Фаби хоть и поморщила нос на вино за 17 франков бутыль, но штопор и бокалы тут же достала. А певица надела парик. И они стали говорить — Вау! Тьерри мог сказать так, потому что был в Нью-Йорке и «Вашман бьен!» и «Женьаль!» и «Сюпер!»^[111] — все эти словечки, которые говорят молодые люди в Париже. Говорили в середине восьмидесятых. Но потом этот загорелый — «ку де солей № 3» — тип, поклонник Фицджеральда, ну и, соответственно, Айви Лиг Колледж^[112] — ничего умнее не нашел спросить у Чичоли-ны, кроме как вагинальная она или клиторальная, а Шабан Дельмасс ничего, не стесняясь присутствовал, и поэтому: да здравствует Франция и всё, что к ней прилагается — так вот этот тип стал внедрять новые слова, уже как бы для девяностых. Но неизвестно, приживутся они или нет, потому что к концу восьмидесятых уже не было у него возможности кричать и рифмовать «салю ко-ко!»^[113] — его передачу прикроют.

Певица принесла и кассету со своими песнями и поставила приятелям, и они опять говорили все эти слова одобряющие. Хоть слов песен и не понимали. Но это все равно, потому что на рандеву в «Полидоре» тип тоже говорил одобряющие слова, но на большее не решился. Да! рандеву состоялось. И певица рассказывала — по-английски и по-французски — что вот, наконец-то они добились, чтобы их группу приняли и они все собрались — это же кошмарное дело собрать всех вместе! У всех нашлось время ехать вместе на метро, делать пересадку, да еще прилично выглядеть. Потому что это ерунда, что на сцене кто-то блюет во время спектакля. Во время рандеву ни в коем случае нельзя. Надо прийти серьезными людьми с планом — чтобы все было расписано. Что надо, столько что стоит, сколько надо. Вы думаете, за вас это артистический директор будет делать!? Ни-ни. Директор получает проценты. Деньжищи загребает. А вы сами себя артистируете. Несете готовый продукт! Завязанный правильной ленточкой. Потому что если неправильной завязали — никто не купит. Никто не будет знать, что это такое!!! Все должно быть завязан-но определенными, соответственными, установленными ленточками. Не дай бог удивить!!! Надо чтобы все по трафарету. Уже давно прошли те времена, когда кто-то занимался артистом, слушал его байки и капризы, творческие ломки бы с ним переживал и помогал бы ему найти себя. Вы, пожалуйста, найдитесь, а потом к нам приходите. И если не так себя нашли, то мы вам не будем помогать что-то переискивать, потому что у нас фантазии нет, мы воображать не умеем и времени у нас нет, нам надо деньги зарабатывать.

Певица перевела им одну песню, и они опять говорили все эти хорошие слова. А Тьерри вообще сказал, что певица хорошо выглядит: «Нашла себе любовника классного?»

— Да, я избавилась от комплекса писателя.

— Это такой disease?^[114] Я и не знал, — усмехнулся Тьерри.

А Фаби подмигнула певице — правильно, мол, сделала, так им — писателю и Тьерри заодно, хоть она его еще не бросила, но, видимо, намеревалась — надо, псевдомачо и все такое прочее. Певице было неловко, потому что они были друзья писателя. Но, вообще-то, это он всегда кричал «Это мои друзья!», певица не очень и претендовала, так вот получилось, что она живет рядом с Фаби, а Тьерри ее бойфренд. Часто у нее. Хорошо, что он оказался у нее, когда певица сломала свою ногу! Это он ее отвез, орущую благим матом, в слезах и соплях, в госпиталь. Правда, долго не выдержал там и призвал Фаби на помощь. Когда Тьерри заходил к певице, она его всегда старалась чем-нибудь угостить. Чтобы он что-нибудь скушал. Но он, гордец, фыркал на колбасу певицы! Ему, видите ли, копченую подавай! Ту, что за 100 с лишним франков кило. А певица такую колбасу не покупала, денег не было. И у самого Тьерри не было! Чего же фыркать? Ешь такую, за 1 2 франков с чем-то пакетик. Но гордец Тьерри не желал! Он ждал манны небесной. Все были мудаками, а он умный, но без денег. Конечно, он правильно говорил, что и в журналистике, в общем-то, как и в музыке, надо было все завязывать правильной ленточкой. А если без нее или со своей какой-нибудь особенной, это не проходило. Но Фаби все-таки иногда хотела, чтобы Тьерри хоть какой-нибудь колбасы купил, а он не мог И за квартиру нечем было часто платить, и ботинки жуткие говнодавы, и одежда… В общем, старвинг артист. А женщины, они хоть и любят художников, предпочитают, чтобы их период голодания был уже позади, с кем-нибудь другим желательно чтобы они его провели, а к ним бы пришли уже в лаврах славы! И все, что к ней прилагается. Надо сказать, что певица, так наоборот, — всю свою жизнь сопровождала мужчин в их периоды бедности. А когда она с ними расходилась, они очень даже неплохо устраивались. Приобретали себе квартиры, спальные гарнитуры, чуть ли не Старка, штаны от Монтаны и кушали исключительно в ресторанах. Отсюда следует нелестный вывод для певицы — она плохо влияла на мужчин, раз всё это они приобретали, расходясь с ней.

