– Там что-то происходит! – Указывая на туннель, тоже шепотом сообщила она.
Ей виден черный гвардеец, почти призрачный поворот его головы, неожиданные огоньки на стекле шлема. Точно изнутри сверкнули глаза во тьме по-звериному.
Гвардеец исчез в туннеле, увлекая за собой женщину.
Капрал, повернув голову в указанном направлении, увидел лишь ее одну. Растворяющуюся во тьме, неумело ступающую по шпалам.
Гранатовое платье на глазах чернело, таяло.
…
Капрал и два нулевыхрядовых, вызванных им в качестве подкрепления, крались вдоль стен туннеля. Осторожно переступая, сдерживая дыхание.
Почти ничего не было видно. Неопределенные, долетавшие из глубины звуки указывали направление событий.
Что-то там, в туннеле, происходило. Слышался треск рвущейся материи. Какие-то сдавленные вскрики и всхлипывания. Затем хрип и шипение. Стоны, соответствующие стонам совокупления. Чавкающие звуки, самозабвенно жрущего чревоугодника.
Капрал смущен. Шаги его ватно-беззвучны. И также ватно ослабли почему-то ноги.
– Полная готовность. Возможно, рядом террористка…
Звуки в темноте все явственней. Нарастающие стоны и звуки насилия.
Капрал едва слышно:
– Оружие наизготовку. Фонари включаем по щелчку.
Еще несколько украдчивых шагов.
Щелчок пальцев.
Вспыхнули разом три фонаря.
Голое тело женщины мертво откинулось в руках насилующего ее полуобнаженного человека, покрытого мелкой цветной татуировкой-чешуей.
От желания встать тверже или от перевозбуждения совокуплявшийся человек скреб ногами, точно когтями пол.
Защитный шлем гвардейца валялся у стены.
Униформа, стянутая с верхней части гибкого извивающегося тела, болталась ниже выпиравшего длинным шипом синюшного копчика.
Капрал застыл в недоумении. Такого быть не может! Всего того, что он видел. И потом… спецшлем! И форма особого кроя. Это же литерный спецназ!
Меж тем разъяренный офицер, как обезумевший любовник терзал вывалившуюся из разорванного в лоскуты бархатного гранатового платья, тяжело опавшую без лифа, в синяках и вспухших багровых пятнах укусов большую грудь женщины. Тиская пальцами, рывком подтягивая ее к себе, припадая оскаленным ртом к белой колышущейся плоти, он то сотрясал тело несчастной, то бил о стену. То рвал к себе.
– Офицер!.. – Капрал был потрясен, и потому горло его сжалось. Он не мог выдавить больше ни слова.
Офицер не реагировал. Лишь на мгновение обернулся, сверкнув небывалыми изумрудными глазами, и с глубоким хрустом впился зубами в шею жертвы.
Что-то, булькнуло и полилось за спиной капрала, плеща и шлепая по шпале.
Запахло приторно и кисло рвотой.
…
Ночь за холмом была темна. Городской свет не долетал до площадки Депо №1. Праздничная иллюминация все еще висела на столбах, но была отключена. Ни единой души вокруг. Лишь в кабине паровоза на сиденье, без надобности свернувшись в калач, дремал машинист Люлькин Веспасиан. Высокое имя ему было позволено со вчерашнего дня как управителю Чугунного Воина.
Он дремал, и мнилось ему великое: покорение восставших иудеев им и двумя Титами. Титом Веспасианом Флавием и сыном его тоже Титом нежадным Веспасианом, благодетельствовавшим жертвам Помпеи.
Иудеи бузили, не внемля разуму, и приходилось им внушать ясные истины.
В ткани сна цветным воздухом кружила не узнанная машинистом многообещающая увертюра из оперы «Милосердие Тита». Люлькин был благодушен и небрежен во сне. Не узнавал увертюры, думая, что это ария Вителии, не улавливая различия в темпах.
И кисть руки дирижера, с витиеватым росчерком «Привет от Амадея». И что-то там еще.
Люлькин хотел прочесть – что именно? Но было лень. Опять же – многочисленные иудеи, бредущие по пустыне… Мягкий приятный песок и теплое солнце…
Сладко-сладко спалось сухонькому Веспасину на обширном кресле, сотворенном пропорционально паровой машине под размер зада невиданного и не слыханного.
Скрученный шатер лежал на помосте. Его оставили до утра лежать свинцовым бревном с перетяжками.
