— Но ведь ответы всегда совпадают? — Усмехаясь, спросила она, на что женщина кивнула, не смея это отрицать.

— Он решает обыкновенные задачи используя элементы высшей математики! — По классу прошел новый гул, на что девушка обреченно выдохнула, на мгновение опустив голову. Она взглянула на учительницу исподлобья, бледные, чуть припухшие губы растянулись в улыбке.

— Он понимает материал? — Учительница кивнула. — Он просит вас объяснить? Ну так какие претензии?

— В предыдущей школе он решал так же? — Без тени улыбки спросила женщина.

— Да. И не было никаких претензий.

— Так почему же вы перевели его сюда?

— Ну было бы очень странно, если бы я переехала без сына, вы не находите? — Тихо рассмеялась мама Рьюджи. Вновь прошлись шепотки. Еще и мать-одиночка. Первым не выдержал отец девочки, что сидела в первом ряду, возле окна.

— Неужели так сложно считать по той программе, которую даёт учительница? — Вспылил он, обернувшись. Оотори молча встала с места, взяв в руки куртку. Она оглядела собравшихся.

— Я не намерена вступать в скандал, тем более поддаваться на столь низкую провокацию. Мой сын не испытывает трудности с математикой. — Она перевела взгляд на учительницу. — Какие-то еще претензии?

— Он часто говорит фразами на латыни. — В классе наступила тишина. Мадара опустил голову, чтобы скрыть за длинными смолянистыми прядями усмешку. Оотори рассмеялась, посреди этой тишины хрипло и иронично.

— Это мешает его японскому? Это мешает детям его понимать? Кто-то из ваших детей приходил домой и говорил «я не понимаю своего одноклассника, потому что он использует латынь»? — Вновь молчание. Она посмотрела на учительницу, продолжая снисходительно улыбаться. — Ему интересна математика, ему интересна латынь. И к вашему сведению, я тоже не знаю, как решать ту задачу по «вашей» системе.

— О какой задаче идет речь? — Спросил Учиха, догадавшись, что ребенок очевидно решил одну задачу со звёздочкой, от которых он тоже периодически переходил на нецензурную лексику. И из этого раздули целое представление. Ему понравилось. Хоть что-то новое.

— Про водителя автобуса. — Она улыбнулась. — Мой сын решил. Не за пять минут, но все же решил. А ваш ребенок? — Она посмотрела на отца девочки, который притих. — И в завершение хочу сказать. Cujusvis homĭnis est errāre, nullīus, sine insipientis, in irrōre perseverāre. Перевод найдете в учебнике по философии. Всего доброго. — Она вежливо кивнула, медленно выйдя из кабинета, оставляя после себя шлейф парфюма. Мадара не мог вспомнить лица этой девушки — запомнил лишь ровную спину, спрятанную за черной облегающей водолазкой и смолянистыми ровными волосами, достающими до поясницы. Амари-сенсей недовольно поморщилась, будто от зубной боли.

— Вот же выскочка. Скажу своему сыну, чтобы не общался с её сыном. А то вырастит таким же умником. — Сказала чья-то мама и Учиха устало выдохнул, вставая со своего места, на что незамедлительно отреагировала учительница.

— Учиха-сама, вы уже уходите? — Удивленно и даже расстроенно проговорила Амари-сенсей.

— Да. Мне пора. — Односложно ответил он, не став продолжать, что самое интересное уже закончилось. Он вышел из кабинета, ускорившись. Появилось желание догнать эту девушку. Фамилия не давала покоя, но мужчина уже слишком устал, чтобы воспринимать информацию. На парковке моросило. Он заметил черный внедорожник, к которому направлялась родительница. Фары мигнули, несколько раз, прежде чем машина была снята с сигнализации. Он достал из кармана темного пальто упаковку тонких сигарет.

— Docendo discĭmus. — Произнес он, усмехнувшись. Девушка обернулась не сразу. Она сложила куртку на пассажирское сидение, воткнув ключ в зажигание. Обернулась, согласно кивнув. Сумрак скрыл её легкую улыбку. — Это было красивое представление.

— Я рада, что смогла внести разнообразие в вашу жизнь. — Она кивнула, будто поблагодарив, после чего посмотрела на часы, на тонком серебряном ремешке. Мадара смог различить лишь отблеск. Она достала из машины упаковку тонких ментоловых сигарет и хромированную зажигалку.

