Старик недовольно нахмурился:

   - Я предупреждал, что тебе может стать не по себе. И если ты не способен...

   - Я помню, что вы говорили, - поспешно отозвался Сэм. - Я... я уже размолол лютоцвет. Чем я ещё могу быть вам полезен, учитель?

   Старик улыбнулся. Сэм сосредоточился, дабы согнать со своего лица затравленное выражение. Нечего тут, что он впрямь, ведь он... Не малое дитя, чтобы... В конце концов, это вам не коров пасти. Это наука!

   - Ты мне поможешь, но позже, - продолжил учитель, как ни в чём не бывало. Мерной ложечкой он отсыпал в колбу легковесного праха из мешочка - ровно две с половиной ложечки, взбултыхал сосуд и снова посмотрел его на просвет. - Живительная сила может быть возвращена из пеплов в организм человека. Составляя на её основе эликсиры, я излечиваю недуги пациентов и дарую им тонус жизни буквально на глазах. Нечто подобно совершают маги посредством исцеления, но они жертвуют собственную силу. Мы с тобой, к сожалению, не чародеи и вынуждены идти более сложным путём. Однако, результат здесь достигается даже значимее!

   Старик задохнулся от быстрой речи. Распалился он не на шутку, давно Сэм не слышал от него столь длинных рассуждений, всё больше брюзжания и те отпускаемые, словно бы с неохотой.

   - Давай лютоцвет, - велел он.

   Сэм передал ступку. Учитель, почти не глядя, бросил в колбу немного размолотых соцветий.

   - Хорошо. С этим порядок.

   Он подвесил колбу обратно к штативу, осторожно закрепил ремешком к её носику стеклянную трубку. На подставке поместил под дно горелку, чтобы цветок пламени растекался точно по центру склянки.

   - Теперь пусть кипит.

   - А корень вершинника разве не нужен? - Сэм был готов нарезать или истолчить ещё что-нибудь. Вершинник хорошо помогает от "желудочного расстройства", что проявляется и в прямую, и в обратную сторону. Других его применений Сэм не знал, но, да мало ли, чего он ещё не знал.

   - Пожалуй, обойдёмся без него. Вкус станет уж больно горьким, а так будет сладенький.

   Завершив приготовления, старик плюхнулся в низкое кресло с потёртой кожаной спинкой, что стояло у другого края стола. Облегчённо выдохнул. Отодвинул в сторону подсвечник и какую-то книгу в деревянном окладе, что, должно быть, читал недавно, на их место, к себе поближе, поставил фарфоровую чашу. Сэм разглядел, что узор на ней действительно составляли фигурки пляшущих человечков, и нанесены они были красной краской. Прежде он этой чаши в доме ни разу не видел, а тут старик с ней, прям, не расставался. И для чего она ему, скажет или нет?

   Сэм стоял у соседнего стола. Дыша он с натугой, словно воздух в комнате сделался до невозможности спёртым. Это от волнения. Он облизал сухие губы. Попить бы чего-нибудь. Придётся идти на кухню. Или в погреб за молоком. Сейчас он не прочь был бы спуститься и в погреб.

   Говорить старик мог и сидя. Сэм навострил уши, слушая его со всем вниманием.

   - Кроме пеплов изготавливаются ещё и соли. Здесь процедура иная. И результат выходит иным. Соли сохраняют признаки объектов, из которых их получили. Вид живо... объекта может быть подобран целенаправленно, а там возможны сочетания. Словом, простор для опытов. Но и работать с солями сложнее. В этом деле, покуда своим руками не возьмёшься, ничего толком не поймёшь.

   Сэма не прельщало браться за такую работу. Даже за целые состояния, что она сулила. Не тому он учился столько лет и не тем мечтал заниматься. Сначала следовало хорошенько обдумать всё услышанное. А там... там видно будет.

   - Но не о пеплах и солях я хотел с тобой сегодня поговорить. - Старик откинулся на спинку кресла. - Я хотел предложить тебе испытание, мой мальчик.

   Сэм в свою очередь смотрел на развалившегося в кресле учителя и молчал. Он думал. В голову ему отчего-то лезли мысли одна неприятнее другой. Шершавый язык прошёлся по не менее шершавым губам.

   - Что за испытание? - От этой сухости голос едва не подвёл его.

   Старик поёрзал, усаживаясь удобнее. Покряхтел, поскрёб ногтями щетину на шее, то ли собираясь с мыслями, то ли намеренно нагнетая обстановку. Язычки свечей колыхали незримые потоки воздуха, чуть потрескивало, плюясь искорками, отчего-то всегда представлявшееся Сэму зловещим синеватое пламя горелок (такое пламя могло быть в Преисподней), и тени дёргались на кажущемся не просто старым, а древним, лице учителя.

   - Эта история из тех, в которые верится с трудом, если вообще верится. Но, кроме как принять её наверну, мне тебе предложить нечего. Пока нечего. Дальше всё будет зависеть от тебя самого.

   Сказал и снова умолк, предоставляя Сэму дать ответ.

   - Я не понимают, о чём вы говорите, учитель?

   Старик не сводил с него поблескивающего взгляда. Выжидающего. Пальцы его правой руки скользили по краю фарфоровой чаши, каждый раз задерживаясь на впадине скола. Эти пальцы знали историю этого скола.

   - Я постараюсь объяснить, в надежде, что ты мне поверишь. Хотя бы отчасти. Иначе наш разговор потеряет всякий смысл.

   Теперь ждал Сэм. Он послушает. Почему нет? Денег с него за это не возьмут. Да и любопытно, что ещё выкинет старик. Тот представал перед ним просто в новом свете.

   - Парень, я выгляжу дряхло. - Учитель хмыкнул, словно в этом было что-то весёлое. - Ещё бы! Хотел бы я посмотреть, кто бы выглядел лучше в свои-то двести с гаком годков.

   Быстрый сверкающий взгляд. Загадочная ухмылка.

   - Вы хотите сказать, что вам больше двухсот лет? - Сэм тоже улыбнулся.

   - Угу. Признаться, сам уже не помню, сколько именно. Но больше двухсот точно. И всё благодаря им.

   Старик кивнул на мешочек с пеплом, лежащий на столешнице у горелки. Чьим-то пеплом. Мышонка или цыплёнка. Сэм почувствовал, как у него скручивает желудок.