Но это поверхностное заключение! И главное не то, что они приобретали, а то, что оставались навсегда покалеченными певицей! Да-да! Первый ее муж, хоть и приобрел кучу всякой всячины, дом с бассейном и с видом на Голливудские холмы, все время носил в своем портмоне певицыну фотографию в возрасте шестнадцати лет. И искал такую же вот девушку! И никогда ему не везло — девушки, похожие на шестнадцатилетнюю певицу, его бросали! Оставляя записочки, вроде певицыной, — «Никогда не бывшая твоей!», и все такое, в этом наглом духе. Второй ее муж теперь только с певицами имел дело. Его бедная семья прокляла день, когда певица появилась в жизни их сына и брата. Он теперь только с ночными развратными, пьющими и употребляющими наркотики женщинами желал иметь дело. Какая же с ними семья? Даже если и расписаны официально! Эти певицы, известное дело — дрыхнут полдня! Ночью же не спят, как все нормальные люди, а виляют бедрами перед носом у подозрительных личностей, поклонников, которые неожиданно вдруг дарят кольца. Желе-зочка вроде с пластиком, а потом оказывается — платина с лунным камнем! За пение такое разве дарят?! И третий ее муж тоже совершенно остался покалеченным — он стал учить русский язык в университете (опомнился!), все свои деньги тратить на русское искусство — весь его дом был уставлен «Палехом», и «хохломой», и черт знает еще чем, все деньги он тратил на картины русских художников, каждый год ездил в СССР и вывозил оттуда русскую девушку. Но они его все бросали. Видимо, недостаточно хорошо он овладел русским языком…

В общем, сами видите картину — Мария-певица на победоносном, хоть и полудохлом, коне, а внизу валяются погубленные мужчины, хоть и в ролексах некоторые. И всю эту картину портил писатель. Он не валялся погубленным, сукин сын! Нет! И это все только разговорчики — я, мол, избавилась от комплекса! Это было только частично правдой. И касалось только идиотской идеи Машки, что ни с кем, кроме писателя, она не сможет спать, то есть испытывать экстаз и получать оргазм. Она бы чокнулась на этой почве, если бы не француз. Не типичный, может быть, но Марселем все-таки зовут.

Компания собиралась на какой-то бесплатный коктейль, а Машка должна была бежать домой и накручивать волосы. Ну она и побежала, забежав по дороге в «Кодек». Парик, конечно, не надела. Она хоть и была несколько сумасшедшей, ей для парика нужен был антураж, свои люди. Которые бы гарантировали поддержку в случае осмеяния. Они бы гарантировали — думала Машка, вспоминая их оклик «Эй, стар!» Она была в приподнятом настроении и поэтому погрозила в уме кому-то кулаком, имея в виду, что «Буду, буду стар!» Для нее быть звездой значило иметь возможность моментального контакта с публикой, иметь возможность высказываться на все актуальные темы сразу, сейчас! Она бы сказала, сказала — ты, Стинг, играешь не на той string^[115]! Потому что русские, как и все другие нации, любили своих детей дураков! Так что сомневаться в этом — надеяться, как он пел, — было просто глупо. Лучше бы они их меньше любили и думали бы о себе, взрослых. Потому что для взрослых уже никто не думал петь и сочинять песни.