— Ваш сын… Не думали перевести его в другой класс?

— Рьюджи не хочет проскакивать несколько классов. Я ценю его желания. Если хочет считать ежиков — пусть считает. У него еще будет время побыть взрослым. — Ровно проговорила она, делая затяжку. Никотиновый дым успокаивал.

— И сколько классов перескочили вы? — Взгляды обсидиановых глаз встретились. Она вежливо улыбнулась и только сейчас Мадара понял, что улыбается она так же, как и в классе — из чистой вежливости. Подобно прочной маске.

— А какая теперь разница? Все равно я вернулась к тем же истокам — моего ребенка подгоняют под рамки нормальности, чтобы другие дети не чувствовали себя ущемленными. Errāre humānum est. — Проговорила она, вновь открыв машину, чтобы достать пепельницу.

— Не боитесь, что у вашего ребенка будут проблемы с другими детьми?

— Это их проблемы. Если бы ему было плохо от недостатка общения — он бы сказал мне. — Заверила девушка. Учиха усмехнулся.

— Дети часто недоговаривают.

— Как и взрослые. — Вновь посмотрела на часы. — Прошу прощения, но мне пора. Всего доброго, Учиха-сама. — Она кивнула, садясь в машину. Учиха кивнул, отходя от автомобиля, позволяя Оотори выехать с парковки. Дождь и ветер лишили всех запахов — пропали даже табачные нотки. Он подошел к своей машине, замирая.

— Оотори. Кибер. — Все же вспомнил мужчина, но не придал этому значения. Тобирама уверил, что кибер появился только через два дня.

***

Он зашел домой, устало выдохнув. Во всем доме горел свет, но все равно отсутствовало то, в чем он так нуждался — уют. Взгляд упал на фотографии, висевшие на стене — все никак не мог найти время, чтобы убрать свадебные фотографии.

— Тадаима. — Произнес почти шепотом, на выдохе, разуваясь.

— Окаэри, отец. — Раздался детский голос из гостиной. Голос был спокойным, даже равнодушным. В его семье как-то не было принято проявлять радость или же другие чувства. Не всегда, но зачастую. Мадара не помнил даже смеха собственного сына.

— О, а вот и папа приехал. Как прошло собрание? — Учиха Обито выглянул из той же комнаты, широко улыбнувшись. Он наблюдал за тем, как его кузен снимает с себя пальто и поправляет темно-синюю водолазку, проходя в комнату, где Обито сидел с его сыном.

— Как все прошло? Ты рано. — Заметил Индра, подняв на отца взгляд обсидиановых глаз. Точная маленькая копия. Он не видел в своём сыне хоть что-то от бывшей жены. Только его. И это пугало.

— Я ушел пораньше. Индра, позади тебя сидит мальчик. Рьюджи, верно?

— Да, Джи-джи-кун. Он классный. — Едва заметно улыбнулся его сын, вспомнив об однокласснике, но лицо вновь стало спокойным. Мадара посмотрел на длинную челку цвета темного каштана, вновь коря себя за то, что не может найти время чтобы отвести ребенка к парикмахеру, но кажется Индра брал с него пример, даже не испытывая неудобств от длинных волос. Мадара сел напротив, в другое кресло, убрав свои спутанные длинные волосы за спину.

— У него проблемы в школе? — Индра пожал плечами.

— Учительница почему-то его не возлюбила. Я слышал, как она обсуждала с другими учителями его маму. Говорят, слишком молодая и без мужа. Джи-джи говорил, что они с мамой переехали, потому что маму кто-то достал. — Процитировал он слова друга.

— А папа?

— Он сказал, что папа умер, когда ему было два года. — Индра произнес это чуть тише, на что мужчина кивнул.

— Вы дружите, раз ты так сокращаешь его имя? Как давно он перевелся? — Быстро перевел он тему, чтобы ребенок не грустил.

— Да что ты прицепился к нему с расспросами? Иди ешь. — По-доброму нахмурился его кузен, до этого подпирающий дверной проем.

— Обито, завали. — Отмахнулся отец семейства, получив смешок в спину. Индра кивнул.

— К нему все так обращаются, это тоже не нравится Амари-сенсей. Она говорит, это неуважительно. — Мадара был согласен с учительницей, но оставил свое мнение при себе.