— Выдержит. Не сомневаюсь, что системные дулосы следят и за ней тоже, — отозвался Калеб и через секунду скрылся из поля зрения. — Лестница в хорошем состоянии, Исмэл. Выдержит целый полк.
— Отлично. Ханна, на тебе навигация, полезай следом.
Глядя, как товарищи один за другим исчезают в дыре, Руфь всё ещё думала о Исмэле. С тех пор, как фанатики-архонты предпочли смерть сотрудничеству, он стал одержим Театром. Словно этот секрет мог оправдать кровь на их руках и смерть Джонаса. Всё то, что творилось в Амвелехе сейчас.
Она знала, что Исмэл считает операцию «Ризома» ошибкой. Он, как и каждый из них, надеялся, что вирт-революция может обойтись им малой кровью, но жрецы предпочли мученичество и общественный взрыв. Был ли в действительности так важен Театр, или они действовали исключительно из религиозного фанатизма, но их смерть разделила до того мирно уживающихся жителей Амвелеха на две враждующие стороны, два непримиримых мировоззрения. Сеть и Реальный город наводнила дезинформация, каждый видел в соседе врага и убийцу. Вирт-гоплиты в мгновение ока превратились в защитников отечества, а бунтари — в террористов и преступников. Тревога и страх перед неопределенностью будущего, которые долгие годы копились в амвелехцах, теперь обрели очертания конкретного зла — им стали вирты. Людей потрясло даже не убийство старейшин, а кощунство — осквернение Агоры и жреческих хитонов. Священники и их сторонники лезли из кожи вон, чтобы сместить акцент с политики к религии, и вскоре акт на Агоре рассматривался уже как деяние безбожников, направленное не столько против конкретных архонтов, сколько против жречества как такового, а значит против самого Господина и человечества. Пока это выливалось только в молчаливое одобрение любых действий вирт-гоплитов и доносительство, но уже это вызывало в Руфи обиду и бессильную злобу. В Амвелехе не было никого, за исключением, может быть, Верховного жреца и его ближнего круга, кто не использовал бы Сеть и виртуальность для досуга. Еще вчера каждый второй поносил лицемерие святош и осуждал власть священников, но после шума, поднятого вокруг захвата Агоры, многие предпочли занять сторону фундаменталистов.
Исмэл движением головы указал ей на дыру, и Руфь нырнула в нее вслед за остальными. Зацепившись за переплетенные тросы, она оглянулась назад и, заметив служебную лестницу, переступила на нее. В шахте было темно и душно. Всюду были кабели, тросы, широкие металлические трубы и какие-то тонкие гнущиеся трубки. Руфь даже подумать не могла, что такое может находиться совсем рядом — внутри столь знакомых амвелехских стен. Она передернулась от пробежавшего вдруг по спине озноба и, переключив шлем на видение в темноте, двинулась вверх, вслед за остальными.
— Как думаешь, как быстро они поймут, что мы используем шахты? — спросила она через индивидуальный канал связи, когда на лестнице появился Исмэл. В коридоре секции 285Σ рядом с дырой в стене остался только Джелайя.
— Даже если поймут, что они смогут сделать? Поставить караул у каждой стены? Даже если они, как и мы, найдут инженерный план города и обнаружат местонахождение всех лестниц, это дает нам больше шансов, чем если мы каждый раз будем прорываться через официальные шлюзы и центральные улицы. Этот план — самое лучше, что с нами случилось в последнее время. Он даёт нам реальный шанс на победу.
— Думаешь, у нас получится? — спросила Руфь после паузы.
— Да, — без раздумий ответил Исмэл. — У нас нет выбора. Я не верю в богов и судьбу, но теперь…
Он замялся.
— Что теперь?
— Теперь мне кажется, что свой выбор мы уже сделали. Мы больше ничего не решаем, только реагируем на новые обстоятельства. Понимаешь, о чём я? Совсем, как в апокалиптических проповедях жрецов, — Исмэл хмыкнул. — Перед концом света люди слетают с катушек и мчатся в пропасть, как стадо баранов.
— Да.
— Но едва ли дело в богах, судьбе или пророчестве, ведь так, Руфь?..
— Будущее за нами, Исмэл. Его мы выбираем сами — настолько, насколько можем. Остальное не так уж важно.
— Да. Ты права.
