Литмир - Электронная Библиотека

Норма чувствовала себя лучше на 80 % после приема плацебо.

История сержанта Мартина

Сержант Мартин выкарабкался из-под груды железа, которая недавно была его грузовиком, весь израненный и в крови. Хотя он был в состоянии шока, он дополз до своего товарища, который лежал без сознания на середине дороги и оттащил его в безопасное место. Мартин перенес скрытую черепно-мозговую травму, которая нарушила нормальное функционирование его организма. К сожалению, он не один такой: почти триста тысяч американских военнослужащих живут с черепно-мозговой травмой, полученной во время военных действий в Афганистане или Ираке. В отличие от пули, самодельная бомба имеет ударную волну на близком расстоянии, которая влияет на мозг. Повреждения и кровотечения носят глобальный характер, а точечные повреждения разбросаны по всей поверхности головного мозга. Часто масштаб проблемы не очевиден в первые месяцы и может усугубляться со временем. Жертва взрыва страдает многочисленными отклонениями, потерей памяти, проблемами с речью, резкими сменами настроения, расстройством сна и хроническими головными болями.

У сержанта были все вышеперечисленные проблемы. Он вздрагивал от захлопнутой двери, избегал больших компаний, так как боялся, что что-то пойдет не так. Почти каждый день у него болела голова, и он постоянно принимал болеутоляющие. Он просыпался по ночам в панике, что кто-то вламывается в его дом, страдал от перепадов настроения, иногда вел себя, как милый маленький ребенок, а порой кричал на жену, требуя запереть все двери. Однажды она нашла у него под подушкой заряженный пистолет и попросила его избавиться от оружия, но он сказал, что пистолет необходим ему, чтобы спокойно спать по ночам, это закончилось скандалом. Наконец, он согласился держать пистолет незаряженным. Жена выбросила патроны, но все равно переживала, что это может привести к чему-то плохому. Мартин повторял ей и всем окружающим, что у него нет мыслей о самоубийстве, он видел, что происходило с теми, у кого такие мысли были: их помещали в палаты для душевнобольных.

Подобрать лекарство в такой ситуации довольно сложно. Я выкручивался и выписывал сержанту дополнительные обезболивающие, антидепрессанты, снотворное и другие таблетки. Записывал его на физиотерапию, групповое лечение, индивидуальные беседы с психотерапевтом и так далее. Из всего этого на него подействовало только одно – музыкальная терапия, особенно ему нравилось слушать девятую симфонию Бетховена.

Я посоветовал ему побольше отдыхать и направил на лечение к нескольким специалистам по черепно-мозговым травмам и посттравматическим стрессовым расстройствам. Со временем его состояние начало улучшаться, но происходило это очень медленно, прогресс был едва заметен. Вскоре его состояние переросло в хроническое. И я мог только пытаться уменьшать его боль при помощи лекарств с минимальными побочными эффектами, чтобы он чувствовал хоть какое-то облегчение. Такая терапия лишала меня всякой веры в себя и выбивала землю у него из-под ног. Когда я сообщил сержанту Мартину, что мне нечего больше предложить ему в качестве лечения, он отказался от моих услуг врача: «Я не смирюсь с этим, – сказал он на последнем приеме. – Для вас я застрял где-то в первой симфонии Бетховена. Но я знаю, что это только начало». И после паузы он добавил: «Мой добрый друг, – обратился он ко мне (никогда раньше он так не называл меня). – Когда я был в Ираке и мы наткнулись на ту бомбу, я не помню, как отнес своего товарища в укрытие, об этом другие рассказали мне. Единственное, что осталось в моей памяти после взрыва, это как я очнулся в больнице в шоковом состоянии. И я до сих пор не пришел в себя; мне нужно еще раз очнуться». Больше он не приходил ко мне на прием. Как и на поле боя, сержант Мартин не собирался сдаваться, он был настроен победить свою болезнь. Мне только оставалось надеяться, что в конце концов он сможет одержать верх в этой битве с самим собой.

Докторам не нравится давать пациентам ложные надежды. Принято считать, что если от определенной болезни нет эффективного лечения, больному лучше смириться с реальностью, чем пытаться найти неэффективные и, возможно, вредные способы лечения, которые ничем не помогут. Наука способна отделить то, что действенно, от того, что не работает, и таким образом, как нам кажется, мы можем определить, где «ложная» надежда, а где – настоящая. Иногда пациенты воспринимают это как полное отсутствие перспективы и впадают в депрессию, а другие, как сержант Мартин, отвергают даже мысль о том, что им придется с чем-то смириться.

