А утром ты – лишь сладкие мечты.

Плавятся мысли как сливочный шоколад.

Виски со льдом провожают хмельной закат.

Капли воды, это просто растаял лёд.

Он испарится и всё пройдёт.

Я растворяю снотворным, цветные сны.

Я разбавляю собою, твои мечты.

От наслажденья стонала, рыдала ночь.

А по утру, ты исчезнешь вновь.

И в ожиданье, я снова играю блюз.

Девочка – сон, я к тебе ещё вернусь.

День, это время пока не настанет ночь.

Я твой весенний каприз, ты моя любовь.

Не любовница!

Не любимая!

Не жена тебе,

И не венчаны.

Потеряют пух, тополя в июнь.

Лишь её судьбой, жизнь намечена.

Не целована!

Не обласкана!

Не стираешь ты, слёз с её щеки.

Это странная, чужая женщина.

Словно берег твой, у шальной реки.

Не разлюбится!

Не забудется!

Не уснуть без слов о молитве к ней.

Моя милая!

Моя вечная!

Я приду к тебе,

Ты мне только верь.

Ты девушка-облако.

Ты медленно таешь.

Ты в мыслях обычно где-то летаешь.

И я не могу удержать тебя в мире,

Где сосны до неба и реки в разливе.

Ты таешь, и след твой уже не заметен.

Тебя удивить этим миром – не светит.

Ты светом от звёзд заполняешь свой разум.

А я на земле, так по-детски – отважен.

Ты – сон мой, ты – воздух, любовь – бесконечность.

Я миг у тебя обменяю на вечность.

Ты сердце моё забираешь на небо.

А как жить без сердца? Не знаю. Поверь мне.

И каждую ночь, растворяясь в раздумьях,

Из облака вновь я леплю безрассудно.

Верни, пожалуйста, надежду.

Крупинку призрачной мечты.

Не яркий цвет, а лишь оттенки,

С туманом лёгким – новизны.

Возможно, от игры желаний,

Ты тоже свой получишь дар,

И искра сладких ожиданий,

Зажжёт в душе твоей – пожар.

И с новой силой, в ярких красках,

Вернутся чувства – навсегда,

Ну, а пока, оставь – надежду,

Для разжигания костра.

Твоей щеки касаюсь – бархат.

Атласных губ волшебная улыбка.

Я столько лет ходил по миру

Чтоб подойти к тебе – так близко.

Чтобы слегка тебя коснуться,

Дрожа в себе

Всем этим грешным телом.

Но почему так сердце – неразумно,

Что выбрало тебя и бьётся так несмело?

Я утопаю, я теряю силы.

В моей руке – твоё прикосновенье.

Мой ангел, этот миг всего дороже в мире!

И я молю – остановись, мгновенье!

Раньше я один встречал рассвет. Свет.

Очень горький кофе, и остыл омлет.

Плакала гитара, под моим окном.

Мой сосед Серёга, с армии пришёл.

Но теперь, проснувшись,

Вижу я тебя.

Девушка – красавица. Ты мечта моя.

Волосы как облако,

В цвет шальной луны.

Утону беспомощно, на краю земли.

Ветер очнулся.

Вздохнул. Улыбнулся.

Скинул сосульки с крыши домов.

Воздух шальной, этот ветер певучий,

Носит над буйной моей головой.

Страшно. Мне страшно.

Могу я влюбиться.

Девушка та, что звонила под вечер.

Целую ночь мне без устали снилась.

Да ещё этот чокнутый ветер!

Вьётся, тревожит, и манит смятенье

В душу мою, что привыкла к дремоте.

Странное чувство, то боль, то веселье.

Песня любви, так опасна в неволе.

Выпущу, пусть полетает по миру.

Пусть насладится последним полётом.

Девушка, ты сумасшедше – красива.

Только так страшно – потеря свободы.

Ветру то что? Он сейчас растворится,

Спрячется где-то в растрёпанных ивах.

И притаится – бродяга несносный.

Я же, пропал, я влюбился, я сгинул.

Я по утрам пил чай – один.

Вприкуску – мятая газета.

Я был, или почти – не был.

Я пел шансон, теряя лето.

Я мял мечту свою, в карман.

На нотной, старенькой бумаге.

Я написал себе – романс,

Про то, что мы с тобою рядом.

Про то, как падал первый снег,

На наши губы, в поцелуе.

Про то, что ты красивей всех,

И лишь одну тебя люблю я.

Про то, как ночь……и снова ночь.

Что волосы твои до дури,

Оставят на подушке след,

И я его опять целую.

Я напишу тебе – романс.

Я напишу такую песню,

Где вместо слов – весны дурман,

А вместо музыки – надежда.

Саксофон устал, он почти как я – безнадёжно стар.

Лишь осенний дождь, обронив слезу – эту тайну знал.

Помутневший дым крепких сигарет —

заслонил луну.

Пьяный без вина, от своей тоски я домой иду.

Наступает дождь, этот глупый дождь, на мою мозоль.

Друг мой саксофон, разделить готов со мною эту боль.

Я зашёл в кафе, что манил к себе – вспышками витрин.

Саксофон и я, столик на двоих – всё, что я просил.

Но сказал бармен – Поиграй нам блюз, старый музыкант.

И сказал мой друг, старый саксофон, что пора играть.

Этот тихий блюз старого кафе растворяет сон.

Понял я, что жив, и не очень стар, и в тебя влюблён.

Улыбнулся я, улыбнулась ты, и вошла в кафе.

Столик на двоих. Друг мой, извини. Я вернусь к тебе.

Саксофон устал, он почти как я – безнадёжно стар,

Но способны мы старость отложить, для своей мечты.

Что ты молчишь?

Глаза потупила под тяжестью ресниц.

Что ты молчишь?

Я так спешил, старался.

Уселся здесь, готовый даже петь,

Чтоб с музыкой моей в тебя ворваться.

Чтоб с губ твоих сорвать немой ответ.

Могу ли я надеяться на счастье?

Как близко я могу взглянуть на свет?

Что даришь ты другим, чтоб удержаться,

Чтоб быть царицей и богиней – здесь.

Позволив образом твоим им —

наслаждаться.

Конечно, я ничто.

Я просто трубадур, с простой сибирской

песней.

Я ветер, что в Москву принёс лишь пару

снежных бурь,

И те растаяли с жарой, почти уж летней.

Я облака в далёкой вышине,

Чьи мягкие тела на жизнь и не способны.

Я вечер, что ронял на узенькой тропе,

Полоску света от звезды неброской.

Я твой!

Но ты опять молчишь.

Меня в толпе почти не замечаешь.

И даже мой последний крик любви,

Как это шоу – ты воспринимаешь.

Что ты молчишь?

Ты ждёшь, что я спою?

Ты хочешь знать, на что же я способен!

Тогда, прошу, тебя, любовь моя, прошу!

За всех богинь земных, мои слова до боли,

Послушай эту песню о любви.

И уж тогда решишь, чего же я достоин!

Я плакала о ней, печалилась, прощалась…

Молилась, с одиночеством венчалась…

Но никому не надо знать о том,

Что этим чувством просто наслаждалась,

Всю жизнь свою оставив на потом…

Стоял сиреневый туман.

В дурман сирени был закутан.

Я был, увы, ни трезв, ни пьян,

Чуть-чуть влюблён

Или весной твоей закутан.

Я раньше многого не знал.

Не слеп, но многого не видел.

Я думал за окном – февраль

И тихо это ненавидел.