— Эм… гхм… — неловко подал голос пират. — Я… пожалуй… — Жемчужина подняла на него глаза, и один этот взгляд Джека точно к стенке припёр: её глаза по-прежнему таили мощь океанских глубин. — Прости, — наконец проговорил он, поведя рукой, — что хотел тебя бросить.
Правдивое признание далось не так просто, как звучало в голове. Слова будто цеплялись за что-то, вываливались ломанно, как разбившееся стекло из рамы, а крепкого помощника в бутылке рядом не было. Однако люди обязаны быть честными на пороге смерти. И Джек Воробей был честен с ней. Всегда. И только с ней. А Жемчужина молчала, замерев, точно была где-то явно не здесь.
Капитан дёрнул цепь несколько раз, словно ожидая, что оковы падут сами собой. Джек с горечью понимал, времени у него нет, и пытался использовать любой шанс. Подцепил саблей фонарь, шибанул его о мачту, облил кисть руки маслом — но наручники сидели крепко. Натужно скрипели зубы, позвякивали цепи, и вдруг к ним подстроился её лёгкий, как порыв утреннего бриза, голос:
— Я ни о чём не жалею.
Джек обернулся к хранительнице, не совсем понимая, что она имеет в виду, но абсолютно веря её словам, ибо голос был полон удивительно решительной искренности. А Жемчужина словно бы сообщила ему самое важное, что требовало от неё времени собраться с духом, и теперь медленно опустила рассеянный взгляд к кандалам.
— Я помогу, — растаял в воздухе слабый шёпот.
Воробей растерянно замер, отчаянно борясь с приступом преждевременной радости. Её плавные мягкие движения Джек не видел, а скорее ощущал каким-то шестым или седьмым чувством. Хватка наручников на запястье ослабла, кэп поднатужился, испепеляя оковы взглядом, и через несколько секунд затаённого дыхания его рука выскользнула из кандалов. Пират едва не подпрыгнул от счастья, а ликующую улыбку и вовсе сдерживать не собирался. В голове мгновенно пролегла нить маршрута, чтобы убраться поскорее и подальше. Остался пустяк — с места сдвинуться. Но его словно придавило чем-то. Улыбка сползала медленно и неохотно, края усов обвисали, меркли торжествующие огоньки в глазах, спина покрывалась холодным потом. Неповоротливо, точно тело окаменело, Джек обернулся к Жемчужине. И её глаза дали ответ.
Она чувствовала это: разломанного киля касаются холодные осклизлые щупальца, извиваясь, ползут выше, поднимаются по смольным бортам, отравляют дерево зловонной слизью. Широко распахнутыми глазами Жемчужина глядела на своего капитана, понимая, что впервые за своё существование — задыхается. Нужно было, она хотела так много сказать — теперь, но не могла. Ей хотелось кричать во всё горло: от своей беспомощности, от горя, боли, страха и всего того, что не должна была чувствовать. Но вместо этого лишь смотрела Джеку прямо в глаза, боясь даже на миг оторвать взгляд.
Джек глядел в ответ и впервые с момента их знакомства видел в этих чарующих глазах куда больше, чем бездонную тьму, сравнимую с глубинами морей. Корабль накренился, поскакал по палубе одинокий бочонок, сиротливо прижался к капитанскому сапогу. Время застыло. В первый и последний раз. Между жизнью и смертью, между зловонной пастью дьявольского чудища и дрожащим взглядом иссиня-чёрных глаз. С чего-то вдруг пират поймал себя на совершенно несвойственной ему мысли: «Всё так, как должно быть». Будь у него больше времени, Джек бы с радостью поспорил с самим с собой на тему покорности Судьбе… Но времени не осталось. Не на это. Он не был героем — в этом не стыдно признаться, ведь ценность собственной жизни куда важнее. Но он вернулся, хоть чувство самосохранения исходило пеной от ярости. Вернулся, потому что стало стыдно убегать и бросать её один на один с кракеном. Вернулся, чтобы пойти ко дну, чтобы Судьба посмеялась над всеми его аргументами.
Губы нимфы были недвижимы, но Воробей отчётливо услышал: «Я горжусь тобой, мой капитан, и буду с тобой до конца». Жемчужина таяла, исчезала, на его глазах, протягивая руку для невозможного касания, но даже в тот миг была прекрасна, изящна и вместе с тем грандиозна — другого слова бы он не подобрал. Было ли это заложено в её природе или она, действительно, не сдалась, не позволила Джонсу сломить себя? Всерьёз задумавшись над этим вопросом, капитан Джек Воробей смело обернулся к нависшей над фальшбортом разинутой пасти чудовища.
