Но он ведь... Руки у тогита дрожали всё сильнее. С глухим стуком выпала скалка. Тойво того не заметил. Он же видел... Эти глаза. Нора. И они...

   Ослабшие пальцы выронили плошку со свечой. Грохнувшись об пол, плошка разбилась. Свеча погасла, породив на прощанье струйку дыма.

   Вопя во всё горло, Тойво выбежал из кладовой. С выпученными глазами он промчался по коридору. Оказавшись в спальне, запрыгнул в кровать и натянул на голову одеяло. Ведь ещё с детства всем известно, что если укрыться с головой, то никакие кошмары тебе не страшны. Будучи в укрытии, ты в безопасности.

   Тогит трясся под одеялом, боясь высунуть наружу не то, что нос, но хотя бы пятку. Каким образом он при этом уснул, для него так и осталось загадкой. И лучше бы он не засыпал.

   ...Сколько он себя помнил, он всегда был послушным ребёнком. Родители уделяли внимание его воспитанию. Конечно, как и всем детям, ему была присуща некая рассеянность и мечтательность. Но даже тогда он был для родителей сущей радостью. С ним никогда не возникало проблем.

   Вернее, он не помнил, чтобы возникало. Он заставил себя так думать, или это родители его заставили. Вернее, помогли. После того единственного случая.

   Он не вспоминал о нём все эти годы. Словно стёр его из своей памяти. Вроде что-то было, а что - забылось. Но память никуда не делась, она лишь затаилась в тёмном уголке его сознания. Ждала толчка, чтобы вновь явить себя.

   И теперь всплыла, как старая коряга со дна болота.

   А ведь он уже не прежний юнец - у него лысина!

   Да, когда-то давно с ним случилось ужасное.

   ...Весенние ночи волную молодую кровь и приводят в беспорядок ещё столь ветреные мысли. Лунные ночи. Изнутри, из самой глубины сердца истекает нечто горячее и неведомое. В такие ночи бессонница правит бал.

   Тойво ворочался на своём тюфяке, не находя удобного положения. Сна не было ни в одном глазу. Было душно и сердце шумно и гулко гнало кровь по венам. Он сел в кровати. В окно сияла круглая как суповая чашка луна.

   Он сидел и смотрел на неё. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Странные картины застилали взор. В раскрытое окно веяла ночная прохлада, неся запахи трав, мокрой после дождя земли и ещё... чего-то живого, нарождающегося, входящего в рост. Он видел стремительный бег облаков в тёмном небе и слышал далёкую мелодию флейты.

   Все его мышцы словно бы ныли от напряжения. И самому ему хотелось разрыдаться без причины, а потом оглушительно завыть подобно дикому зверю.

   Лунные весенние ночи - ночи беспокойной лихорадки.

   Нет, о том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Равно как и о том, чтобы сидеть без движения и тупо смотреть в одну точку. Луна сияла, луна звала. И он последовал её зову.

   Не обуваясь, стараясь не шуметь и не разбудить родителей, Тойво выбрался на улицу через окно. Снаружи было свежо, было прекрасно. Его взопревшее тело пронзила бодрящая молния. Ночь пахла совсем не так, как день. Здесь в воздухе было разлито волшебство. Он набрал его полную грудь, а затем выдохнул. Но часть оставалась внутри. Он больше не мог сдерживать это в себе. И не знал, как это выплеснуть.

   И тогда он побежал.

   Он бежал по тропе мимо знакомых холмов, двери в которых были крепко заперты, а окна темны. Он бежал мимо покоящихся телег и сложенных аккуратными горками поленец дров. Загребая голыми ступнями землю, глубоко дыша и улыбаясь, бежал прямо, не думая, куда приведёт его дорога, лишь бы она не заканчивалась. Он бежал в ночь.

   А оказался на берегу Свитки.

   Тогиты побаивались большой воды и лодками пользовались без охоты, лишь при крайней необходимости. Сейчас такая необходимость была. Он отвязал от подмостков единственную лодку, сел и начал сильно работать вёслами. Он взопрел, рубаха промокла на груди и в подмышках. Добравшись до другого берега, он выскочил из лодки и побежал дальше. Пока в его молодом теле оставались силы, он не мог остановиться.

   Здесь уже была граница их округи. Небольшое поле, за которым высилась стена дремучего леса. Мало что могло заставить кого-то из его знакомых отправиться на прогулку в эти чащи даже при ярком свете дня. Он сам бывал здесь лишь однажды и то, на самой опушке. Но сейчас он различил едва приметную в полумраке тропу и побежал по ней. Лихорадка в крови вымыла все страхи. Сверху над ним сияла луна, заливая дремлющий мир расправленным серебром. И торжествующая песнь восставшей после долгой зимней спячки природы звучала в его ушах, гоня всё дальше вперёд.

   В траве мерцали огоньки светляков, которым вроде бы полагалось светить по осени. Но они светили. И всюду, куда ни кинь взгляд, землю устилали цветы. Белые звёздочки мерцали, как те же светляки, как маленькие отражения плывущей в небе луны. Он не знал их названия, может даже никогда не видел прежде. Ночь пахла белыми звёздами. Тойво ступал голыми ступнями по прохладной зелени, стараясь не давить цветов. Это было бы кощунством.

   И почему никто не бывает здесь, почему упускает возможность соприкоснуться с подобным?.. Ночь в лесу - в своё ли он уме?.. И важно ли это?

   Может, он вовсе сейчас мирно спит в своей постели, и всё это ему только снится. Если так - это самый прекрасный сон в его жизни.

   Силы заканчивались. Теперь он просто шёл и вдыхал запах ночи. Мысль о том, что скоро он продрогнет и как-то ещё надо возвращаться назад, пока его не беспокоила. Он остановился. И огляделся. Он не знал, где находился. Лихорадочный жар почти весь выветрился. Его уже готовился сменить нарождающийся трепет.

   Именно в это мгновение он услышал рядом чей-то крик.

   Ночь. Покрывала колышущейся тьмы растянуты меж необхватных стволов сосен, что обступают его со всех сторон. Вершины их достают до самого кругляша луны. Под ногами мягкий ковёр мха. Неясные шорохи позади и спереди, и даже сверху. И среди всего этого один маленький босоногий тогит. И этот тогит почему-то не бежит прочь от пронзающего его с макушки до пят ужаса. Напротив, он идёт на крик, что вновь разносится среди деревьев.