Я вспомнил ораву дочерей Люн, пигалицу Агафью, несовершеннолетнего Павла. Пожалуй, объяснить мое семейное положение постороннему человеку будет довольно сложно.

– Детей нет. Мы только сошлись.

– Ох, беда с вами. На самом деле справка не обязательна, – женщина сделала драматическую паузу. – Десять тысяч, больше не дам. Отдадите через месяц, под два процента.

– В месяц?

– В день.

Некисло, за полный срок набежит больше восьмидесяти процентов. Спустя год, даже без учета пеней и штрафов, я должен буду вернуть тринадцать с половиной миллионов. Сомневаюсь, что это законно. С другой стороны десятка – мелочь, отдам, как только доберусь до квартиры.

Женщина сноровисто отксерокопировала паспорт и распечатала договор. Уточнять, что мне надо гораздо меньше денег, я не стал. Сумма в любом случае смехотворна. Спустя пару минут я уже тянулся к новеньким купюрам на столе. Но неожиданно мой рукав перехватила грязная ладонь. Толстушка возмущенно взвизгнула:

– Отпусти его! Бомжара проклятый, я охрану вызову!

Почему сразу не вызвала? Неисправна тревожная кнопка? В отличие от женщины, меня незнакомец не пугал. Возможно, год назад я бы разволновался и не понимал как себя вести, но после пережитого даже не вздрогнул. Прекрасно знаю свои возможности, раскроить голову этому ханурику не составит труда. Разве что кулаки потом будут плохо заживать и суставы ныть. Немного жаль заляпанный грязью рукав пиджака, близняшки долго отстирывали его после моих приключений.

– Руку убрал, – произнес я спокойно, но бродяга мгновенно отдернул ладонь, отодвинувшись подальше. – Денег хочешь?

Вблизи он выглядел отвратительно: жидкие седые волосы пропитались потом, набухшая вена на шее часто дергалась, низко посаженные глаза лихорадочно блестели. Психованный, что ли? Заметно, что ему тяжело. Кому как не мне знать: жизнь порой подкидывает слишком много проблем разом. Оказавшись в похожей ситуации, я хотел бы получить немного поддержки от окружающих. Однако мужчина не взял протянутую тысячу.

– Это ты! Я узнал по лицу!

Точно невменяемый. В Питере лично меня знают многие, но такого кадра я бы запомнил.

– Вы обознались.

Не обращая внимания на невнятное бормотание мужчины, я пошел к выходу. Но стоило прикоснуться к дверной ручке, он перешел на крик:

– Ты обещал леденец, человек из снов. Одежда другая, но лицо не изменишь!

Я вздрогнул и резко развернулся:

– Что я тебе сказал? Дословно!

– Жди меня вечером в займах на углу. Попроси конфету черного цвета. Это решит все проблемы.

Значит, бывший учитель теперь использует мой образ. Хуже того, он знал: я окажусь здесь в это время и с артефактом. Что за ересь? Я сам принял спонтанное решение пару часов назад, а бродяга ждет с вечера.

– А если я откажусь?

Мужчина наморщил лоб, вспоминая.

– Ты из сна просил напомнить тебе из реальности: «Сладости принадлежат хозяину». «Надо придерживаться правил». Что-то про распыление на атомы, но я не запомнил.

Кто бы еще объяснил мне эти правила.

– Так, наркоманы проклятые, пошли вон отсюда! – запищала запыхавшаяся от волнения женщина. – Патруль уже подъезжает!

В памяти всплыли мистические несчастные случаи, приключившиеся с теми, кто перечил Черному человеку. Бог или демон, но мешать его планам опасно для жизни. Развернувшись так, чтобы бродяга не видел пакет с леденцами, я достал черный, спрятав остальные. Пальцы тут же свело от магического холода. Наставник не врал, этот цвет самый могущественный.

– Я точно обещал черный леденец?

Судя по внешнему виду, мужчине больше подошел бы зеленый. Бродяга судорожно закивал и потянулся к конфете.

– Только с одним условием! – На улице протяжно взвыла сирена, стоит поспешить, пока ханурика не забрали в вытрезвитель. – Опишешь мне все, что почувствуешь. В подробностях!

– Да-да, конечно!

Мужчина почти вырвал у меня леденец и жадно проглотил его. Эффект проявился сразу. Лицо покрылось красными пятнами, а изо рта пошла пена. Схватившись за горло, бродяга завалился на пол, дергаясь в конвульсиях. Когда он затих, перестав дышать, я осторожно развернулся к выходу, представляя, что сейчас начнется. Однако скрип дверных петель заставил замереть на месте.

