Маленькая богиня пробежала по выложенной гравием дорожке, стараясь перемещаться как можно более быстро и бесшумно. В последнее время Один всё чаще вызывал её к себе и просил молодильных яблок больше, чем обычно. И всегда после захода солнца.

Каждый раз, срывая в потёмках плотные, наливные плоды, будто воровка и пряча их в глубоких карманах ночного одеяния, Идунн начинала беспокоиться: почему коннунгу нужно так много яблок? Почему он всегда зовёт её среди ночи, после того, как прогорит закат, а Браги уснёт, будто околдованный ночным туманом? Почему Один хочет скрыться? Верховный бог никогда не делал тайны из своей потребности в сохранить силы в теле, и другие придворные следовали его примеру. Что с того, что теперь яблок нужно больше? Разве кому-то и интересна растущая немощность?

Или же Один стал тратить больше сил на что-то? От этих мыслей крошка Идунн ёжилась, нутром чуя что-то недоброе, будто к ней кто-то подкрадывался. Она всегда испуганно, как мышка, оборачивалась, но не встречала взглядом ничего, кроме дружелюбно покачивающих ветвями родных деревьев. Вокруг стрекотали цикады, из пруда неподалеку был слышен плеск воды, да кваканье лягушек. Тихая, мирная картина, ночной сад, переполненный магией изнутри, и его маленькая хозяйка, без которой каждая травинка здесь потеряла бы душу.

Сорвав несколько яблок и упрятав их по привычке, богиня пробежала к скрытой между кустами потайной калитке. Дева потерла нужную руну на ручке, потянула на себя дверь, магически открывшуюся сразу в кухню Вальхаллы – относительно новое колдовство Одина, позволяющее переходить из сада сразу во дворец, не пересекая Гласир – рощу, заполненную осинами и памятниками боевой славы. Хотя первое время Идунн вздрагивала, видя кухню вместо голубого неба и подстриженного газона. Она несколько раз то открывала, то затворяла калитку, обнаруживая то очаги, то листву, до тех пор, пока не прибежал волк конунга Фреки и чуть не испортил ей зубами подол ночного платья, поторапливая.

Большая комната с несколькими очагами, была безлюдна и темна. Только поблескивали натертые и развешенные по стенам сковородки да большие котлы в очаге. На Идунн пахнуло запахами остывающей еды: королевский повар Андхримнир давно закончил работу и отправился на заслуженный отдых, а вот она, Идунн, крадётся, как преступница, среди ночи, чтобы принести конунгу еды, пусть и волшебной.

Разве это справедливо?

Один велел ей держаться подальше от посторонних глаз и никому не рассказывать, что зовёт её поздними вечерами. Это было очень трудно, так как не один конунг не спал ночами в Вальхалле. Идунн без конца приходилось прятаться в полутёмных коридорах и за шторами, чтобы не попасться на глаза эйнхериям, не столкнуться с каким-нибудь полуночником-придворным и не оказаться в совсем уж неловкой ситуации, спугнув какую-нибудь бесстыдно прелюбодействующую парочку, уединившуюся от посторонних глаз в потайном алькове или за колонной.

Особенно страшно было встретиться с Локи. Идунн, после нескольких прямых взглядов, лишилась желания расспрашивать конунга о внезапно возросшей потребности в источниках силы и молодости, но вот принц не успокоился бы, пока не докопался до правды. Соврать ему она бы точно не смогла: ей слишком нравилось, что этот нелюдимый злыдень считал её другом. Богине совсем не хотелось бы потерять возможность довериться Локи, несмотря на бесконечные предостережения мужа.

Впрочем, к счастью Идунн, по ночам Локи предпочитал трудиться в башне, а с недавних пор и вовсе пропадал. Богиня думала, что это как-то связано с его вынужденной женитьбой. Идунн было почти стыдно: она так погрузилась в уход за своим садом, что совсем забыла про Локи, который, к слову, однажды не побоялся порицаний и спас её честь, подставив под удар свою.

Впрочем, у Локи и оставшейся части Азгарда понятия о чести сильно разнились.

«Я обязательно его навещу как-нибудь. Мы не виделись уже сто лет!» – в очередной раз думала Идунн, пробегая по коридорам, шлёпая испачканными босыми ногами по мраморным плитам. От её быстрого движения на стенах колыхались фонари, заставляя резную мебель и лепнину на стенах отбрасывать беспокойные, причудливые тени. Полы накидки легонько хлопали по щиколоткам от каждого шага.