Паровоз самым малым прожектором светил перед собой на всякий случай. В рассыпавшемся золотистой пылью свете его показалась черная гибкая фигура, направляющаяся к туннелю. Показалась и скрылась, исчезнув в разверзнутой туннельной черноте.
…
Трупы лежали всяк по своему. Один у стены. Три других на железнодорожном пути, еще один – отстраненно, в отдалении. Отсюда его не было видно, но о нем следственной группе тоже было известно.
Группу вызвали ночью. По горячим следам.
– Ещё дымятся, – кивая на тела, заметил практикант Бульмишев, не видя никакого дыма, но испытывая тягу к высокому слогу.
Трупы и в самом деле ещё не остыли и были податливы.
Старший следователь Пяткин, в длиннополом пальто, с круглыми глазами, с рыжиной в волосах и в облике вообще, с толстыми, но не оттопыренными щеками, глядя на карманные часы, сообщил:
– Два тридцать ночи.
Шагнул, путаясь в полах, с трудом поймал карман пальто и спрятал в него часы. Заговорил привычно под запись:
– Сто двадцать третий метр гордеповского туннеля. Осмотр места преступления по территориальной принадлежности осуществляют старший следователь 3-го Участка младший майор Пяткин. Криминалист Загалдян. Ассистент-практикант Бульмишев. – Осмотрелся – скорее напоказ, поскольку все уже видел – и продолжил: – Тааак. У стены труп неизвестной. Труп обезображен множественными повреждениями. Наблюдаются разрывы тканей до обнажения скелетных костей. Кожные покровы черно-синюшного цвета. Заметны глубокие следы, напоминающие следы зубов. Укусы чередуются с откусами: края повреждений дают основание предполагать вырванные зубами куски… ммм… не то. Зачеркни «куски», напиши – фрагменты кожи и мышц. – Задумался и еще раз исправился: – Вместо «вырванные» – «вырывание». Предполагают вырывание… ммм… Как там целиком?
– …вырывание зубами фрагментов кожи и мышц, – прочитал Бульмишев.
– Пойдет. – Пяткин приподнял плечи и кивнул на труп: – Похоже, отхватывал и жрал. Или выплевывал.
– Но рядом ничего подобного не видно, – заметил Бульмишев. – Нет ни мышц, ни кожи.
Пяткин косо повел на него глазами и продолжал далее:
– Одежда на теле присутствует в виде обрывков. Лохмотьев. Так. Теперь эти… – Повернулся к останкам женщины спиной. – На железнодорожном пути, исходя из обмундирования, трупы сотрудников Госохраны. Все три имеют повреждения не совместимые с жизнью. У трупа номер один раздавлена грудь. У трупа номер два вывернуты руки, ноги. Тело завязано в подобие узла. Труп номер три со следами разрыва шейного отдела.
– Из шеи торчит второй позвонок. Голова сорвана с атланта. – Уточнил Загалдян.
– Голова трупа номер три, – диктовал Пяткин, – находится на расстоянии… метра двадцати сантиметров от тела.
Бульмишев, налитой жизнью молодой человек, делал записи в блокноте. Его с непривычки мутило, но он старался держаться профессионально, глядеть в листок и не блевать. Ему это удавалось. Лишь икал изредка.
Пяткин поощрительно тронул его за плечо: все нормально. И пустился в дальнейшее освидетельствование места преступления.
– В десяти метрах вглубь туннеля обнаружен труп путевого обходчика Голоколенцева, пропавшего накануне вечером.
– То есть – вчера? – Спросил Бульмишев. – Во время празднования?
– Предположительно. – Следователь оторвался от описания. Вначале указал пальцем вглубь туннеля, затем обрисовал им окружающее пространство, окрутив каждое из тел быстрой кривой, клубящейся линией, и пояснил сослуживцам: – Рабочие отправились искать Голоколенцева и обнаружили всю вот эту… трендедень. Далее. На лице трупа путевого обходчика багровый вздутый рубец. Иных повреждений не обнаружено. Труп расположен меж рельсов Р-65. Голеностопы, свисая, переходят за левый (если ориентироваться от Гордепо) рельс носками вперед и вниз. Тело скрючено в пояснице и вывернуто фронтально, лицом кверху. Голова лежит на металлической подкладке промежуточного костыльного скрепления для деревянных шпал неразделенного типа противоположного рельса. Затылочной частью на двух костылях К-130. В кармане куртки обнаружен клемный притяжной болт, применяемый в креплениях иной конструкции ж/д полотна.