Пытаюсь нарисовать в уме, как дедушка искал эту работу, как свернул на Конную…

Когда мы спустя полтора часа вышли из музея, я спросил у Юры, с какой стати он меня вдруг представил на рецепции как потомка харбинских евреев. Юра сконфуженно глянул на меня:

– Дима, ты мне вчера по телефону говорил, что ищешь корни своей семьи. А корнями обычно интересуются вот они, – и Юра кивнул в сторону музея и синагоги. – Русские раньше ездили за товаром для перепродажи, а теперь и вообще реже ездят. Извини, я неправ!

Молчу. Обидно. Будто русские не ищут корней.

У Юры хороший русский язык, в смысле богатый словарный запас, правильное построение предложений. Конечно, он иногда русские «р» и «л» меняет местами. Поэтому у него не «корни», а «кольни», и рыбаки у него «лыбу ровят».

Он в начале двухтысячных работал в Москве, причём не в китайском консульстве, а в российском МИДе. Это при министре Игоре Иванове такой был сотрудник Хуан Хун со знанием языков: встречал и устраивал приезжающих китайских дипломатов, обслуживал их как переводчик (это я додумываю про полномочия, он сам мне такого не говорил). Возвратившись в Китай, служил в посольстве Украины в Пекине. Сейчас, когда ведутся разговоры о восстановлении консульства России в Харбине, он рассчитывает, что ему там предложат какую-нибудь должность.

– Юра, пошли на Конную, – примирительно сказал я моему сконфуженному гиду и ткнул в смартфон, где у меня плохонькая карта с прежними, русскими, названиями улиц. – Вот примерно сюда. Где-то на углу с Китайской мой дед служил в скорняжной мастерской, а владел ею Берх Палей, коммерсант. Он уж точно из евреев.

В те же времена, когда Панфиловы обживались в Китае, а Усачёвы с Толстиковыми ещё только мечтали туда перебраться, в Харбине оказался и Николай Соколов. Шёл январь 1920 года.

Соколов – знаковая личность. С 7 февраля 1919 года он – следователь по делу об убийстве Николая Второго, его жены и детей. Палачи от большевиков зверски расправились с царской семьёй в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. А через сутки в Алапаевске казнили Великих Князей Романовых и Великую Княжну Елисавету Феодоровну, которую и при жизни чтили святой. Через неделю, 25 июля 1918 года, в Екатеринбург зашёл чехословацкий легион, красных прогнали.

Расследованием цареубийства занимались по очереди судебные дознаватели Алексей Павлович Намёткин и Иван Александрович Сергеев. А 7 февраля 1919 года адмирал Колчак, Верховный Правитель России, назначил на должность следователя Николая Соколова, 36-летнего юриста, уроженца Пензенской губернии.

До 15 июля 1919 года Соколов вёл дознание непосредственно в Екатеринбурге и Алапаевске, пока туда не вернулись красные. Продолжал допросы и сбор материалов, когда белые откатывались на восток, а он вместе с ними: в Омске, в Чите. наконец – в Харбине. В столицу КВЖД Соколов эвакуировался с полусотней ящиков, коробок и чемоданов с документами.

Ну и что теперь? Всё, дело уже сделано? Можно расслабиться и непринуждённо итожить расследование? Как бы не так, обрадовались! Харбин напичкан агентами ВЧК. Для чекистов уничтожение ящиков-сундуков с разоблачением злодейства – прямая цель. Нужна осторожность, ой как нужна!

Белый генерал Михаил Дитерихс, который сопровождал Соколова в его переездах из Екатеринбурга на восток, – он и здесь, в Харбине, обеспечивает Николаю Алексеевичу надёжную охрану и режим конфиденциальности.

Итак, Харбин, январь–март 1920 года. Всё, чем заняты Дитерихс, Соколов и их окружение, это найти возможность отправить в более-менее безопасную Европу следственные материалы и вещественные доказательства, которых с полвагона. Не для отчёта. Отчитываться Соколову уже не перед кем. Адмирал Колчак, который отдавал ему приказ о расследовании, убит в Иркутске и брошен в прорубь на Ангаре 7 февраля 1920 года, через пару недель после того, как Соколов эвакуируется в Харбин.

Требовалось сохранить материалы следствия. Чтобы мы через сто лет после злодеяния могли прочесть протоколы допросов.

