– Что это? – понюхал Хол. – Пахнет какой-то травой.

– Это зелёный джус. Такой все пьют в Калифорнии.

Хол сделал маленький глоток, скривился и пить больше не стал.

– Ничего, привыкнешь, – рассмеялась Марианна.

– Мари, пригласи Хола к себе! Поиграйте там, – почти сразу послышался сухой, резкий голос Резы.

Марианна взглянула на отца, потом на Хола и нехотя ему кивнула:

– Пошли.

В коридоре она высказала свою обиду:

– «Идите поиграйте»… Пфф! Он всё время обращается со мной как с ребёнком!

– А мне показалось, он довольно приятный человек, – сказал Хол, идя вслед за Марианной к её комнате.

– Да, когда не увлечён одним из своих проектов. Он говорит, что я самое главное в его жизни, а сам отсылает меня почти на целый год в частную школу во Франции. И, даже когда я приезжаю на каникулы, он почти не замечает меня, будто я для него пустое место.

– Мне жаль, – сказал Хол.

– Да чего уж жалеть. – Марианна открыла дверь. – Хотя и мама тоже не лучше. Она работает в ООН и вечно мотается по всему свету, чтобы кого-нибудь там спасать. А меня вот спасать не надо, поэтому меня для неё тоже как будто нет. Раньше у нас была семья, мы всё время проводили вместе, праздники, пикники, но когда они развелись…

Марианна села на кровать. Её комната выглядела совершенно как детская, предназначенная для очень маленькой девочки. В ней всё было розовое: одеяла, подушки, на покрывале «плясали» розовые фламинго. Контрастом выделялись только личные вещи и одежда Марианны, говорившие всё же о её возрасте. И ещё она явно любила рисовать. На полках стояли сборники комиксов, на тумбочке лежала бумага и стояли карандашницы. В каждом таком стакане карандаши только одного оттенка: красного, синего, голубого – все цвета радуги.

– У тебя для каждого цвета свой стакан? – удивлённо спросил Хол.

– Да, – коротко бросила Марианна. – Погоди. Вот что я хотела тебе показать.

Она достала деревянный планшет для рисования с плотными белыми листами, прикреплёнными к нему сверху большим канцелярским зажимом. Верхний лист был заранее расчерчен на неровные прямоугольники, как это делается в комиксах. В левом углу был изображён поезд, стоящий у платформы, и мальчик, присевший на одно колено.

– Это я? – сразу догадался Хол.

– Я не очень хорошо рисую, но мне нравится придумывать истории в картинках, какие-нибудь приключения.

– И ты меня вставила в своё приключение?

– Пожалуй, – задумчиво кивнула Марианна. – Хочешь конфетку? С чёрной смородиной и лакрицей. Это мои любимые.

Она достала из кармана пару конфет, завёрнутых в чёрно-красные фантики, развернула одну и сунула в рот. Вторую протянула Холу. Хол не любил вкус лакрицы, которая отдавала запахом детских лекарств, и не стал разворачивать свою. На конфете было написано по-французски Cassis réglisse noire. «Нуар», он знал, переводится как «чёрный».

– Я съем позднее, – сказал Хол, засовывая конфету в карман. Из другого кармана он достал свой блокнот и раскрыл его на странице, где были запечатлены внутреннее пространство чикагского вокзала и некоторые наиболее запомнившиеся там пассажиры.

– Это ты, – ткнул он кончиком карандаша. – Вместе с Вуди.

– Это я? Такая маленькая! – поразилась Марианна. – И когда ты успел всё это нарисовать.

– Многое дорисовывал уже по памяти. Да и всё, что увидел здесь, я тоже потом нарисую.

– Зачем же потом? Ты можешь сделать это прямо сейчас. Садись на кровать и рисуй. Следующая станция ещё нескоро.

Хол присел на кровать и начал рисовать. Сначала конференц-зал. Центром всей композиции там был овальный стол, а внутри его – детская железная дорога с маленьким серебристым поездом. Такого карандаша у него не было, но он увидел его стоящим в одной из карандашниц на тумбочке. Хол протянул руку, но тут поезд дёрнулся, рука промахнулась, стакан опрокинулся, и карандаши рассыпались. Он испугался, пытался их собрать, но задел и другие карандашницы, и тут уже всё посыпалось и полетело на пол.