На королевском этаже эйнхерии сказали Идунн, что Один в своём кабинете. Богиня поблагодарила стражников и легкими шагами устремилась наверх по винтовой лестнице, слегка приподняв тяжело нагруженные подолы одеяния. Её шаги гулко отдавались в потемках коридора, когда босые ноги соприкасались с прохладными и твердыми ступенями. У тяжелых двойных дверей в кабинет Идунн немного отдышалась и, не успела постучать, как створки приветственно распахнулись, осветив богиню и заставив уже успевшие привыкнуть к полумраку глаза сощуриться. Идунн в два шага пересекла порог и привычно присела в полупоклоне, прежде чем выложить яблоки в чашу на столе Одина.

Обычно в это время конунг был погружен в чтение свитка, толстой книги или изучение очередного письма. Он коротко кивал Идунн, не переводя на неё взгляд здорового глаза и жестом указывал богине отправляться тем же путём, каким пришла. За всё время, что Один вызывал её в неурочные часы, Идунн не видела никого в башне конунга – свою увеличившуюся потребность в яблоках Один, видимо, предпочитал скрывать.

Оказалось, не от всех.

Подняв глаза, Идунн увидела, что сегодня Один коротал вечер не в одиночестве. В кресле напротив стола удобно, несмотря обычные для её положения, доспехи, расположилась валькирия. Вальяжно положив одну длинную, удивительно ровную ногу на другую, она откинулась в кресло и ленивым взглядом просматривала длинный свиток, лежавший у неё на коленях. Конец свитка, шелестя, мирно покачивался, в такт движениям ноги. Начало трактата гостья крепко зажала в одной руке. Пальцами другой она поглаживала вычурный бокал в виде черепа. Судя по склонившемуся почти через весь стол ВсеОтцу и недовольному взгляду, которым валькирия одарила Идунн, та прервала весьма оживленную беседу. Не желая ни становиться ненужным свидетелем, ни вызывать недовольство, Идунн в два приема выложила яблоки в подготовленную чашу и, коротко кивнув Одину на прощание, выбежала из кабинета и закрыла за собой створки дверей. Потерев глаза, чтобы снова привыкли к полумраку, Идунн спустилась по ступенькам, отгоняя из головы подозрительные вопросы о присутствии валькирии у Одина среди ночи и доверии ей тайны о том, что яблок теперь нужно больше.

«Это вовсе не моё дело!» – решила Идунн, выйдя в жилой коридор королевского крыла и помахав эйнхериям, показывая, что уходит. ВсеОтец представлял собой образец кристальной верности жене, и сама мысль об этом была кощунственной. Идунн вспомнила, кем именно была та девушка – кажется, она станет следующей предводительницей валькирий после того, как Сиф выйдет замуж за Тора. Её звали вроде бы Брунгильда… А может, и Кримхильда… Идунн, несмотря на свой кроткий нрав и доброжелательность, казалось, ко всем на свете живым существам, совершенно не жаловала валькирий. Локи был прав на счет них – в большинстве своём заносчивые, наглые и частенько злоупотреблявшие своим положением элитных воинов. К тому же Идунн откровенно претила такая зацикленность на себе, коя у валькирий была в большом почёте.

Нечего даже минуты размышлений уделять этому! Скорее всего, Один просто обсуждал с ней новую стратегию. Оставалось только надеяться, что все эти усиленные поедания яблок и ночные беседы не приведут к новой войне с итак истерзанными мирами!

* * *

– М-м-м-м-ф-ф-ф… – потянулся Браги, скрипнув суставами и несколько раз со стариковским чмоканьем открыв и закрыв морщинистый рот. В это время Идунн как раз, вернувшись, снимала накидку одной рукой, стоя босыми ногами в тазу с золотыми ручками. Другой рукой девушка держала на весу подол расшитой цветами и листьями ночнушки. От воды поднимался ароматный пар. Жена опять добавила какие-то травяные настойки в воду и теперь, с наслаждением перебирала маленькими розовыми пальцами ног по дну таза. Её острый носик был поднят, губы растянула улыбка, а на по-детски опушенных персиковых щеках появились ямочки. Идунн несколько раз подпрыгнула, отчего вода мягко плеснула и даже немного вылилась на ковёр, устилавший шатёр изнутри. Низкорослая, крепенькая, как молодая яблоня, богиня рассмеялась, в воздухе будто зазвенели колокольчики.