Кракен не жалел ярости для «Чёрной Жемчужины», и ни одно, даже самое страшное проклятие, не было и вполовину столь жестоко. Капитан ушёл на дно со своим кораблём, — как и велят неписанные обычаи, — и с его хранительницей.
========== -4- ==========
Джек с радостным визгом пронёсся по верхней палубе, ловко скакнул на полубак, перепугав нерасторопного кока. Поднимавшийся ветер хлопнул парусом. Джек задрал голову вверх, затем насторожился, нервно поглядывая по сторонам. Смелая чайка спорхнула с носа, поняв, что судно забралось слишком далеко от суши. Перескочив через трос, Джек сиганул на ванты и через мгновение приземлился на полуюте. «Почаще бы на Тортуге бывать», ─ пробурчал под нос какой-то матрос. Джек презрительно фыркнул, задрав голову вверх, затем обернулся назад. Силуэт Тортуги расплывался в тропическом тумане. Замерев на минуту, он наконец взобрался по перилам на мостик и удобно устроился на плече Барбоссы. И всё же до конца успокоиться капуцин не мог. Ему не давало покоя присутствие на борту чего-то странного и ему лично не приятного. Благо, Барбосса знал, что лучшее успокоение — очищенные орехи.
Капитан потрепал по холке обезьянку и вновь уставился в дырку от карты. Он погрузился глубоко в себя, скребя шею длинными ногтями. Капуцин увлёкся выискиванием живности в волосах хозяина. Послышались крики из-за спины, и Раджетти грохнулся на пол, запутавшись в канатах. Барбосса раздражённо обернулся и успел себя спросить, почему не пристрелил его раньше. Матрос судорожно пытался ухватить свой выпавший глаз. Джек прикрикнул что-то по-обезьяньи оскорбительное и презрительно дёрнул хвостом: даже ему надоели эти игры.
— Как долго ты в море? — сурово спросил капитан.
— П-п-п-простите, сэр? Д-давно. — Глаз наконец застрял между пальцев, и Раджетти, сосредоточенно закусив губу, вставил его на место.
— Давно? — От недовольного взгляда, коим Барбосса смерил моряка, у того задрожали коленки, и эта дрожь тихим стуком отдалась по палубе.
— П-простите, капитан, — выдал Терри, — я не специально. Просто… там… там… — Раджетти умолк, всё ещё непонятно тыкая пальцем позади себя. Барбосса повернулся к нему всем телом и запустил большие пальцы за перевязь. Весь этот устрашающий вид заставил нерадивого пирата продолжить испуганный лепет: — Там… Эта… Этот… Дух. Я-аа видел её, ещё тогда на острове, когда мы с Пинтелом, — он обернулся к другу; тот тут же перестал пялиться и с головой ушёл в закрепление шкота, — когда мы… забирали «Жемчужину» с острова.
— Дух? — фыркнул Барбосса, поражаясь идиотизму некоторых членов команды. — Скройся в трюме с глаз долой, ─ гаркнул он.
— Но она хотела заставить меня идти за Джеком! — напоследок прошептал Раджетти и бегом убрался с юта.
Много миль преодолела «Чёрная Жемчужина», тысячи волн разрезал форштевень, за кормой остались десятки островов. А порядочной наживой так и не пахло. За месяцы не раз и не два пираты пересекали крупные торговые пути, но добычи едва ли хватило на мелкий ремонт и покупку провианта. В команде поползли слухи, мол, их вновь настигло проклятие. И прокляла их та жуткая дева, что видел Раджетти. Сам Терри предпочитал помалкивать об этом и не спускаться в одиночку в трюм. Капитан Барбосса мнения команды не разделял, но всё же иногда присматривался к пляшущим против ветра огням.
Но в тот день удача повернулась к ним лицом и одарила широкой улыбкой. На закате дозорный на мачте разглядел неповоротливый галеон. Бриг, что шёл ему сопровождением, сильно отстал и не мог сравниться с «Чёрной Жемчужиной» по скорости. Пиратский фрегат, тенью скользя в сумерках, бесшумно подошёл к галеону и застал их врасплох. Когда на бриге заметили и подняли тревогу, было поздно. Пираты действовали методично, гепардами носясь меж судов и перетаскивая добычу. Взяли достаточно, поглумились над недалёкими испанцами и с победным кличем унеслись на «Жемчужину», чтобы через мгновенья растаять в ночи.