[19] Комета Галлея — яркая комета, возвращающаяся к Солнцу каждые 75—76 лет, в 1759 году была видна невооружённым глазом примерно до начала июня.

========== Глава 25. Лицом к лицу ==========

Amor non est medicabilis herbis

Нет лекарства от любви

***

Сколько именно времени она провела в каюте капитана, Амелия даже не предполагала. Время для неё стало мерой относительной. До того глубоко она провалилась в это тягучее парализующее состояние тихого безумия, что не заметила даже, как зашумел экипаж «Полярис» на палубе. Как возмущались они и негодовали, увидав своего истекающего кровью капитана на носилках. Откуда же ей — обезумевшей от горя и несправедливости — было знать о том, с каким трудом Мегере удалось унять разозлённых пиратов и удержать их подальше от двери его каюты? Как они грозились вломиться внутрь, вытащить «проклятую рыжую ведьму» под ночное небо и жестоко наказать за то, что она сделала с их обожаемым предводителем.

В какой-то момент Амелия всё же ощутила чьё-то присутствие рядом — это пришёл Эрнан де Альварадо. Угрюмый и молчаливый он взял девушку под руку, поднял с пола, на котором она сидела, поджав под себя ноги, и повёл прочь из каюты. На палубе уже царила тишина, пинас лишь слегка покачивало при движении. Ночь казалась издевательски спокойной и холодной. Крепко сцепив пальцы под локтем, испанец провёл девушку вдоль левого борта. На мгновение в темноте ей показалось, будто он хотел столкнуть её в отрытый грузовой люк; на самом же деле мужчина помог осторожно спуститься по крутой лестнице на нижнюю палубу, где ощутимо пахло сыростью и воском.

Он отпустил её перед массивной дверью, над которой висел покачивающийся в стороны фонарь.

— Это единственное пустое помещение в кубрике, — мрачно сказал испанец и открыл дверь. — По крайней мере здесь вы не столкнётесь с крысами, сеньора. Очень скоро мы прибудем к берегам Гарриса.

Казалось, она оставалась глуха к его словам. Девушка не сопротивлялась и не отвечала. Альварадо недовольным тоном пробормотал что-то на родном языке, затем подтолкнул её за порог и запер на ключ. Амелия снова осталась одна. Помещение было небольшое, без каких-либо особых удобств: только пара больших заколоченных ящиков, на которые можно было даже улечься. Через решётку в потолке внутрь проникал лунный свет. А луна этой ночью была яркая.

Постояв несколько минут на месте, Амелия почувствовала, как от усталости её ноги начинают слабеть, и уселась на один из ящиков. Несколько раз кто-то подходил к решётке и пытался заглянуть сверху. Впрочем, обзор не позволял разглядеть её, а лишь краешек юбки.

Кто-то там, наверху, шептался, и звучало это весьма неприятно, но Амелия не в силах была поднять голову. Она сидела неподвижно, обняв себя руками, и, оставшись в тишине, наедине с собственными мыслями, теперь вынуждена была вернуться в ту жестокую реальность, куда забросила сегодня её судьба.

Как же могло выйти так, что она ни о чём не догадывалась? Как же он — её спокойный безголосый супруг — сумел расставить ловушку и обмануть её? Амелия морщилась и тянула себя за локоны при каждом воспоминании о Стерлинге, что вспыхивало в мыслях. Он мог говорить, и он был Диомаром. Он лгал ей и играл с нею, запутывая и заставляя считать себя распутницей. С какой целью? Наказать? За какие такие преступления она должна была расплачиваться самым жестоким способом? Он мог рассказать ей и раньше, но не сделал этого. Она считала, что он подчинялся Георгу и служил на благо королевства, а на самом деле хитроумно обводил их всех вокруг пальца. Наверняка, он и раньше уводил корабли с ценным грузом из-под носа англичан, притворяясь пиратом. Нет надёжней источника, чем ты сам.

Амелия вздохнула и потёрла кончиками пальцев виски. Он женился на ней ради наследства, чтобы вложить эти средства в авантюру с колонией. Картина стала проясняться, и всё оказалось довольно просто и очевидно. Какой она была дурой! Не смогла распознать в собственном муже человека, за которым порой так пристально наблюдала. Амелия ненавидела себя за то, что оказалась слепа, но в особенности за собственную слабость перед его обаянием. Он сумел околдовать её и заставить поверить, что разбойник Диомар — другой человек. И она купилась. Столкнувшись со свободными людьми, жаждущими, как и она, свежего глотка воздуха и насыщенной жизни, она ослепла и потеряла всякую бдительность. А ведь Стерлинг так убедительно играл роли немого и пирата!

