— Кто жил здесь раньше? — спросила Амелия, обернувшись.

Никто не проронил ни слова, и на некоторое время повисла давящая тишина. Халсторн молчал, угрюмо разглядывая остатки металлической герсы [18], сложенной по частям под стеной. Неожиданно Магдалена возвела руки к небесам и пробормотала на гэльском короткую молитву, крепко сжав в пальцах свои чётки. В глазах женщины стояли слёзы. Взглянув на неё, а затем на мужа, подошедшего сзади, Амелия вдруг осознала, что земля под её ногами не была чужой. На её губах застыл немой вопрос, и она всхлипнула, когда Стерлинг, ничуть не изменившись в лице, одобрительно кивнул.

Она знала это место. Когда-то давно она воображала здесь себя маленьким рыцарем, который носился по каменным лестницам с деревянным мечом в руках и восторженными возгласами, сновал меж занятых слуг по двору и проказничал, мешаясь на кухне или в столовой. Амелия не спеша оглядывалась, и словно во сне перед нею возникали давно канувшие в небытие образы родных, друзей, подданных её отца. На одной из башен висел когда-то их герб, но сейчас никто из живущих не имел права о нём вспоминать.

Ей хотелось закричать от радости или же заплакать от отчаянной боли, потому что она считала, что похоронила глубоко в памяти дом, в котором родилась, и в котором, как рассказывала ей когда-то мать, родился сам Джон МакДональд. Он был ещё молод, этот сильный и гордый, но несомненно жизнерадостный и весёлый мужчина, когда им пришлось оставить замок и уехать глубже в Хайленд. Амелия была тогда ещё совсем крошкой, но в это самое мгновение, когда она оказалась здесь, и когда закатное солнце ласково пригревало эти покрытые мхом камни, она знала — это её земля.

Заворожённая, околдованная собственными видениями она двинулась к главной бастионной башне, сохранившейся лучше остальных, позабыв про своих спутников. Магдалена было бросилась за ней, но Томас успел остановить её, подав знак рукой.

— Позвольте ей сделать это в одиночку, — мягко произнёс Халсторн за своего товарища. — Истинная МакДональд вернулась в свои владения. Не бойтесь за неё, Магда, она справится.

И Магдалена поверила ему. Украдкой утерев с щёк слёзы, она тихо поблагодарила Стерлинга, который в ту минуту провожал свою жену внимательным взглядом, пока она не скрылась в проёме большой башни. Расчувствовавшаяся женщина хорошо знала это взгляд, и её сердце сжалось от тоски и жалости, потому что лишь дурак не понял бы теперь, что этот несчастный был безнадёжно влюблён.

Оказавшись в пустом помещении, где ощущался лишь холод древних стен, Амелия ненадолго прикрыла глаза. Она была одна, но ей не было одиноко. Когда вокруг неё зазвучал заливистый детский смех, а затем пространство наполнилось многочисленными голосами, полными пьяного веселья и задора, она глубоко вдохнула ледяной воздух и прижала дрожащую ладонь к каменной кладке.

Эти стены говорили с нею, они признали свою хозяйку, которую ожидали все эти долгие годы. Они говорили голосами её наставников и нянек, смехом боевых товарищей её отца и нежными колыбельными матери, которая убаюкивала её, свою маленькую дикарочку Амелию, пока та не засыпала под огромной звериной шкурой в родительской постели.

Ближайшая лестница в башне, что вела наверх, оказалась разрушена, и девушка приблизилась к её уцелевшему основанию, глядя ввысь, но не образ чёрного рыцаря и не огромную безликую тень она увидела в ту минуту. Она увидела маленькую рыжеволосую девочку, бегущую навстречу статному мужчине; его заразительная улыбка стала ещё шире, когда он поднял ребёнка на руки, высоко-высоко над полом, отчего она засмеялась ещё громче.

Через несколько недель после их отъезда этот замок будет разрушен и сожжён, и два десятка человек, охранявших его стены, будут казнены за измену и упрямство своего господина.

Амелия поёжилась, обняв себя руками, и с грустью опустила глаза, но вдруг со стороны тёмного прохода послышался шорох, и она взглянула туда. Её отец, каким она запомнила его в самую последнюю встречу, стоял там, глядя на неё ясными мудрыми глазами, а его рыжие волосы, напоминавшие языки пламени, трепал ветер.