Расследуемые Соколовым убийства были «особо исключительными по зверству и изуверству», – это оценка Дитерихса.

В Харбине Соколов жил два месяца – с конца января до второй половины марта 1920-го. Сначала при участии генерала Михаила Дитерихса попробовал переехать в Европу через английского представителя. Объясняли в Британском консульстве, какой у Соколова важный для истории груз. Что надо спасать следственные материалы-документы-останки. Английские дипломаты не помогли: «Достопочтенные сэры, нас ваши проблемы не интересуют!» Или как-то наподобие.

Соколов с Дитерихсом, соблюдая все меры предосторожности, отправились на Кавказскую улицу Харбина – во Французскую военную миссию. Там обратились к французскому генералу Морису Жанену[3]. И тот помог Соколову. В те харбинские дни начала двадцатого секретарём у генерала служил Пьер Жильяр – тот самый бывший учитель цесаревича Алексея и его сестёр, сопровождавший семью и в добрые времена, и в опальные – даже в ссылке в Тобольске. И с участием Жильяра генерал Дитерихс убедил Жанена, что нужно помочь.

В марте Морис Жанен «частным образом» (его формулировка – „à titre privé“) перевёз поездом в своём штабном вагоне следственный материал с вещественными доказательствами для начала из Харбина в Пекин. Там груз опечатали специальными дипломатическими печатями и переправили в Шанхай, в морской порт. 9 мая 1920 года на французском корабле «Armand Béhic» следственные материалы из Шанхая через Тихий океан пароходом отплыли в Марсель, куда прибыли 15 июня. До Марселя вроде бы добрались не все сундуки, а только часть их – основные материалы. О перевозке следственного архива во всех подробностях можно прочитать на sergey-v-fomin.livejournal.com.

Следователь Соколов имел все основания бояться за свою жизнь. И опасен для него был не только Харбин, но и Париж, куда Соколов выбирался через Рим вместе с Пьером Жильяром.

В 1924 году Николай Соколов изложил материалы следствия в своей книге, изданной в Париже на французском. И сразу же после выхода этой книги, а именно 23 ноября 1924 года, Соколова нашли мёртвым возле его дома во французском городе Сальбри – в двухстах километрах от Парижа. Там могила. Ему было 42 года. Загадочная смерть. Точная её причина не установлена. А уже после его смерти, в 1925 году, книгу перевели и издали на русском языке. Перевод отличался от оригинала.

Другой человек, владеющий копиями материалов расследования, Роберт Вильтон, корреспондент лондонской газеты «Таймс», – умер в Париже вслед за Соколовым, буквально через два месяца, 18 января 1925-го, что конспирологам тоже кажется подозрительным, они не верят врачам, назвавшим причиной той смерти рак печени. Ведь Вильтон тоже слишком много знал. Ещё в конце 1918-го, до приезда Соколова в Екатеринбург, он многое рассказал о злодеянии в своей книге «Русская агония», изданной в Лондоне. Напирал на семистский след, перечислял евреев, участвовавших в убийстве царской семьи. По некоторым источникам, за антисемитизм его уволили из «Таймс».

Так вот, именно Роберт Вильтон в 1919-м, считай, не отходил от Соколова на разных этапах следствия. Например, в качестве одного из понятых поставил подпись под протоколом об осмотре Ганиной Ямы. Был рядом с Соколовым в Доме Ипатьева, смотрел, как следователь делает замеры следов штыка в деревянной обшивке арки комнаты, где был расстрелян царь, где штыками добивали раненых.

Оказавшись в Париже, Вильтон хранил у себя часть архивов Соколова – в виде копий дела. И на основе этих материалов раньше Соколова, уже в 1923-м, написал и издал в Париже на русском языке ещё одну книгу – «Последние дни Романовых». Взялся за новую книгу, но не дописал её. Умер в Париже в Английском госпитале.

Незаконченная рукопись хранилась после смерти Вильтона у его знакомой. И через 80 лет, в 2005 году, книга на русском языке увидела свет. Название – «Злодеяние над царской семьёй, совершённое большевиками и немцами», Франция, издатель Шота Чиковани. На Озоне есть эта книга. Дорогущая. Бумажная версия по системе print on demand – печать одного экземпляра по требованию.