– Что ты делаешь! – В гневе Марианна вскочила на ноги. – Ты что, дурак?

– Прости, я нечаянно, – успел пробормотать Хол, нагибаясь, чтобы поднять карандаши, и тут краем глаза увидел, что Марианна замахивается на него. Он увернулся, но почувствовал, как она вцепляется ему в волосы. Это было так странно, что он попросту растерялся. Его ещё никто не таскал за волосы.

– Не трогай! Не трогай! – визгливо вскрикивала Марианна. – Ты всё перепутаешь!

– Слушай, ведь больно, – обиделся он, схватил её за руку и заставил разжать пальцы.

Марианна отцепилась, Хол быстро вскочил и сделал шаг в сторону. Он глядел на неё, тяжело дыша, поражённый произошедшей в ней переменой.

В этот момент в дверь постучали.

– Дети, скоро Принстон, – послышался из-за двери голос дяди Нэта. – Хол, нам пора.

– Иду, – хрипло откликнулся Хол и швырнул на кровать те карандаши, которые успел собрать.

Марианна молча сгребла их в кучку и тут же принялась сортировать по цветам.

Дядя Нэт и Зола ждали Хола в коридоре. Вместе они сошли на платформу, как только поезд остановился. Платформа располагалась очень низко, и дядя Нэт поддерживал Золу, которая была на высоких каблуках.

– Это был самый необычный вагон, который я видел в жизни, – сказал дядя, когда они шли к своему вагону.

– Даже лучше, чем королевский в «Шотландском соколе»? – спросил Хол, незаметно потирая свою макушку.

– Там были пульмановские вагоны[2], и они прекрасны, но «Серебряный странник» – это нечто совсем другое.

Зола шла молча, а потом обратилась к Холу:

– Ну и как тебе дочь Огеста Резы? Чем вы с ней занимались?

– Мы немного порисовали, – сухо ответил Хол.

– Она не говорила, о чём будет пресс-конференция её отца этим вечером?

– Нет. Но он сам, когда показывал мне железную дорогу, что-то говорил о поездах будущего.

Дядя Нэт и Зола переглянулись.

– Это интересно, – сказала Зола и остановилась. – Кстати, следующий вагон будет мой, мы могли бы зайти. И вообще, мы могли бы сегодня вместе поужинать, ещё до пресс-конференции.

– Все втроём? – ревниво спросил дядя.

– Конечно же все втроём.

– Эта Зола немного странная, – сказал Хол дяде, когда они вернулись в своё купе. – Она точно ваш друг?

– Мы с Золой журналисты, – ответил дядя, устраиваясь в своём кресле. – И мы знаем друг друга уже долгое время. Вместе работали. Она прекрасный специалист. Тщательно охраняет свои источники и часто оказывается на шаг впереди всех. Однако в последний раз я случайно её опередил. Я взял интервью у одного железнодорожного магната в тот самый момент, когда она готовила большой материал по той же самой теме. Не думаю, что она мне это забыла. Ужин с ней будет для нас интересным. Кстати, постарайся не сболтнуть лишнего.

– Насчёт чего?

– Насчёт того, что случайно узнал.

Хол пообещал. Он смотрел в окно, на поля, которые казались бесконечными, и думал о словах Золы, которые как бы устанавливали связь между ним и этим миллиардером, Огестом Резой. Мол, хорошо, что дядя взял его с собой. Что бы это значило? Нет, всё ерунда. Они с дядей не только родственники, но и друзья. У них есть общая любовь – поезда. Хол вдруг вспомнил о своей семье – о родителях, о маленькой сестрёнке Элли, о Бэйли, собаке, – которая осталась по другую сторону земного шара. Господи, по другую сторону земного шара! Как же отсюда далеко!

Из динамика в коридоре донёсся мягкий женский голос, приглашающий пассажиров в вагон-ресторан. Наступало время обеда.

– У нас это называется «ланч», – сказал дядя. – Ты уже проголодался?