До того как я встретил его, я считал, что знаю, как отличить настоящую надежду от ложной, опираясь на науку. Тем не менее, сержант Мартин убедил меня, что все гораздо сложнее, чем мы думаем: недостаточно лишь науки, требуются совместные усилия со стороны врача и пациента. Ни один из них по отдельности не сможет справиться с ситуацией.

Вот что произошло потом. Несколько месяцев спустя я встретил сержанта в холле нашей больницы, и я с трудом узнал его: он выглядел гораздо лучше и сказал, что головные боли теперь появляются значительно реже, он стал крепче спать, и боли почти прекратились. Он говорил более четко и почти не принимал тех таблеток, которые я прописывал ему. Мартин обирался пойти учиться, найти работу, его отношения в семье наладились.

– Как вы этого добились? – спросил я его.

– Гипербарическая оксигенация[1].

– Неужели, – с недоверием воскликнул я.

– Ага, – продолжил он. – Прошел сорок процедур, и это исцелило меня.

Он явно не был полностью здоров, но ему точно было намного лучше, чем когда-либо на моей памяти. Дело было не в гипербарической оксигенации (ГБО). Я изучал этот метод лечения и отверг его, как это сделало и большинство других врачей, поскольку результаты научных исследований показали его неэффективность.

Но сержанту было все равно, что я говорил об исследованиях. Он совершил невозможное, когда спас своего товарища после взрыва бомбы, и теперь пойдет на все, чтобы спасти себя. Мое мнение не могло его остановить, он услышал от своих сослуживцев, что процедура гипербарической оксигенации может помочь при черепно-мозговой травме, и сделал сорок процедур.

Я пригласил его зайти в мой кабинет и рассказать о подробностях. Мартин поведал мне, что его отец нашел центр ГБО и согласился оплатить процедуры, которые не могли быть покрыты страховкой. Они заключались в том, что он ехал в центр ГБО, заходил в большую процедурную, где лечение получали сразу десять человек. Там он встретил терапевта, специалиста ГБО, который описывал процедуру лечения и ожидаемые результаты, а также изучал возможные побочные эффекты для каждого пациента индивидуально. Каждый день кроме выходных сержант Мартин входил в процедурную, где вместе с другими он целый час дышал 10 % кислородом через маску. Он часто встречал одних и тех же пациентов, которые тоже страдали от черепно-мозговой травмы. В помещении было повышенное, давление и он это чувствовал: казалось, как будто ныряешь в глубокий бассейн. Специалисты объяснили ему, как должна подействовать гипербарическая оксигенация. Идея заключалась в том, что сжатый воздух проникает в мозг и стимулирует процесс заживления в поврежденных участках, которые были «оглушены» взрывом бомбы и «дремали». Дополнительный поток «будил» клетки и запускал процесс исцеления. Я не клюнул на такое объяснение, но сержант поверил. И вот он стоял передо мной – почти исцелившийся. Он дошел до последних нот своей симфонии и пропел оду «К радости»[2].

Врачам совершенно не нравится давать пациентам ложные надежды.

Он был не единственным. Защитники метода ГБО представляли все новые и новые случаи чудесных выздоровлений. Они убедили конгресс США разрешить федеральное финансирование и провести научные исследования, чтобы выяснить, действительно ли ГБО была эффективна. Исследование, проведенное в армии США, стоило более 30 миллионов долларов и включало в себя три группы: тех, кто проходил настоящую ГБО; тех, кого лечили «фальшивой» ГБО, то есть сказали пациентам, что они имеют дело со сжатым кислородом, а на самом деле те дышали обычным воздухом; и пациенты с традиционной терапией, вообще без ГБО. Исследование показало, что настоящая гипербарическая оксигенация была не более эффективна, чем «фальшивая». Эти результаты не удовлетворили сторонников метода, уверенных, что он работает. Они утверждали, что каждый день видят улучшения у пациентов с черепно-мозговыми травмами, и подозревали фальсификацию. Тогда армия обратилась к независимой организации Samueli Institute, которой я управлял в тот момент, чтобы проанализировать все исследования о ГБО (и проводимые армией, и гражданские). Требовалось с помощью экспертов, включающих в себя защитников гипербарической оксигенации, и скептиков вынести окончательное решение об эффективности этого способа лечения.

вернуться

1

Гипербарическая (от бар, единицы измерения давления) оксигенация – метод насыщения пациента кислородом под высоким давлением в лечебных целях, проводится в гипербарических барокамерах. – Прим. ред.

вернуться

2

Ода «К радости» – часть 9-ой симфонии Бетховена, одного из самых выдающихся творений в истории мировой музыкальной культуры.

4
{"b":"724603","o":1}