Руфь остановилась, вынуждая остановиться и следующего за ней Исмэла, и посмотрела на него сверху.
— Я скучаю по тебе, Исмэл.
— Я тоже, — он поднял голову в вирт-шлеме. Выражение лица не было видно, но Руфь показалось, что он улыбается. Она кивнула и улыбнувшись в ответ, поползла дальше.
На каждом из них теперь был линотаракс и вирт-шлем. Он был необходим не столько для защиты тела в Реальном городе, сколько из-за возможности каждую секунду времени контактировать с Виртуальным двойником города и Сетью. Виной всему был многократно усилившийся Картезианский Разлом. Эмпатические аватары, которые закрепляли сознание в Сети, повлекли за собой и усиление диссоциации с телом. Портативные винт-пластины уже не могли обеспечить контакт на том уровне, которого требовал мозг. Телесное отторжение Сети усилилось, многие вирты, которые еще недавно могли жить в реальном городе без особых проблем превратились в аутистов или птенцов. Тело отвергало Сеть, сознание отвергало реальность, но и при таком раскладе выбор виртов был не в пользу тела. Из-за недостаточно полного проникновения и слухов о блокировке в среде виртов едва не началась паника, несколько человек покончили с собой. Если бы Терраху, как он рассчитывал, действительно удалось блокировать Сеть, он бы победил даже не расчехлив ксифос, но к счастью, эгемон вирт-гоплитов был никудышным виртом и ни черта не смыслил в принципах работы Сети. Сеть не была централизована, поэтому те звенья, к которым он закрыл доступ, были важными, но далеко не необходимыми. Их блокировку было довольно легко обойти. Это стало большой победой виртов, вернувшим им веру в собственные силы. Сеть, за исключением некоторых официальных ячеек и тех мест, где собирались сторонники фундаменталистов и незаинтересованные в вирт-революции амвелехцы, принадлежала теперь им. Поняв свой просчет, Террах переключился на Реальный город — теперь гоплиты не совались дальше Виртуального двойника, их целью было отслеживание «гнезд» и серверов. И здесь перевес был уже на стороне Терраха.
Это была вторая причина одержимости Исмэла Театром. Пока они были зависимы от физического носителя, неважно шла ли речь о системном блоке или человеческом теле, они были уязвимы. Театр, который по мнению Исмэла был суперкомпьютером, управляющим сложной внутренней системой жизнеобеспечения Амвелеха, предполагал доступ ко всем дулосам на принципиально ином уровне, чем тот, что имели гоплиты и даже сам Терапевт. Через Театр Исмэл надеялся залезть им в голову в самом непосредственном смысле. Залезть и использовать их как фюлакс. Через Театр вирты могли бы диктовать условия реальности. Власть над ним означала конец гражданской войны, полную и окончательную победу виртов. Исмэл в это верил, а все остальные верили Исмэлу.
— Мы на месте, — раздался в шлеме каждого голос Ханны. — Видите площадку? Там должна быть нужная нам дверь, но не факт, что она функционирует.
То, что Ханна назвала площадкой, было скорее узкой поперечной решеткой, соединяющей обе стены. В каждой из них были железные двери. Сквозь решетку, как и везде в шахте, пролегали кабели.
— Отлично, Ханна, — сказал Исмэл, задрав голову вверх. — Поднимайтесь выше. Я пойду первым.
— Не стоит, Исмэл, ты нужен нам живым. Пойду я, — перебил его Вáрак. — Мало ли что. Я справлюсь.
После недолгого колебания, Исмэл ответил:
— Хорошо. Проблем быть не должно, но будь осторожен. Ханна, уточни еще раз координаты. Калеб, что с гоплитами?
— Сейчас патруль должен быть в секции 282Ξ, — он сверился с данными. — Пора передать весточку Кедару?
— Когда мы будем готовы.
— Всё верно, Исмэл, мы именно там, куда стремились, — ответила Ханна. — Варак, тебе нужна вторая дверь. Та, что в противоположной стене, за кабелями.
— Понял.
В увеличенном, чуть размытом изображении Руфь наблюдала, как Варак спустился на несколько перекладин вниз, повернулся и, цепляясь за лестницу согнутой в локте рукой, другой схватился за кабель над решеткой. Подёргал, затем спрыгнул на площадку.