В помещение зашли двое полицейских. Крепкие, накачанные, с дубинками у пояса и автоматами на ремнях. Реформа пошла полиции на пользу, прямо гордость берет за начищенные бляхи.

– Ловите их! На полу наркоман, а в костюмчике дозу ему продал! – громко пискнула толстушка.

– Тише, гражданочка, во всем разберемся. Оп-па, да тут жмур. – Старший проверил пульс у бродяги и сокрушенно покачал головой. – Вяжи его, Вася. И в диспетчерскую сообщи, а я сниму показания.

Побледневшая толстушка не верещала, а с ужасом смотрела на меня. Такой исход Черный запланировал с самого начала? Какая бездарная трата артефакта. Наручники с сухим щелчком защелкнулись на моих запястьях. Молодой полицейский сноровисто обшарил карманы пиджака, перекладывая находки в поясную сумку. Произошедшее выглядело настолько глупо и нерационально, что я громко рассмеялся. Такие проблемы на ровном месте.

– Вась, упакуй клиента. Буйный, походу.

Меня вывели на улицу и грубовато запихнули на заднее сидение новенькой Нивы. Машина не была оборудована специальными решетками для буйных пассажиров и, возможно, не являлась патрульной. Но у меня назревали дела поважнее, чем разглядывание салона.

– Имя Фамилия Отчество? – начал заполнять протокол Василий. – Молчишь? Точно, у меня же паспорт твой есть. Туплю.

– В тюрьму не пойду, – угрюмо буркнул я под нос, но мужчина услышал.

– Это суд решит, стиляга. Посиди тихонько, скоро все кончится.

Липкий страх захватил меня целиком, пробуждая неприятные воспоминания. Баланда, двойные койки без матрацев, сырая камера, тихие разговоры по углам, полные ненависти взгляды и раскачивающиеся возле кровати зомби. Где там Павел? Закрыв глаза, я легко отыскал огонек своего телохранителя. Судя по траектории, он дергается в танце. Даже не задумываясь, что делаю, я заорал вслух:

– Бегом сюда! Сижу в патрульной машине! Вытащи меня! Быстро!

– Вот неугомонный. Сказал же – помолчи, тебе дубинкой прописать? Укажу сейчас сопротивление при задержании. Если…

Договорить Василий не успел. Две пули аккуратно вошли ему в висок, застряв в черепе. Я считал, что все полицейские машины оснащают бронированными стеклами, но, видимо, на этой решили сэкономить. Возле водительской двери стоял запыхавшийся Павел с пистолетом в дрожащей руке. Его лицо выражало крайнюю степень непонимания происходящего. Он разблокировал двери и выволок меня за подмышки из машины, действуя как будто на автомате.

– Ты чего натворил?

– Я, я, я, – начал заикаться подросток.

Похоже, это первый человек, которого он убил. Но плакать над погибшим служивым было некогда. Выскочивший из микрокредитов полицейский пустил предупредительную очередь в воздух. И сразу вторую – в тело растерявшегося Павла. Я почувствовал боль в плече и чужую теплую кровь на лице. Слишком много крови. Побледневший телохранитель рухнул на меня, придавив. Белоснежный костюм мгновенно пропитался красным.

– Вася, ты живой? – разбитое стекло хрустнуло под берцами. – Твою мать, первое дежурство у пацана. Вот что вы за люди, а?

У каждого здесь свое горе. Остекленевшие глаза мальчишки укоризненно смотрели сквозь меня. Будущий Мистер Олимпия не добрался до пьедестала. Не уберег парня, подставив под пули. Полицейский пинками отбросил тело Павла и направил дуло автомата мне в лицо. Ночное небо вдруг стало особенно красивым, и даже мокрый асфальт казался приятным на ощупь. Я вздохнул полной грудью, понимая: конец близок. Не нужно быть телепатом, чтобы понять намерения мужчины.

Бытует мнение, что смерть нужно встречать с широко раскрытыми глазами. Смело смотреть ей в лицо, а еще лучше – громко хохотать. Если это правда, то я абсолютный трус. Не в силах выдержать напряжения момента, я зажмурился так крепко, будто это могло защитить мое лицо от пули. Еще говорят, что перед внутренним взором проносится прожитая жизнь. Правда, я ощущал лишь сожаление об упущенных возможностях и собственной бездарной кончине. Прошла секунда, другая, но выстрела так не последовало. Вместо автоматной очереди раздалось… чавканье?