберегать любой ценой. Как и Джек готов был внести любую плату за собственную жизнь. Но с течением времени жизненное кредо пирата претерпело изменения. Перестала быть прежней и хранительница «Чёрной Жемчужины». Конечно, капитан Джек Воробей никому не готов был сознаться, что его может волновать что-то или кто-то помимо себя любимого и стоящей выгоды: наоборот, при удобном случае старался напомнить, что он пират и бесчестный малый — да только увиденное запоминалось куда лучше бахвальных речей. Жемчужина помнила, как Элизабет Суонн как-то обронила: «Потому что ты добряк». Джек не соглашался, всей душой старался отторгнуть этот совершенно неподходящий, как ему думалось, ярлык. А потом — вернулся. В самый непредсказуемый момент. Сам капитан Воробей до конца не понимал, что заставило его развернуть шлюпку, ведь чувство стыда и глас совести такие чужеродные вещи для бесчестного разбойника. А Жемчужина, вспоминая момент яростной схватки с кракеном, могла лишь предполагать… Тогда она совершенно не понимала себя: разум твердил, что Джек сбежал к лучшему, а сердце, которого у неё и быть-то не должно, отчаянно звало его. Так что, если Джек Воробей, невидимыми нитями привязанный к своему кораблю, услышал этот зов? Что, если именно это заставило его свернуть навстречу смерти? Что, если в решающий момент, когда должна была исполнить своё предназначение, она поддалась страху и именно она, сама того не ведая, обрекла на муки своего капитана?
Резкий грохот наверху заставил всех вздрогнуть. Жемчужина запрокинула голову. Из соседней камеры послышалась возня. Спустя несколько секунд тишины грохот повторился вновь, только уже более гулкий с подрагивающим эхо. В трюм слетели обрывки взбудораженных криков, по доскам загудел частый топот. Жемчужина медленно опустила голову и встретилась взглядом с Джеком Воробьём. Его сверкающие глаза слегка прищурились, затем брови съехали к переносице.
— Говорил же, — расплылся в улыбке капитан.
— Там что-то происходит, — констатировала Жемчужина.
Джек резво поднялся на ноги, покачнулся и хотел было что-то ответить, как корабль дал крен на левый борт, и Воробей щекой впечатался в решётку.
— Паруса, — протянул Джошами Гиббс, прикрыв глаза и прислушиваясь, — даже лисели ставят.
«Чёрная Жемчужина» ускорила ход, по волнам ступала неаккуратно, и пленники в трюме вынуждены были хвататься за решётки, чтобы устоять. Пахнуло сыростью. Старший помощник, бросая взволнованные взгляды на запертую дверь карцера, решил напомнить капитану, что самое время воспользоваться запасным ключом. Джек Воробей фыркнул и, закатив глаза, заявил, что суета им всем только на руку, а Рукки Хорёк не управится с командой вовек. С видом триумфатора свергнутый капитан снова уселся на пол, гордо приподнял подбородок и принялся ждать, когда потерпевший поражение неумелый бунтовщик явится с мольбой и извинениями. Но время шло, крики становились громче и нервознее, сапоги стучали по доскам часто, перемежаясь с тяжёлым грохотом, а к карцеру никто и не думал приближаться.
Жемчужина наблюдала за чрезмерным спокойствием Джека Воробья, с которым он почёсывал бородку, будто и не замечая поднявшегося шума, и почти слышала частое биение его сердца. Наверху явно что-то происходило, а Жемчужину куда больше интересовало странное поведение капитана — на которое раньше она и не обращала должного внимания. Джек довольно часто говорил не то, что думал, делал не то, о чём говорил, и думал не о том, что сделал, — иногда для собственной выгоды, иногда ради развлечения, а иногда, чтобы заставить человека ошибаться на свой счёт. Но сейчас, в запертом трюме, среди своих сторонников, кого ему было обманывать?