После смерти графа Монтро, когда он снова появился в её жизни, она была холодна и солгала, что не вспомнила его. Отомстил ли он за это? Или причина кроется в ином?

Едва начало светать, Амелия встала и прошлась несколько раз по своей темнице, дабы размять конечности. Сознание понемногу возвращалось к ней, как и понимание произошедшего. Она так и не смогла заснуть. Всё думала о том, как тот злополучный клинок оказался вдруг в её руке, а затем она увидела его в теле Стерлинга. Его чёрное одеяние тогда мигом пропиталось кровью…

На рассвете послышались неторопливые шаги, затем дверь отворилась и внутрь вошёл высокий худощавый араб в чёрном туарегском тюрбане — мужчина преклонных лет с длинной густой бородой, одетый в тёмно-синее одеяние, скрывающее его ступни.

Когда он поклонился и попросил Амелию позволить осмотреть её ушибленное плечо (он очень сносно разговаривал на английском), она и не подумала воспротивиться. Всем своим видом этот старик внушал доверие, а прикосновения его иссохших рук, похожих на крепкие ветви дерева, оказались тёплыми и успокаивающими.

— Я не чувствую никакой боли, господин, — произнесла Амелия наконец. — Пожалуй, этого уже достаточно.

Закончив осмотр, араб-лекарь поклонился ей снова и отвернулся, чтобы уйти.

— Постойте! Умоляю, скажите мне…

Старик лишь слегка повернул в её сторону голову.

— Он жив? Капитан корабля? Пожалуйста, скажите!

Пусть его ответ был тих и не слишком информативен, отныне Амелия хотя бы знала, что Стерлинг выжил. Лезвие засело глубоко в мышцах, но кровь удалось остановить, а рану вовремя обработать и зашить. Лекарь ушёл, и девушка прислонилась к холодному дереву спиной. Ей хотелось помолиться, однако сил не нашлось даже для этого. Да и трудно было собраться с мыслями и сосредоточиться. В конце концов, единственное, к чему привели долгие размышления — это осознание, что Томас всё-таки выжил. Он жив, и, несмотря ни на что, она искренне была этому рада.

Вторым её посетителем стал мавр, которого прошлым вечером Альварадо назвал Эмиром. Он пришёл, когда сквозь решётчатый люк в потолке уже проскальзывали согревающие лучи солнца. Амелия в это время почти дремала на ящиках, а когда мужчина вошёл, она очнулась, встретилась с его чёрными глазами и чуть подвинулась, вжавшись в стену. Мавр улыбался, показывая ровные белоснежные зубы, и тихо мурлыкал под нос какую-то мелодию. С собой он принёс угощения на расписном подносе и оставил его в паре шагов от двери.

— Капитан не знать, что я прийти к вам, госпожа. Никто из его людей не знать. Но вы должны поесть, иначе плохо будет, — изрёк он ласковым тоном и поклонился. — Пожалуйста, поешьте.

— П-постойте! Где мой брат? Вы знаете, где мой брат?

Но он только шире улыбнулся, склонил голову ещё раз и вышел вон. Звякнул ключ в замочной скважине, и всё стихло. Амелия лишь взглянула на поднос и вздохнула. Кажется, в глубокой тарелке был бульон, а рядом лежала не самого свежего вида булочка. В серебряном бокале, судя по аромату, находилось подогретое вино.

Она не ощущала голода, пока, наконец, не почувствовала запахи еды, но сумела откусить лишь пару кусочков хлеба и сделать глоток вина. «Он угощал меня вином с пряностями в самый первый вечер, как я появилась здесь, — подумала Амелия с тоской. — Диомар был любезен и дружелюбен. Он хорошо ко мне относился, пока всё не испортилось».

Она нервно засмеялась и вернулась на своё местечко на ящиках. Как странно теперь было разделять двоих мужчин, вокруг которых так долго сплеталась одна единственная нить судьбы. Её судьбы. И всё-таки… Стерлинг или капитан Диомар? А может быть, спустя несколько лет после их расставания он стал кем-то ещё? Кем-то, кого она не знала?