— Окажись ты здесь, я знаю, ты был бы поражён тем, что получилось из твоего творения, — Амелия улыбнулась, и голос её дрогнул, когда слёзы потекли по щекам. — Был бы ты здесь, я бы сказала тебе, как каждое твоё слово, что я запомнила, отдаётся во мне эхом. Но вот я здесь, папа… и хотелось бы мне знать, слышишь ли ты меня? Слышишь ли ты, как всё то лучшее, что было в тебе, сейчас наполняет моё сердце и тянется к твоему? Надеюсь, что где-то там ты слышишь…

Ей было трудно говорить, в горле стоял тугой ком. Амелия достала из кармашка платок и утёрла им прослезившиеся глаза, но её отец, похожий на изваяние из плоти и крови, не исчез. Такой красивый и далёкий.

— Вот, я здесь… — пробормотала она сквозь печальную улыбку. — И я люблю тебя, папа. Но теперь всё хорошо, ты можешь уходить.

Когда сильный порыв ветра потянул полы её платья в сторону, Амелия вздохнула и, перешагнув через большую деревянную балку, свалившуюся сюда когда-то давно, двинулась назад, во внутренний двор, где её уже заждались спутники. Уходя, она не оборачивалась, зная, что её отец навсегда останется в этой башне, и, возможно, однажды, когда они снова встретятся, он скажет, что гордится своей дочерью.

По пути назад, к оставленным на дороге экипажам, она молчала, лишь изредка бросая взгляды на своего мужа. Как он оказался добр к ней, несправедливо добр! Она и представить себе не могла, что Томас намеревался изменить их маршрут и добраться сюда, во владения её предков. Он сделал это ради неё, и от этой мысли на душе у Амелии становилось тепло. Ей стало так хорошо, она даже протянула Магдалене руку и, приобняв её слегка, оставшееся время прогулки прошла вместе с нею. Ей нужно было чувствовать рядом кого-то родного, кого-то, кто знал её родителей и разрушенный замок во времена его расцвета. А ещё чтобы Магдалена знала, как она дорожит ею, несмотря на своё непослушание и нрав. Она могла не говорить о своих чувствах, Магда всё понимала по тому, как её несчастная девочка прижималась к ней и прятала грустную улыбку. В тот момент они обе были счастливы.

Перед тем, как отправиться в путь, Амелия приблизилась к мужу; он как раз собирался вскочить в седло, но помедлил, когда девушка протянула ему руку. От волнения она не могла подобрать нужных слов, да и не было таких слов, чтобы выразить ему свою благодарность. Поэтому она сделала то единственное, что подсказало ей сердце. Когда Стерлинг взял её руку, она потянулась и поцеловала его в гладко выбритую щёку.

Его взгляд выражал некоторое недоверие, но, едва она отстранилась и посмотрела на него с благодарной улыбкой, он тут же смягчился и кивнул в ответ в немом выражении чувств.

Когда Амелия попросила его поехать с нею в повозке, он только изящно пожал плечами, и она решила, что он оказался смущён не меньше неё. Она могла бы настоять, но Томас уже вскочил в седло и потянул коня в сторону. Тогда Амелия решила, что ещё отыщет верный способ сказать ему «спасибо».

***

Ещё на подъездной дороге к Виндзорскому замку Амелия заметила этот нескончаемый поток из экипажей, над которыми реяли флаги и знамёна самых разных мастей. Приглашённые гости со всех концов страны стекались сюда после заката. Королевский банкет и приём обещал стать одним из самых грандиозных событий этого года, поскольку старый король хворал и не мог уже проводить столь громкие мероприятия, такую возможность он доверил своему горячо любимому внуку. Приближённым короля и знати необходим был этот краткий перерыв, когда разговоры о войне могли быть ненадолго позабыты за бокалами шампанского да под отзвуки праздных фейерверков.

По пути к северной террасе Фредерик Халсторн, с которым Амелия под руку влилась в общий поток прибывающих гостей, успел рассказать некоторые факты из истории Виндзорского замка. Они прошли через Нормандские ворота, что вели в Верхний двор, а уже оттуда — в государственные палаты, где и проходил торжественный приём.